Бумажный тигр (II. - "Форма") (СИ) - Соловьев Константин Сергеевич

Не четыреста фунтов — все шестьсот[204], механически прикинула та часть рассудка Лэйда, что осталась не придушена ужасом и теперь вхолостую крутила невидимые и бессмысленно щелкающие рассудочные шестерни, не связанные более с телом. И отнюдь не жир. Под алой, гладкой и лоснящейся, как сырое мясо, кожей отчетливо были видны мышцы, чье расположение лишь местами соответствовало человеческой анатомии, по большей части они крепились к костям, которых не было в человеческом скелете. Эти мышцы ворочались на своих местах, напоминая жирных узловатых угрей, въевшихся под кожные покровы и копошащихся под ней, извиваясь и переплетаясь друг с другом. Чудовищная мощь, отвратительная в своем гипертрофированном сверхчеловеческом строении — так мог выглядеть Адам, заключенный на тысячи лет в ад, где Люцифер в порыве своей садистской страсти истязал его, перекраивая сотворенное некогда Господом тело, придавая некогда совершенным чертам изуверское и в то же время нечеловечески-изящное строение.

Он был алым, точно минуту назад искупался в парной крови, и вынырнул, еще влажный, окутанный багряной мантией, сладостно отфыркивающийся и полный сил до треска в бугрящихся подкожными волдырями мышцах. Стоило ему войти, как позади него распахнулись тяжелые кожистые крылья, пронизанные поперечными костяными отростками и трепещущие за спиной.

Из распираемой мышцами шеи, толстой, как древесный ствол, торчала голова, увенчанная двумя парами тяжелых изогнутых рогов, похожих на буйволиные. Словно в насмешку над искаженным телом неизвестный скульптор пощадил его лицо, оставив ему отчетливо человеческие черты, но и те несли на себе отпечаток противоестественной природы, страшную печать родства с Ним. Губы были вывернуты наизнанку и напоминали куски сырого мяса, между которыми виднелись, точно обломки кости, неестественно белые зубы. Из-под тяжелого покатого лба на Лэйда смотрели лишенные век глаза, пронизанные багровыми кровавыми жгутами капилляров, в центре которых располагалась несимметричная клякса серого зрачка.

Чудовище распахнуло пасть, ощерив частокол выпирающих из обнаженного кровоточащего мяса зубов, отчего по всей комнате, заглушая вонь бальзамированных тел, распространился кисло-сладкий аромат уксусной эссенции.

— Добрый день, джентльмены, — в темной расщелине пасти шевельнулся узловатый, похожий на высохшую и полусгнившую змею, язык, — Приятно видеть, что вы…

Лэйд выстрелил, целясь точно промеж зубов. Так, чтоб пуля ударила точно в глотку, загнав внутрь распахнутого алого зева так и не произнесенные слова. Чтоб превратила шейные позвонки в кроваво-костяной сгусток, вышибленный наружу сквозь затылок.

Попал. Он знал, что попал точно в цель, несмотря на едкий пороховой туман, затянувший всю комнату, и звенящие желтые солнца, пульсирующие перед глазами. Прицел был выверен, а рука не дрожала. Лэйд знал, что увидит, когда рассеется дым. Мистер Роберт Адамс, изобретатель револьверной пули в калибре ноль-четыреста пятьдесят, был образцом здравомыслящего, образованного и учтивого британского джентльмена, однако при всех своих несомненных достоинствах излишним гуманизмом не отличался. Пули его конструкции, выпущенные в упор, обыкновенно оставляли после себя весьма неприглядную картину в виде размозженных страшным ударом тканей и переломанных костей. Не очень изящно, зато действенно и надежно.

Лэйд ощутил, как машинально напряглись колени, готовые ощутить громоподобный удар тяжелого тела. И тревожно зазвенели, не ощущая этого самого удара, от которого должен был содрогнуться пол. Что-то было не так. Этого еще не ощущал мозг, но об этом тревожно пела превратившаяся в ледяную прожилку поджелудочная железа, наполняя нутро тревожным липким соком. Что-то было не так, он где-то ошибся или…

— Судя по всему, вы тот, кого на улицах именуют Бангорским Тигром, — унизанный выступающими венами язык несколько раз сладострастно причмокнул, точно чудовищепробовало его имя на вкус, — Я полагал, что мы с вами рано или поздно встретимся, но даже не подозревал, что это случится при подобных обстоятельствах. Знаете, как-то в Найнитале[205] я познакомился с одним молодым парнем по имени Джим. Кажется, его звали Джим Корбетт. Славный малый, управлявшийся с ружьем лучше, чем болтун по прозвищу Буффало Билл. Ему не было и двадцати, а за ним уже числилась дюжина леопардов и тигров…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Чудовище говорило человеческим голосом, но голос этот, рожденный в оскалившейся пасти, был странного свойства и странного тембра. Низкий, немного насмешливый, он растягивал слова на знакомый Лэйду манер с острым хрустящим «р», свойственный многим уроженцам Шотландии, сумевшим задавить хорошим образованием раскатистый гэльский говор.

— За полгода до моего приезда он свалил Чампаватскую тигрицу-людоеда, унесшей жизни по меньшей мере четырех сотен человек. Охота на тигров вообще была его страстью. Даже я, человек пришлый, невольно стал его уважать. Для меня, дельца, охота на тигров всегда казалась сродни игре в русскую рулетку — до последней минуты не знаешь, кто на кого охотится, но он…

Лэйд выстрелил еще раз, ориентируясь больше по силуэту. Тяжелой грузной тени, замершей в дверном проеме. В этот раз он даже услышал удар пули — глухой влажный хлопок, с которым свинцовая пилюля сплющивается, ощутив сопротивление плотной преграды. Хлопок, оборвавшийся в пустоту, не породивший ни предсмертного стона, ни скрежета сведенных от боли зубов.

Тигры не ошибаются. Не в таких вещах. Но…

Он услышал смешок, сухой и колючий, как треск лопнувшей под подошвой сапога старой кости.

— На три дюйма выше, чем следовало. И я не думаю, что дело в револьвере, прицел-то выверен как надо. Я думаю, у вас просто дрожат от страха пальцы.

Силуэт шевельнулся, обретая четкость в полупрозрачной пелене пороховой гари. И Лэйд ощутил, как шею и плечи обожгло сотней зудящих уколов. Чудовище усмехалось ему ощеренной пастью.

— Этот малый, Джим Корбетт, рассказал мне, что охота на тигров не так тяжела, как кажется многим. Да, тигр — дьявольски опасный враг, наделенный огромной силой. Хладнокровный и хитрый, когда это необходимо — и яростный как отродье Ада, когда того требуют обстоятельства. Он сильнее ягуара, хитрее льва, терпеливее и мудрее пантеры… А еще он превосходный стратег. Он знает, как и где подстерегать дичь, как уходить от облавы, как обманывать охотников и сородичей. Однако эта звериная хитрость, делающая его столь опасным, является его же слабостью.

Чудовище двинулось вперед. Под его туго натянутой и влажной алой плотью неспешно перекатывались чудовищно раздувшиеся мышцы, едва слышно потрескивали сочленения сросшихся под неестественными углами костей. Не чудовище, подумал Лэйд, чувствуя, что разливающийся по внутренностям ледяной сок стремительно вытягивает силы. Нечто иное. Нечто большее. Человек, впитавший в себя божественное благословение, только божество, избравшее его своим апостолом, больно, безумно и извращено. Демон. Существо, рожденное от Его крови и наделенное дьявольской мощью.

Оно не было неуязвимым, Лэйд видел отверстия, оставленные в его алой лоснящейся шкуре пулями. Одно в центре ладони, похожей на свисающего с безвольно обвисшими лапами багрового паука. Ладони, которой это отродье с феноменальной скоростью успело прикрыться. Другое — на правом плече, по центру неестественно вздувшейся дельтовидной мышцы. В ранах не было крови, вместо нее на пыльный пол, змеясь по чудовищным обводам, сочилась мутная и тягучая сукровица, распространявшая удушливый уксусный запах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Самая главная штука в охоте на тигра — обернуть его хитрость против него же. Дать ему возможность увериться в собственном могуществе, выманить в нужное место, убедив в том, что его нападения никто не ждет — и захлопнуть ловушку. Тигр, в отличии от прочих хищников, не впадает в панику от грохота ружей, он способен растерзать целую собачью свору и почти не боится огня, который приводит в ужас прочих тварей. Но стоит лишь ему осознать, что из всесильного охотника он превратился в жертву, как выдержка и мудрость изменяют ему. Тигр всемогущ лишь пока уверен в собственном превосходстве. Лиши его этого чувства — и он сделается такой же трусливой тварью, удирающей при виде ружья, как и прочие. Однако если вы думаете, что все это я устроил ради вас, мистер Тигр, вам суждено быть разочарованным в лучших чувствах. Вы интересуете меня не больше, чем мошка, случайно залетевшая в стакан. Всего лишь самоуверенное реликтовое животное, слишком ничтожное даже для того, чтоб сделать из него трофей. Нет, меня интересуете не вы. Меня интересует он. Мистер Уильям, которого я рад поприветствовать в своем доме.