Мои останкинские сны и субъективные мысли - Эльхан Мирзоев

На вторник 18 июля запланировано было начало эвакуации россиян. Накануне вечером встретились с Асадом Дейя, главой «Дома русской культуры» в Набатийе [1]. Утром он добрался до Бейрута со своей семьёй. Максимум трехчасовой путь на автомобиле преодолели за несколько дней, по дороге от бомбёжек прятались в брошенных домах. Вещей с собой не было — уезжали, в чём были. Но по нему, по его жене-москвичке Лилии Волченко и детям и не скажешь, что пережили столько трудностей — настроение у них было приподнятое, шутили, смеялись.

— Мне соседи сказали — у меня дом разрушен. Я так и думал… Мы ведь жили совсем рядом с границей. С крыши израильские пограничные посты было видно. У нас такой большой и красивый дом был, — живо описывал Асад.

— Что-то ты не выглядишь грустным, — удивился я ему.

— Семья-то цела, — в свою очередь Асад удивился мне. — Я смог вытащить семью. Скоро они будут в Москве.… А дом я ещё отстрою. Мы с женой молодые — успеем.

Всё же, позитив ливанцев мне очень нравится. Накануне этого разговора, сидим с Владом на ступеньках Beirut Media Center, молча курим одну за одной — только что еле унесли ноги из-под бомбёжки около разрушенного аэропорта, и вдруг ему звонит жена из Москвы — вся в слезах и пытает его: «У меня сейчас утюг сгорел. Что же мне делать?»

Одну ливано-русскую семью мы с Владом решили приютить у себя в гостинице. Али Саади и Таня Шинелина с маленьким сыном жили в южно-ливанском городке Майфадун. В Бейрут добирались в забитой беженцами машине. Идти им было некуда. Хотя у себя в городе Али был очень известным и состоятельным зубным врачом. Очень трогательная молодая пара. В начале Али радовался, что есть, где жить, и что жена с ребенком попали в списки эвакуируемых. А вечером за ужином постоянно ёрзал на стуле. А потом мне признался:

— Понимаешь, у меня там пациенты остались. Я одному ровно накануне начала войны поставил пломбу и сказал, чтобы приходил через неделю — надо доработать… Что он сейчас будет делать?

Мне стало смешно, но сдержался и попытался его утешить:

— Ну, война. Ничего не поделаешь. Сделаешь, когда это всё закончится — со скидкой.

— Нет, ты что? А если он сидит там и меня ждёт, ищет? Надо возвращаться. Вот только Таню с сыном отправлю… А здесь в Бейруте мне что делать? Страшно, правда, очень ехать…

Они ночевали в моём номере, а я перебрался к Владу. Узнав про это, директор гостиницы, ливанец, пришёл пожать нам руки.

Вообще, люди бывают разные. Без «добрых» людей мир тоже не обходится. В Ливане я был так рад, что в моём родном Баку НТВ не транслируется — родителям обещал, что больше в «горячие» точки ездить не буду. И вдруг однажды поздно вечером звонит мама:

— Мне здесь знакомые звонили, у кого есть спутниковые тарелки. Говорят, ты в Ливане на войне. Соседка сейчас заходила — смотрела тебя в Бейруте…

— Да нет, мама. Какой Бейрут. Я на Кипре, — у меня запланирована была командировка на Северный Кипр, и родители про это знали, но началась ливанская война. — Лежу в номере, очень жарко.

В этот момент началась очередная бомбёжка — израильтяне не желали спокойной ночи бейрутцам. Но я не беспокоился — мать плохо слышит.

— Не забывай есть там фрукты, дорогой…

Потом, через пару месяцев, когда был у родителей, мать опять вспомнила:

— Я им тоже всем говорю, что ты на Кипре. Какие странные люди — Ливан от Кипра отличить не могут. Как им географию в школе преподавали? Знаешь, сейчас в школах вообще ничему не учат.

— Нет, мама. Их в семье ничему не учат. Как можно пожилым людям рассказывать такое про их сына? А я и в правду тогда на ливанской войне был.

Мать весь вечер меня ругала. А я вспомнил, как меня мой друг писатель и журналист Валех Рзаев учил: «Журналист не должен забывать, что его репортаж про обычных людей могут смотреть их родные и близкие. Есть самая простая проверка, что этично, а что нет — поставь себя и своих родных на их место». Но у меня это тоже не всегда получается.

Утром перед российским посольством сразу попали в родную среду. Эмоции, неразбериха. «Мы комментарии для тиви не даем. Окей?», с претензией сказал высокий загорелый парень в шлепанцах и с большой замотанной скотчем сумкой, откуда выглядывала длинная доска для сёрфинга. Тиви? Окей? Так разговаривают наши «белые воротнички», считающие, что они тоже из гламурной тусовки. Как ты-то сюда попал? Точно, человек зол, что не дали всласть покувыркаться в тёплых ливанских волнах. Могу поспорить, что работает в западной компании в Москве или в Питере. Точно, в Питере. Не знаю — как понял, но ставлю 200 долларов.

— Вы не из Петербурга, случаем?

— Да, из Питера. А что? — поразился сёрфингист и с подозрением посмотрел на свою доску.

Ещё одна. Пожилая женщина, дочка которой упала в обморок от эмоций и жары, толкнув меня в грудь: «Ах, вы журналюги, что же вы это тут снимаете. Вы лучше, сделайте так, чтобы мы отсюда уехали. Нас тут все забыли».

— Ну, ты что, коза, делаешь-то?

Это группа девушек — пьют пиво и легко себя ведут. Представились, как «девочки из Белоруссии», и засмеялись. Катя (имя изменено) ругалась сиплым голосом и горячилась — была очень недовольна уровнем дипломатических отношений между Бейрутом и Минском. Видимо, с непривычки путала официозную речь с просторечно-матерной:

— Лука сказал, что здесь, блять, нет белоруссцев. Нам из Минска родные звонят — сказал по телевизору. Говорит, на консульском учёте граждан Беларуси нет. И никто не обращался в дипломатические представительства, блять, на Ближнем Востоке. Нет там наших, говорит. Всё! Эвакуировать некого. Хотя здесь очень много девочек из Белоруссии. А тут — война. Ну, не мудак, а? А мы что — не люди, блять?

Девушкам обещали эвакуировать их со второй группой россиян на следующий день.

Списки были, но когда разрешили садиться в автобусы, люди бросились к ним, как за хлебом в начале 90-ых, с давкой и криками. В первой группе могли уехать только 250 человек — и те, кто только вырвался с пылающего юга Ливана, кричали, что их надо увозить в первую очередь. Некоторые, кто был в списке первой группы, так и не попали в автобус. Еле-еле посольским удалось взять ситуацию под контроль. На погрузку ушло несколько часов. Кстати, отправляя вторую группу, учли все ошибки — людей запускали по спискам на территорию посольства и там сажали на транспорт.

Северная дорога в Сирию лежит вдоль моря и намного длиннее, чем восточная Бейрут-Дамаск. Но последняя тогда была очень опасна из-за бомбёжек. Чтобы израильские летчики не палили по транспорту с россиянами, прямо на территории посольства на крыши автобусов краской рисовали российский триколор.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});