Служитель египетских богов - Челси Ярбро

— И… кто же он? — Мадлен мысленно выбранила себя. Не следовало задавать этот вопрос. Если признание в беременности далось Риде с трудом, то назвать имя любовника для нее будет и вовсе невыносимо.

— Он француз, обещал жениться, говорил, что согласен на двоеженство. — Девушка промокнула глаза рукавом.

Мадлен замерла.

— Это Бондиле? — Она знала ответ еще до того, как Рида кивнула. Кто же еще мог пойти на подобную низость? — А он знает?

— Я думала, он будет рад. — Девушка словно окаменела. — А он только и сказал, что ничем не может помочь. Ничем. — Кровь отхлынула от ее щек. — Он никогда больше на меня не посмотрит. Сказал, что ничем не может помочь, и ушел.

От приступа бешеной ярости Мадлен захотелось кричать, но она удержалась.

— Когда вы с ним говорили? — ровно спросила она.

— Сегодня. За час до заката. — Девушка обхватила подушку, на которой лежала, и простонала: — Он никогда больше не будет со мной.

Мадлен едва заметно поморщилась, разглядывая свои руки.

— А зачем вы меня искали? И как нашли?

— Все говорят, что вы потерялись в пустыне, погибли. — Рида села и стала раскачиваться, словно бы убаюкивая себя. — Я очень переживала. А потом случайно услышала разговор двух рабочих. Один говорил другому, что вам удалось спастись. Я подкупила первого, он отвел меня еще к одному человеку, а тот за хорошую мзду сказал, где найти старуху, которая знает, как вас отыскать. Я встретилась с ней. Это стоило мне драгоценного камня.

— Понятно, — сказала Мадлен, чтобы что-то сказать. Что за старуха знает, где ее отыскать? Кому еще она проболталась? Надо бы утром поговорить с Гюрзэном, пусть выяснит все досконально.

— Отец пока ни о чем не догадывается, но как только поймет, что со мной, тут же от меня отречется и сдаст судье. — Девушку охватила дрожь. — Можно считать, я мертва.

— Пока еще нет, — возразила Мадлен и, поднявшись с подушки, заходила по комнате. Если бы при ней кто-то был — слуга или охранник, — она могла бы что-нибудь предпринять, а так им придется, теряя драгоценное время, ожидать прихода монаха.

— Что мне делать, мадам? Вы можете что-нибудь посоветовать? — Глаза Риды вновь наполнились слезами. — Я не хочу умирать.

— Мало кто из нас этого хочет, — сказала Мадлен, останавливаясь возле окна. В саду закричала ночная птица, потом вторая, третья… Что их обеспокоило? Мадлен, взглянула на Риду. — За вами никто не следил?

— Нет, — ответила девушка, вздрогнув.

— Вы уверены? — спросила Мадлен и, не дожидаясь ответа, продолжила: — Что-то тревожит птиц.

— Крысы. Собака, кошка. — Рида вжалась в подушку, подтянув колени к груди.

Мадлен покачала головой.

— Не думаю, — проговорила она одними губами и наклонилась, прислушиваясь.

Где-то поблизости заблеяла коза, потом тявкнул пес, но уже в отдалении.

— Уходят, — прошептала Рида. — Хорошо.

В следующее мгновение ставни другого окна разлетелись в щепки под ударами двух дубинок, и сквозь пролом в комнату впрыгнул Ален Бондиле, сопровождаемый своим верным прислужником Юрсеном Гибером.

— Отлично, — сказал он, переводя взгляд с одной женщины на другую. — Наконец-то мы сможем без помех все уладить.

Рида закричала, глаза ее страшно расширились.

— Нет! Нет! Нет!

Подкатившись к стене, она взвизгнула и съежилась, стараясь сделаться незаметной.

Мадлен, заложив руки за пояс, прикрыла кинжал складками юбки. Силы ее еще были не те, чтобы противостоять двум мужчинам, и все же она не двигалась с места, спокойно разглядывая незваных гостей.

— Займись ею, Гибер, — велел Бондиле, указывая на Риду, потом, поигрывая дубинкой, повернулся к Мадлен. Вид у него был скучающий, словно у щеголя, фланирующего по бульвару. — До меня дошел слух, будто вы вовсе не умерли.

— Вопреки вашим стараниям. — Мадлен осталась довольна невозмутимостью своего тона.

— Сути оказался не таким хорошим стрелком, каким пытался себя представить, дернув бровью, пояснил Бондиле. — Как вам, однако, удалось выжить в таком пекле?

— Мне повезло найти тень, — сказала Мадлен. — Откровенность за откровенность. Как вы меня отыскали?

— Это было нетрудно: я приказал Гиберу следить за девчонкой. Когда она тайком удрала из отцовского дома, Гибер пошел за ней, по дороге прихватив и меня. — Негодяй небрежным взмахом руки указал на ветерана наполеоновских войск, уже успевшего прижать Риду к стене и опутывавшего ее руки веревкой. Египтянка тоненько подвывала. — Вяжи потуже, — распорядился профессор. — И заставь ее прекратить это нытье.

Мадлен шагнула к Гиберу.

— Перестаньте. Что вы себе позволяете?

Тот не повел и ухом.

— Она заткнется, — заверил он и схватил Риду за волосы. — Замолчишь — отпущу.

Рида тут же притихла.

— Так-то лучше, — одобрительно кивнул Бондиле, подходя к странной паре. — Самолюбивое, тщеславное существо, как ты умудряешься быть столь безмозглой? — Он лениво ударил девушку по щеке.

Мадлен протестующе вскрикнула, и Бондиле обернулся.

— По крайней мере, эту дуру оправдывает ее глупость, но вы-то, мадам! Вы ведь довольно умны, хотя и упрямы. С чего же вам вздумалось соваться в дела, совершенно вас не касающиеся? — Он по-хозяйски взял Мадлен за плечо и начал медленно стискивать его пальцами. — На вас не действовали ни уговоры, ни перспективные предложения, ни разумные доводы. Что же мне было делать? Вы сами во всем виноваты.

Боль в плече сделалась нестерпимой, но Мадлен даже не поморщилась, чтобы не доставлять мучителю удовольствия.

— Жаль, но придется от вас избавиться, — продолжал Бондиле. — На мадемуазель Омат мне плевать, но вы — другой сорт. У вас ярко выражены определенные способности к аналитическому мышлению, что вдвойне удивительно. Женщины, как существа недалекие, интересуются древностями только в том случае, если видят в них украшения, аристократы — когда есть надежда пририсовать что-то к гербу. — Он убрал руку и засмеялся, восторгаясь собственным остроумием.

Рида задергалась, пытаясь освободиться от пут.

— Я любила тебя. А ты меня погубил.

Бондиле даже не повернул головы, но снизошел до ответа.

— Ты сама напросилась. Я был тебе нужен гораздо больше, чем ты мне. Не мог же я отказать красотке, готовой на все услуги. — Он снова перевел взгляд на Мадлен: — А вот вы так и не приняли моих ухаживаний, мадам. До сих пор не пойму почему.

— Вы отвратительны, — сказала Мадлен будничным тоном — так, словно обсуждала достоинства поданного к обеду напитка. — Ваше главное свойство — подлость. И то, как вы обошлись с мадемуазель Омат, доказывает, что я абсолютно права. — Кинжал по-прежнему был на месте. Она еще раз поправила юбку, драпируя его рукоять.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});