Собрание сочинений в 2-х томах. Т.II: Повести и рассказы. Мемуары. - Арсений Несмелов

Мальчик толково рассказал, что в рядах красных паника, ибо они оказались почти в кольце белых и каждую минуту ждут гонцов из другого партизанского отряда, который вечером вел бой верстах в пятнадцати к северу от деревни. Если вести о бое будут для них неблагоприятны, партизаны сейчас же покинут деревню, но предварительно умертвят всех пленных…

Мальчик, рассказывая, дрожал в своей мокрой одежде.

Поручик Такахаси дал ему глотнуть саке из своей фляжки; спросил:

— Сам ты кто? Мальчик из этой деревни?

— Нет, — стуча зубами, ответил тот. — Я сын священника из соседнего села. Мой отец среди пленных. Отец и другие послали меня к вам.

— Как же тебе удалось бежать?

Мальчик продолжал свой рассказ:

— Мы сидели в сарае. Общими силами, руками, подкопали под стенкой дыру, и я пролез в нее. Деревню я хорошо знаю, знаю и брод через реку, он там, — показал мальчуган рукой, — правее вон тех деревьев.

— Почему же не вылезли за тобой другие? — продолжал допрос Такахаси.

— Там нет больше детей, я только один. Много стариков, есть женщины. Если бы часовой обнаружил побег, он поднял бы тревогу, всех бы убили. Он и на меня-то едва не наступил, проходя мимо, когда я лежал, спрятавшись в лопухах около гряд.

Так! — поручик Такахаси стал думать. Он курил, пряча огонек папиросы в рукав шинели. Вокруг стояли солдаты; металлические части их винтовок чуть поблескивали в лучах уже по-осеннему ярких звезд. Потом поручик Такахаси встал и, сказав несколько слов по-ниппонски своим солдатам, отправился на русский участок.

* * *

В кустах, за своими окопами, добровольцы капитана Седых сумели найти глубоченную яму и разложить в ней небольшой огонь. Офицеры сидели теперь в ней и пили чай. Появлению поручика Такахаси все обрадовались.

— А я только что послал к вам связь звать на стакан чаю — сказал Игнат Петрович. — Ан уж вы и сами тут. Легок на помине!

Поручик Такахаси присел рядом, взял в руки жестяную кружку с дымящимся чаем и без торопливости рассказал о мальчике-перебежчике и обо всем, что тот ему поведал.

Офицеры ахнули:

— Пятьдесят ни в чем не повинных людей погибнут, когда спасение так близко! Что делать? Так этого оставить нельзя!

Поручик Такахаси молчал.

Прапорщики Аркаша и Паша предложили немедленно же атаковать деревню и, выбивши из нее красных, освободить пленных. Но Седых резонно отверг этот план: единственным бродом воспользоваться всему отряду невозможно. Река же глубока и быстра, — сколько людей перетонет в ней, впотьмах переправляясь через нее под огнем двух вражеских пулеметов. А свои пулеметы как мы переправим, по воздуху?

— Нет, Паша-Аркаша, вы хоть и ученые, но план ваш никуда не годится. Мы еще и переправиться не сумеем, как уже пленных перестреляют. Так-то! Ваше мнение, поручик Такахаси?

Поручик Такахаси бросил в огонь докуренную папиросу.

— Я с вами согласен, капитан, — ответил он. — План господ прапорщиков очень смелый и красивый, но немножко легкомысленный. Я думаю так, — надо попытаться освободить пленных, но без риску больших потерь. Надо немножко хитрить военной хитростью.

— Но какая же тут военная хитрость, если их вчетверо больше и между нами река?

— Вот тут-то и должна быть военная ловкость. И смелость.

— Ваш план?

— Он такой. Я передам командование своим отрядом моему офицеру, который при орудии, а сам пойду с мальчиком в деревню, сниму часового и освобожу пленных.

— Это безумие! — вскричали офицеры.

— Нет, — без волнения ответил Такахаси. — Это вовсе не безумие, а только риск. Я пойду не один, конечно. Я возьму с собой двоих моих солдат, которые умеют так же бесшумно ползать, как и я. Знаете, так же тихо ползать, как ползают змеи. Мы захватим с собой только ручные гранаты. Я, конечно, еще и револьвер…

— Всё равно, это сумасшествие!..

— Я еще не кончил, капитан. Мальчик говорит — а он очень толковый мальчик, — что он пробирался к нам почти час. Значит, столько же времени потребуется и нам, чтобы оказаться поблизости от того сарая, в котором находятся пленники. Четверть часа мне нужно на приготовление. Значит, я думаю так. Через час с четвертью вы начинаете демонстрировать наступление на левый край деревни, по этому же краю мое орудие открывает огонь. Пленные же находятся в правом конце деревни. Красные стянут свои силы именно туда, произойдет неразбериха, сумятица… Я с моими людьми воспользуюсь этим. Что?

— План отличный! — восхищенно воскликнул прапорщик Аркаша. — Я, поручик, отправлюсь с вами. Вы разрешите, Игнат Петрович?

— Но кто вас поведет? — не отвечая прапорщику, обратился Седых к Такахаси. — Ведь надо знать дорогу. Кто будет проводником?

— Мальчик. О, он очень толковый мальчик, и на него мы можем положиться, ведь там ждет спасения его отец.

Через минуту Такахаси и прапорщик Аркаша уже покинули яму. Люди в окопчиках зашевелились. Послышалась негромкая речь, раздалась приглушенная команда. То там, то здесь зазвякало снаряжение. Добровольцы, неся в руках винтовки, на штыках которых отблескивал звездный свет, один за другим стали подаваться влево и вперед. Завозилась ниппонская прислуга у орудия. Поползли минуты.

* * *

Штаб партизанского отряда расположился в самой просторной избе.

Собственно, отряд состоял из трех совершенно самостоятельных отрядов, лишь под давлением белых, отходя от их натиска, объединившихся в одну часть.

Штаб состоял из трех начальников еще недавно отдельных партизанских групп — из Женьки Хлыща, благовещенского слесаря, запьянцовского парня, уже успевшего поработать в Чека, Николая Черных, сельского учителя, перешедшего к большевикам, и некоего Деда, бывшего каторжанина.

Деду было за пятьдесят, был он кудлат, бородат и садистски свиреп — даже голь-шантрапа партизанья его трепетала. Побаивались его и Женька с Черных — любого из них мог Дед пристрелить из нагана за поперечное слово.

Кроме начальников отрядов были в избе и помощники их, и разное мелкое выборное, конечно, партизанье начальство. Взводные, пулеметчики и где-то забранный насильно фельдшер Кузьма Петрович, старый и робкий человек, ходивший в присутствии

Деда на цыпочках.

Штаб ужинал, хлебал щи из огромной миски. Никого из коренных обитателей в избе не было. Мирное население еще утром покинуло деревню, перекочевав в тайгу.

Дед хлебал щи и молчал. Помалкивали и остальные. Керосиновая лампочка скупо освещала просторную избу, и робкий свет ее красными отблесками бродил по суровым таежным липам партизан. Ели много и жадно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});