Чудо - из чудес - Санин Евгений

4

— Точно! Как же я сразу не догадался? — удивился Стас.

            Старую квартиру, конечно, никак нельзя было сравнить с той, что осталась в доме на Старом Арбате.

            Прихожая — куда меньше.

            Две комнаты смежные, темные, тесные.

            Прежняя комната была в полтора раза крупнее их, вместе взятых.

            И раз в десять светлее.

            Кухня — та и вовсе была совсем крошечная.

            Со старой газовой плитой.

            Низким окном, с маленькой, к тому же плохо закрывающейся форточкой.

            И, тем не менее, Лена была просто счастлива.

            — Стасик! — оглядевшись, радостно воскликнула она. — Неужели мы, наконец, одни? И больше никто-никто не будет мешать нам жить?

            Не успела она договорить, как над дверью настойчиво затрезвонил звонок.

            — Вот те раз… — с досадой посмотрел на него Стас. — Папе еще рано… Мама тоже вряд ли бы помчалась за нами… Кто бы мог это быть?..

            — Кто бы ни был, все равно открывать надо, может, помощь нужно кому оказать… — развела руками Лена.

            Стас открыл дверь и тут же попятился под натиском наступавшей на него женщины, примерно маминых лет, только толстой и низкой.

            Это была их соседка по этажу Ангелина Витальевна — как представил ее Лене Стас.

            — С приездом! Ну, и как расположились в старом семейном гнездышке? Ой, Стасик, как же ты повзрослел! Каким представительным стал! И жена у тебя какая красивая! — елейным голосом зачастила она, при этом запечатлевая все, что видела своими зоркими глазами, точно фотоаппарат. — Надолго сюда? В центре Москвы-то для молодых людей ведь намного интересней и престижнее! А одна только радость — парк под боком. Но ведь это для пенсионеров!

            Не дослушав до конца ни одного — даже самых кратких! — ответов Стаса, она вышла так же стремительно, как и вошла.

            — Вот он — мир, живущий без Бога, — хмуро кивнул ей вслед Стас. — В сердце одно. Все, что угодно: любопытство, зависть, злоба, ненависть, похоть, месть. А на лице — совершенно другое!

            — Ну зачем ты так сразу о ней? — попыталась заступиться за соседку Лена.

            Но Стас был неумолим.

            — Затем, что она, выведав все, что хотела, помчалась теперь докладывать маме, как мы и что у нас на уме! — усмехнулся, кивая ей вслед, Стас.

            — Ты так думаешь? — недоверчиво взглянула на него Лена.

            — А откуда же она тогда могла сразу узнать, что мы здесь появились? Окна у нее выходят на противоположную от подъезда сторону. Кстати, будь осторожна, — предупредил он, — ни одного громкого слова в маленькой комнате, которая граничит с ее коридором. И тем более в подъезде!

            — Думаешь, будет подслушивать?

            — Еще бы! Ничего предосудительного, разумеется, она не услышит. Да только чашек ее жалко!

            — А при чем тут чашки? — не поняла Лена.

            — Ну ты прямо, как детский сад! — покачал головой Стас и объяснил: — Лучше всего подслушивать через стенку, прикладывая к ней чашку. А они, к сожалению, когда стоишь в неудобной позе, согнувшись, да и, если еще услышишь что-то неожиданное, имеют одну удивительную способность — часто биться!

            — От других это узнал, или сам таким методом пользовался? — с насмешкой уточнила Лена.

            — И узнал, и пользовался! — не стал отпираться Стас. — Детство оно ведь не только любознательно, но и любопытно! Особенно, если хочешь знать, какое тебя ждет наказание…

            Он, категорически запрещая Лене помогать ему, сам занес сумки в комнаты.

            Распределил:

            — Это — спальня, это рабочий кабинет!

            В первую очередь — они поставили на полку иконы.

            Затеплили перед ними лампадку.

            Помолились — по молитвослову и своими словами, чтобы Господь благословил их на пребывание в этом жилище.

            И, растегнув сумки, перешучиваясь, принялись распаковывать вещи и раскладывать их на новых местах, каждый раз радостно поражаясь тому, что у них совершенно одинаковые вкусы.

            Дойдя до карты схемы с коллекцией монет, Стас озадаченно поскреб пальцами затылок:

            — Д-да… А стекло-то на стол мы забыли взять!

            — Ты все-таки думаешь, Горбуша еще найдется? — с благодарной надеждой посмотрела на него Лена.

            — А куда она денется? — уверенно отозвался Стас и, продолжая думать о своем, пробормотал: — Хотя оно никак не уместилось бы в такси. Но все равно — можно было отрезать от него небольшой кусок. Оргстекло легко пилится… Впрочем, и этот вариант не подошел бы — ведь твоя карта-схема намного больше!

            — Так я могла ее перерисовать в меньшем масштабе!

            — Точно! Как же я сразу не догадался? — удивился Стас и с нарочитой серьезностью сказал: — Тогда это — явный непорядок в доме!

            — Это еще почему? — опешила Лена.

            Стас, любуясь, посмотрел на нее и, продолжая скрывать улыбку, ответил:

            — А потому что в семье обязательно один должен быть красивым, как, например, ты, а другой — умным. Как я…

            — Да, от скромности ты явно не умрешь! — с удивлением глядя на мужа, который в сложнейших ситуациях творил просто чудеса сообразительности, а в некоторых простых случаях просто не видел самого очевидного ответа. И добавила: — Это ты тоже где-то услышал?

            — Нет, сам придумал!

            — Ну и красивым же ты тогда был, Стасик! — словно в детстве, с легкой ехидцей заметила Лена.

            — А?.. Что?.. — отрываясь от своих мыслей, переспросил Стас.

            На этот раз тут же все понял.

            И расхохотался так, что к нему, тоже как в детстве, правда, тогда вместе с ними был еще Ваня, присоединилась и сама Лена…

5

— А в чем, собственно причина? — не понял Стас.

            Вечером приехал Сергей Сергеевич.

            Не один.

            Вместе с Владимиром Всеволодовичем.

            Стас с Леной поначалу подумали, что отец попросил друга помочь перенести их вещи, которых оказалось не так уж и мало.

            Но оказалось, что не только.

            Как только последний ящик с конспектами Стаса оказался в старой квартире, Сергей Сергеевич с Владимиром Всеволодовичем не стали говорить, что им пора, так как срочно нужно возвращаться по домам.

            Наоборот, они с удовольствием приняли приглашение Лены передохнуть и попить чаю.

            Стас, опережая жену, чтобы та не поднимала даже чайник, быстро наполнил его водой, поставил на зажженную газовую плиту.

            И Лене осталось только заварить чай, добавив к обычному черному — сушеные листья смородины, земляники и черники, которые она привезла из дома.

            Поставить в комнате-кабинете чашки.

            И разлить его.

            Конфетами, достав из портфеля большую красивую коробку, гостей и хозяев обеспечил Сергей Сергеевич.

            То есть, как понимающе переглянулись Стас с Леной, это чаепитие было запланировано заранее.

            И они не ошиблись.

            Когда гости выпили по первой чашке чая, от которого Владимир Всеволодович был просто в восторге, и Лена налила им по второй, Стас осторожно спросил у отца:

            — Ну как там? Смягчилась?

            — Какое там! — удрученно махнул рукой Сергей Сергеевич. — Скорее, наоборот! Я еще никогда не видел ее такой. Чтобы она и видеть тебя не хотела – этого и в самом страшном сне мне бы не привиделось!

            Он, собираясь с мыслями, помолчал, вздохнул и сказал:

            — Нехорошо все, конечно, получилось. Но будем надеяться на лучшее.

            — Что вся эта мУка перемелется — и мукА будет! — добавил Владимир Всеволодович.

            Как ни напряжен был момент ожидания того, каким будет дальнейший разговор, Лена даже захлопала, приветствуя такую игру слов.

            — Собственно, — продолжил Сергей Сергеевич, — я убежденный сторонник, чтобы дети жили отдельно от родителей, и в свое время сам поступил именно так же. Но только все это происходило в полном согласии с моей мамой и по общему пониманию с ней и любви!

            — А разве с ней можно иначе? — поразилась Лена.

            — Нет, конечно. Потому что она — человек верующий. А тут — особый случай. Требующий самого деликатного отношения, — с нескрываемой болью в голосе сказал Сергей Сергеевич и с упреком посмотрел на сына: - Ну ладно отъезд. Но зачем тебе нужно было еще и грубить матери?

            — Да я и не грубил вовсе! — начал было тот, но Лена остановила его:

            — Грубил-грубил! Забыл, что ли, как я тебя то и дело одергивала?