Образование древнерусского государства - Владимир Васильевич Мавродин

class="p1">Но так как Святослав «бе бо детеск», Русью правила вдова Игоря Ольга. Ольга, как и Олег, вошла в народные сказания киевских времен как «вещая», «мудрая» («и бе мудра и смыслена», что отражает и ее деятельность и является осмыслением и переводом скандинавского «helgi» — мудрая) княгиня, чья деятельность оставила глубокий след в жизни Древней Руси и способствовала укреплению ее положения среди других государств.

Позднейшая легенда (XVI в.) передает сказание о том, как однажды Игорь охотился в лесах у Пскова. Догоняя какого-то зверя, он встретил на своем пути реку и, увидев стоящий у берега челн, попросил перевезти его. Перевозчиком, сидевшим в челне, оказалась Ольга, крестьянская девушка. Ольга произвела большое впечатление на Игоря, и он «некие глаголы глумлением претворяше к ней», но, получив отпор на свои «студная словеса», пораженный ее умом, решил посвататься к ней. Бесхитростное народное повествование, делая Ольгу крестьянской девушкой, верно отразило представление о ней, сохранившееся в народе; Ольга умна, умеет постоять за себя, умеет ответить на любые «студные словеса».

Летописная традиция называет Ольгу псковитянкой, «от Пскова», по-видимому, дочерью псковского князя, обрусевшей скандинавкой, о чем говорит ее имя «Helga».

«Повесть временных лет» указывает, что Олег «приведоша ему (Игорю. — В.М.) жену от Пьскова, именем Олгу», но в древнейшей версии женитьба Игоря на Ольге описывается так: «приведе себе жену от Плескова именем Ольгу». Об Олеге как инициаторе брака Игоря и Ольги в ней нет ни слова, и это, пожалуй, более соответствует исторической действительности.

В Киеве во времена Ольги о ней складывались сказания, пелись песни, отразившиеся в «Повести временных лет», о ее деятельности хорошо помнили еще во времена летописца, показывали вещи, ей принадлежавшие, помнили и о том, каким был Киев времен Ольги.

В этих песнях, послуживших летописцу материалом для его повествования, отразилась горечь обиды, которую причинил ей Константин Багрянородный во время поездки в Константинополь, заставив ее, княгиню Руси, «игемона и архонтиссу руссов», ожидать приема в «Суде» (Босфоре).

Кружево народных сказаний о «вещей» княгине Ольге, первой княгине-христианке, продолжало ткаться и позднее, и в народе, и среди «книжных» людей Киевской Руси, все более и более переплетаясь с народными и книжными припоминаниями о «вещем Олеге».

И не случайно в памяти народной так прочно сохранился образ «мудрой» Ольги, княгини-правительницы, деятельной, гордой и «вещей».

Порой историк вводит в заблужденье,

Но песнь народная звучит в сердцах людей.

(Байрон)

«Повесть временных лет» вспоминает о Киеве времен Ольги:

Бе бо тогда вода текущи въздоле горы Киевския, и на Подольи не седяху людие, но на горе: град же бе Киев, идеже есть ныне двор Гордятин и Никифоров, а двор княжь бяше в городе, гдеже есть ныне двор Воротиславль и Чюдин, а перевесище бе вне града, и бе вне града двор другый, идеже есть двор Демьстиков за святою Богородицею; над горою двор теремный, бе бо ту терем камен[537].

Летописец хорошо помнил Киев тех далеких времен, и если для нас теперь такие ориентиры, как «двор Гордятин и Никифоров», остаются пустым звуком, то для него это было все хорошо известным, и нет сомнения в правдивости его историко-топографических сообщений. Летописец настолько хорошо представлял себе Киев времен «вещей» княгини, что мог точно наметить его границы, районы, важнейшие здания («терем камен»). В этом «древлем» Киеве жила, правила за своего малолетнего сына Святослава Ольга, княгиня русская. Ее помощниками выступают «кормилец» Святослава Асмуд и воевода Свенельд.

Начала Ольга свою деятельность с мести древлянам за смерть своего мужа и с покорения Древлянской земли. Длительная борьба Киева с древлянами, вылившаяся в конце концов в убийство киевского князя, не могла не заставить киевскую дружинную верхушку взяться за окончательное подчинение упорно сопротивляющихся древлян.

В летописном рассказе о мести Ольги, рассказе, полном легендарных мотивов, эпических сюжетов и фантастических подробностей, мы встречаем указание о том, что расправа с «малой» дружиной киевского князя и с ним самим дала возможность древлянским «лучшим мужам», «иже дерьжаху Деревьску землю», перейти в наступление на Киев. В этой связи и стоят, обычно признаваемые легендарными, сватовство древлянского князя Мала к Ольге, прибытие Днепром в ладьях посольства древлянских «лучших мужей» в Киев, где они остановились у Боричева, что дало повод летописцу рассказать о Киеве времен Ольги, переговоры Ольги с ними, умерщвление послов, закопанных в ладьях живыми в землю, и т. д. Далее повествуется о том, как Ольга сожгла заживо вторую группу послов древлянских «лучших мужей», а затем отправилась «створить трызну мужю своему» в Древлянскую землю, и там ее «отроки» напали на ничего не подозревавших перепившихся древлян, убежденных в том, что Ольга явилась к ним только для того, чтобы справить тризну по Игорю, и перебили их множество.

Пусть этот рассказ летописца остается легендой, но в нем есть несомненные черты исторической действительности. В истории постоянной борьбы Киева с древлянами не раз были случаи, когда древляне, «затворишася» от киевского князя, пытались восстановить свою самостоятельность. Но такой благоприятной для них конъюнктуры еще ни разу не было: киевский князь убит, на престоле сидит малолетний князь, правит вдова, которая вряд ли успела заручиться поддержкой киевской знати, — почему бы не воспользоваться всем этим, для того чтобы попытаться избавиться от «примучивания» киевского князя? Имел ли место такой дипломатический ход, как уния Киева и «Дерев» под властью Мала, сказать трудно. Но как летописец мог привести слова древлянских послов, сказанные ими Ольге: «мужь твой аки волк восхищая и грабя, а наши князи добры суть, иже распасли суть, Деревьску землю», если мы станем отрицать наличие каких-то определенных претензий древлян к Киеву, высказанных ими в свое время, память о которых дожила до времен летописца? Почему в летописи сохранилось воспоминание о том, как приставали древлянские ладьи к Боричеву? Поэтому-то я считаю сообщения летописца о посольствах древлян в Киев не чистым измышлением, а обросшей легендарными мотивами действительностью. Мне могут возразить — на что же рассчитывали древляне, отправляясь в Киев, когда они прекрасно знали, что после убийства Игоря вряд ли им удастся встретить в Киеве какое-либо другое отношение к себе, кроме враждебного?

Но на это можно ответить уже приведенным выше соображением о попытках «Деревьских» «лучших мужей» использовать растерянность, царившую несомненно в Киеве после гибели Игоря.

Таким же историческим фактом, но только расцвеченным эпической фантазией, был и поход Ольги в «Дерева» с целью подавить сопротивление древлян и подчинить их Киеву.

Это историческое событие во времена летописца обросло легендарными