Короли рая - Ричард Нелл

легким стоном снял сандалии и окунул ноги в воду. Тепло сразу же успокоило его ломоту, растекаясь по голеням и талии вверх к позвоночнику, и он затрепетал от удовольствия.

Мальчик был не старше двенадцати, очень худой, но высокий, со странно бледной, плохой кожей, и он робко отвел взгляд. Кейл чуть было не спросил его имя, но потом вспомнил: – Как мне тебя звать?

После тихой паники мальчик сказал:

– Андо, сэр. Как мне звать вас? – Его голос надломился, и он покрутил руками.

Я знал, что эти долбаные монахи понимают мою речь.

– Зови меня Кейл. – Он склонил голову, и мальчик ответил на этот жест. – Не возражаешь, если я посижу с тобой, Андо? Это отличное местечко. – Мальчик улыбнулся и встряхнул головой, но выглядел чрезвычайно неловко.

– Это мой четвертый день, – сказал Кейл, – и, кроме моего мастера, ты первый человек, с которым я по-настоящему говорю.

Мальчик кивнул, затем хихикнул.

– Мастер? Ты хочешь сказать «учитель»? Думаю, ты используешь неверное слово. – Кейл вспомнил, как рассмешил курящих монахов, когда спросил, где мастер Ло. Очевидно, старик немного подшучивал. Шесть месяцев назад принц, возможно, испытал бы смущение.

– Мой учитель мудак, – сказал он смеясь, и мальчик в шоке поднес ладонь ко рту, но затем присоединился.

У него приятный смех, подумал Кейл, но он так застенчив, что смеется приглушенно. Ему стало любопытно узнать о мальчике – как долго он тут живет? Почему он учится на монаха? Но видя его робость, Кейл понимал: тот не хочет говорить о себе и сделает это лишь из-за любопытства и заинтересованности Кейла, а не из одолжения.

– Можно ли тебе говорить со мной? Есть ли какие-то правила или что-то такое, о чем стоит волноваться?

– Нет, – ответил Андо, – никаких правил, в смысле. – Но он не выглядел удивленным вопросом и, пожав плечами, сказал: – Люди Бато… не особо привечают иноземцев.

Кейл кивнул, уверенный, что это правда, хотя всегда поражался тому, как жители каждого острова считают всех остальных островитян иноземцами невзирая на то, что они так близки почти во всех отношениях. Начиная с географии и заканчивая языком, торговлей, этнической принадлежностью и религией, все острова были неразрывно связаны между собой. Все, что нужно, чтобы заставить людей ненавидеть, это немного моря, подумал он с некоторой грустью.

– Могу я спросить тебя кое о чем, и чтобы ты объяснил это мне, как будто я идиот? – Мальчик яростно заморгал, но изобразил нечто среднее между пожатием плеч и кивком. – Какова самая важная идея Пути?

Рот Андо открылся и закрылся, и он покраснел.

– Это… ну. Это хороший вопрос. Это… осознанность, – сказал он наконец и, похоже, удивил сам себя. Кейл не привык, чтобы двенадцатилетки применяли такие слова, как «осознанность», но держал рот на замке и надеялся, что Андо продолжит.

– Это осознание себя и других. Того, что знаешь… или… пытаешься понять, что все вещи взаимосвязаны. Это зовется Центральной Тропой. Тропой ко всему сущему. – Когда мальчик заговорил, в его глазах разгорелся огонь, но теперь он угас, и Андо снова выглядел смущенным.

Кейл повернулся всем телом и сложил вместе ладони, поклонившись так низко, как только мог сидя.

– Спасибо, Учитель, – сказал он, отчего мальчик порозовел еще ярче. – Я серьезно, Андо. Это была самая понятная вещь, какую мне когда-либо говорил монах. Тебе стоит быть уверенней в себе.

Мальчик кивнул и поклонился в знак благодарности, по-прежнему алый, как закат, его щеки стали еще ярче на фоне бледной кожи. Некоторое время Кейл молчал. Он позволил теплу солнца и озера утолить свой голод, позволяя ветру «унести зло» из его сердца. Мой отец всего лишь человек, и таким же был морсержант Квал, и таков же «мастер» Ло. И никто из них не будет решать, кто я такой.

Он открыл глаза и увидел, что Андо смотрит на него и улыбается.

– Твой учитель показал тебе, как медитировать? – Кейл покачал головой, не вполне понимая, о чем речь. – Закрой глаза, – сказал Андо, – сосредоточься на своем дыхании, но не пытайся им управлять. Просто дыши и чувствуй, как ты дышишь. – Кейл так и сделал. – Старайся чувствовать и слышать все вокруг себя, но не позволяй никаким другим мыслям приходить, а если они приходят, то признай их и отошли подальше. Сосредоточься на своем дыхании.

Нахлынула огромная волна «других мыслей», признанных или нет, разнясь от недавних воспоминаний до заморочек, длившихся годами. Но Кейл постарался оттолкнуть их и сосредоточиться, как ему было сказано. Он почувствовал, как воздух входит в его ноздри и легкие, как покачивается причал под ним, как его ноги касаются гладкой древесины. Он услышал шум ветра, какие-то голоса вдалеке, пронзительные трескучие крики попугаев, нежный плеск волн, и обонял запах соли и глины.

В попытке сосредоточить свой разум он вообразил костер, и когда приходили мысли, бросал их туда, чтобы сжечь. Потребовалась вся его сосредоточенность, просто чтобы делать это и осязать свое дыхание, и все равно он терпел неудачу снова, и снова, и снова, хотя через несколько минут стало полегче и он ощутил, как его плечи и конечности расслабились.

– Очень хорошо, – услышал он голос Андо, – но не усни. Ты хочешь быть спокойным, да, но ты должен осознавать и бодрствовать. – Кейл, слишком занятый тем, что пресекал свой суетливый ум огнем, сомневался, что уснет, однако понял. Он не знал, как долго просидел там, чувствуя свое дыхание, разрушая свои мысли, с бисеринками пота на лбу от досады, что ему никак не удается просто обуздать собственный разум. Когда он наконец открыл глаза, солнце почти зашло, а мальчик – Андо – все еще терпеливо сидел, полуприкрыв веки. Но распахнул их полностью одновременно с Кейлом.

– Ты справился… очень хорошо для первой попытки.

– Мне достался хороший учитель. – Кейл улыбнулся, и они вместе поклонились. Он вдохнул и понял, что впервые в своей жизни осознал привлекательность религии. Впервые, пусть и ненадолго, испытал умиротворение с тех пор, как себя помнил. Но он очень устал. Мысль о постели и уединении казалась такой же естественной и необходимой, как дыхание. Он встал, чтобы вернуться в свою келью, не чувствуя порыва объясниться. – Я не прочь вернуться, если ты готов преподать еще один урок.

Андо, казалось, не удивился. Он робко отвел взгляд, словно хотел убежать, но сказал:

– Да, конечно, я… я могу быть здесь почти каждый вечер.

Кейл низко поклонился.

– Учитель, – сказал он на прощанье без тени насмешки, затем, стараясь не шаркать обутыми в сандалии ногами по гладким камням, направился к своему жилищу. Он