Советский военный рассказ - Александр Серафимович

Когда Савкин догнал товарищей, Ивашин спросил его:

— Ты что, знакомую встретил?

— Нет, так, справку наводил…

Падал снег, густой, почти теплый, и всем троим очень хотелось лечь в этот пушистый снег — спать, спать. Но они шли, шли туда, на окраину города, где еще сухо стучали пулеметы и мерно и глухо вздыхали орудия.

1943

Виктор Васильевич Полторацкий

Рамонь

В июле 1942 года, когда завязались бои под Воронежем, туда с другого участка фронта был переброшен Н-ский артполк. До Ельца артиллеристы ехали поездом, потом выгрузились и дальше пошли через Задонск по шоссе.

Шли ночью. А ночи в том году были жаркие, душные. Люди задыхались от пыли. Кругом лежали серые, выгоревшие от зноя поля. В жесткой траве кричала какая-то птица, и крик ее был похож на человеческий голос, просивший «пить, пить»…

Порой на шоссе возникал прерывистый, ноющий звук немецкого самолета. Тогда поспешно гасились цигарки, прекращались разговоры, словно сверху могли их услышать, и люди с тревогой вглядывались в неверное темно-синее небо. Но звук удалялся и пропадал. Все облегченно вздыхали.

Раза два колонну бомбили. Впрочем, все обошлось благополучно. Осколками убило лишь двух лошадей. Их выпрягли и оставили в кювете возле дороги.

К концу третьей ночи полк повернул с шоссе на проселок, на рассвете вошел в маленький, раскинувшийся над рекой городок. Здесь остановились на отдых. Орудия, повозки, машины разместились за городом в роще. Подъехала походная кухня. Стали готовить солдатский завтрак. В ожидании его утомленные бойцы прилегли, кто прямо на траву, кто на разостланную палатку.

Командир 6-го орудия Андрей Сотников, высокий сутуловатый мужчина лет тридцати, с осунувшимся, серым от пыли лицом, сказал ездовому Хабибулину, чтобы тот, когда будут раздавать завтрак, получил бы и на него, а сам неторопливой походкой усталого человека пошел к городу.

Этот маленький, тихий, зеленый городок привлек Сотникова каким-то совершенно мирным уютом, от которого он уже отвык за долгие месяцы войны. Словно детством повеяло на него от заросших травой улиц, от крашеных палисадников и старых резных калиток.

До войны Сотников жил в Чернигове. Гитлеровцы сожгли этот город дотла. В Чернигове у него была семья. Жена и двое детей. Мальчик и девочка. Сотников оставил их в первый месяц войны, когда пошел в армию. Где семья теперь, он не знал, хотя надеялся, что Катя с детишками выбралась из Чернигова.

Он разыскивал их, посылая десятки запросов в разные учреждения, ведавшие эвакуацией, но ответов пока не получил.

Война сломала, исковеркала жизнь этого человека. Разрушила его семью, сожгла его дом.

Он все-таки верил, что семья найдется, что он еще увидит и своих детей, и жену. Но как они будут жить, где обретут свой угол?

Сожженные и разбитые города, толпы измученных беженцев на дорогах, столбы дыма и пыли, вытоптанные поля, нервозная сутолока на вокзалах — все, что встречал Сотников за время войны, оставили в душе его тяжкий след. Ему же казалось, что нигде нет такого места, до которого бы не дотянулась своей безжалостной рукою война.

И вдруг этот незнакомый маленький городок с тишиной палисадников, с прохладой реки…

Шел Сотников по тихим, только еще просыпавшимся улицам и вдыхал теплый утренний запах парного молока. Во дворах спокойно кудахтали куры. Белая коза паслась в переулке.

Один домик с голубыми наличниками был очень похож на его черниговский дом. Даже в палисаднике росли его любимые розовые мальвы, и ползучие плетни тыквы зеленели вдоль изгороди.

На перилах крылечка, уже озаренных розовым солнцем, свернувшись в клубок, дремал серый котенок. Сотников протянул руку, чтобы погладить его, но котенок быстро вскочил, выгнул дугой пушистую спинку и воинственно фыркнул.

— Глупый, — упрекнул его Сотников и, улыбаясь, пошел вдоль забора, из-под которого выглядывал куст бузины. Он намеренно задел плечом одну ветку, и на пыльную гимнастерку его упали несколько капель росы, сверкнувших на солнце маленькой радугой.

Он шел все дальше, из одного переулка в другой, и почему-то ему казалось, что он уже ходил здесь когда-то раньше.

Возле колодца он встретил девушку лет шестнадцати, белокурую, в ситцевом розовом платье. Ему захотелось напиться. И, припав к полному ведру сухими, потрескавшимися губами, он стал пить колодезную, показавшуюся необыкновенно вкусной, воду, такую холодную, что от нее ныли зубы.

— Что это за город? — спросил он у девушки.

— Рамонь, — певуче сказала она.

И вдруг от этого незнакомого слова все заликовало в солдатской душе.

— Рамонь — хрустально звенели над ним жаворонки. Тонкой дразнящей рамонью пахли цветы в палисадниках, и даже трава у колодца была шелковистая, словно слово рамонь…

Девушка достала из колодца еще ведро и, ловко перехватив его в левую руку, пошла домой, быстро мелькая бронзовыми от загара ногами и все оглядываясь на удивительного, невесть чему улыбающегося солдата. Он смотрел ей вслед, видел, как расплескивается вода из ее полного ведра и как отрываются от него голубые, розовые, золотистые искорки капель.

В рощу, к месту привала полка, Сотников вернулся часа через полтора. Каша в котелке давно уже остыла, и Хабибулин сыто дремал, прислонившись к дереву. Взглянув на Сотникова, обычно замкнутого, молчаливого, он, видимо, заметил в нем какую-то перемену и спросил:

— Что такое? Знакомого видел?

— Да, — засмеялся Сотников, — видел.

Вечером по холодку полк пошел дальше. Когда вышли на мост, Сотников еще раз оглянулся на город, унося его в сердце.

После, уже на позициях, в глинистых тесных блиндажах, ночью, в короткие минуты затишья он не переставал думать об этом городке. Он твердо решил, что после войны переедет туда с семьей. Будет работать. Жить они будут в том домике с голубыми наличниками, возле которого растут мальвы… Нет, пожалуй, этот дом далеко от воды, лучше в другом, поближе к тому колодцу. Надо же, чтобы и детишкам было близко ходить в школу.

Он думал об этом со всеми житейскими подробностями, до мелочи, как будто все решено и все совершенно ясно. Еще не зная, как следует, что это за город, он уже полюбил его и думал, какие у него будут соседи, и какие цветы будут расти в палисаднике, и как будет пахнуть укропом в огороде за домиком.

В сентябре его ранило. В бессознательном состоянии Сотникова отправили на перевязочный пункт. Потом он попал на лечение в тамбовский госпиталь и там уже получил открытку, что жена его, Екатерина Ивановна Сотникова с двумя детьми, эвакуированная из Чернигова, живет теперь в городе Котельниче Кировской области. Он очень обрадовался этой казенной открытке и немедленно написал жене большое взволнованное письмо. Писал он о том, как тяжела для него была неизвестность и какие сомнения порой обуревали его. Но теперь все хорошо. Когда гитлеровцы будут разбиты и кончится эта война, они — Катя, дети и он — вновь соберутся все вместе и будут жить в городе Рамонь. Он с наивной восторженностью мечтателя рисовал им этот маленький город, в котором суждено возродиться их счастью.

В середине января Сотников выписался из госпиталя и опять получил назначение на фронт, но уже в другую, стрелковую часть, потому что его полк перешел на новый участок.

Возвращаться пришлось опять по той же дороге. Он подгадал так, чтобы попасть в Рамонь перед вечером и заночевать там, в городе, ставшем его мечтой. На попутных грузовиках Сотников добрался до того места, где нужно было свернуть с шоссе на проселок, и оставшиеся восемь километров до города прошел пешком.

Было снежно и холодно. Вдоль дороги стояли застывшие березы. Город еще издали показался ему безлюдным и хмурым. Ни одного дымка не поднималось над крышами. Когда же вошел он в улицы, то увидел холодные, пустые дома с выбитыми стеклами, сорванную и нелепо болтавшуюся вывеску парикмахерской, разбитый желтый киоск, в котором когда-то продавали квас. На крылечках всюду лежал пухлый, нетронутый снег. Переулки тоже были завалены снегом так, словно здесь никто не ходил. Только по главной улице тянулась наезженная дорога. И он пошел по этой дороге. В центре города, возле будки, стоял пожилой регулировщик. Широкоскулое, заросшее бурой щетиной мордовское лицо его было хмурым и неприветливым.

— Это что же? — глухо спросил Сотников и указал на развалины ближнего дома.

— Осенью разбомбили, — ответил регулировщик.

Он рассказал, что осенью самолеты противника часто налетали на маленький город, почти незащищенный, и сбрасывали бомбы на мирные улицы.

— Жители, конечно, ушли, — сказал регулировщик, — чего им здесь делать?

— Это верно, — согласился Сотников.

Они помолчали, каждый думал о своем, потом регулировщик спросил, нет ли у товарища табачку, Сотников протянул кисет. Так же молча они покурили. Медленно падал снежок и оседал на плечи, на шапку, на вещевой мешок, висевший за плечами у Сотникова.