Лучинушка - Ольга Дмитриевна Конаева

ей по душе своим ласковым характером и простодушием. О таком зяте можно было только мечтать, и она смирилась с тем, что Катя уедет с ними. Но при каждом упоминании о приближавшейся разлуке её вид становился таким грустным и потерянным, что Стеша решила забрать её с собой. Ей нравилась эта простая, сильная и прямолинейная женщина, и оставлять её в одиночестве, когда в доме Адама Викентьевича столько места, было бы неправильно.

Получив приглашение ехать с дочкой, Лизавета воспрянула духом. Она быстро уговорила свою куму пожить в её доме и присмотреть за хозяйством, пока она разберётся что к чему и решит, что делать дальше. Кума, не ладившая со своей невесткой, приняла её предложение с радостью.

Увидев впервые дом, в котором им придётся жить, мать и дочь растерялись и оробели. Родька водил их по комнатам, показывая свои любимые картины. Пока он и Катя их разглядывали и обсуждали, Лизавета щупала ткани, из которых были сшиты шторы, любовалась мебелью и расставленными повсюду вазами и статуэтками, но в руки, огрубевшие от тяжелого физического труда, ничего не брала из боязни разбить. Заходя в гостиную, она каждый раз заглядывала в камин. Это сооружение почему – то вызывало у неё одновременно и восторг, и чувство непонятной тревоги. Объяснить причину этого двоякого чувства она не могла.

За то, что Стеша отнеслась к ним как к родным и согласилась принять в свой дом, Лизавета готова была отдать за неё жизнь. Эта молодая, немногословная женщина, годившаяся ей в дочери, была для неё настоящей загадкой. Увидев её в фартуке возле кастрюль, Лизавета сразу поняла, чем может быть полезна. Жить приживалкой в чужом доме она не собиралась, поэтому сразу же взялась ей помогать, а, освоившись, и вовсе оттеснила от плиты. Стеша попыталась возражать.

– Я вас приглашала не затем, чтобы превратить в прислугу, а для того, чтобы не разлучать вас с Катенькой. Места в доме достаточно для всех, так что живите и ни о чём не думайте.

– Спасибо конечно, но сидеть без дела я не привыкла. Готовить я люблю, мне это дело не в тягость. А если вам что – то не понравится или захочется чего – то особого, вы только скажите, я научусь.

– Ну хорошо, давайте попробуем. А насчёт изысканности блюд можете не волноваться. Мы с Родей выросли в деревне и привыкли к простой еде.

Однако, чтобы не слишком её обременять, Стеша попросила Петровича найти среди деревенских женщину для работы на кухне, и он привёл ещё одну Лизавету, свою жену. Чтобы не путаться, между собой они шутливо нарекли Катину мать Елизаветой Первой, обнаружив некоторое сходство между ней и известным историческим персонажем, а жену Петровича Елизаветой Второй. По складу характера обе Лизаветы были полнейшими противоположностями, но изначально обе старались на себя сдерживать. Единственным показателем недовольства Лизаветы Первой, опасавшейся, что Вторая может вытеснить её из кухни, благодаря которой она почувствовала себя нужной, был вернувшийся к ней по – деревенски громкий говор. С привычкой к нему она долго и тщательно боролась, стараясь соответствовать новому обществу, которое ей очень нравилось, но при нынешних обстоятельствах ничего поделать с собой не могла.

Лизавета Вторая тоже затаила за пазухой камень после того, как Первая, постоянно слыша её привычное «с божьей помощью» и «господь нам поможет», с плохо скрываемой насмешкой объяснила, что господь не прислужник и рассчитывать надо только на себя, и упоминать его имя всуе не обязательно. Решающим фактором в этом инциденте, посеявшем зерно их скрытой вражды, был замеченный ею одобрительный взгляд, который совершенно случайно присутствовавший при этом разговоре Петрович бросил в сторону Лизаветы Первой.

Увидев Нерона, Родька вскочил и бросился его обнимать.

– Нерончик, мой дорогой Нерончик, где ты пропадал?

– Он почти не выходит из спальни Сары Вульфовны. – сказал Игнат, – только в туалет, чуть – чуть поест и скорее спешит обратно, как будто бы его там кто – то ждёт.

– Тоскует по хозяйке, – сказала Лизавета, – иногда животные бывают преданнее людей.

– Это правда, – согласился Игнат. – Адам Викентьевич говорил, что Сара Вульфовна вырастила его из крошечного щенка. Боюсь, её потерю он не переживёт.

– Нет – нет, – возразила Катя, гладя собаку, – мы этого не допустим, мы ещё поживём, правда, мой хороший?

Нерон лизнул её руку и завилял хвостом, словно соглашаясь с её словами. В это время раздался телефонный звонок. Петрович доложил о приезде Софьи Николаевны. Стеша обрадовалась и поспешила к ней навстречу. Появление подруги всегда оживляло дом, словно принося с собой струю свежего воздуха. Поздоровавшись и немного поговорив о погоде, Лизавета и Катя поспешили на кухню готовить чай. Софья Николаевна придвинулась поближе к Стеше и сказала:

– Моя дорогая, тебе не кажется, что пора уже прекращать грустить о том, чего не вернуть, и браться за дело. Конечно, наследство Адама Викентьевича позволяет тебе жить ни в чём себе не отказывая, но ты же не собираешься хоронить свой талант, да и Родин тоже? Это было бы неразумно.

– Я всё это прекрасно понимаю, но мне кажется, что музыка в доме, в котором ещё так свежа память о его хозяевах, будет звучать кощунственно.

– А мне кажется, Адам Викентьевич и Сара Вульфовна были бы только рады. Вспомни, с каким удовольствием они слушали ваше пение. Да и тебе было бы полезно отвлечься от грустных мыслей.

– Я всё понимаю, но не могу себя заставить.

– А что, если вы пока позанимаетесь у меня?

– А мы вам не помешаем?

– Ну что ты! Когда мне мешала музыка.

– Софья Николаевна, голубушка, вы не представляете, как я вам благодарна за ваше участие. Наверное, так мы и сделаем.

– Вот и хорошо. Я буду ждать.

В доме Софьи Николаевны Стеша чувствовала себя легко и радостно, словно проделав долгий путь, наконец – то вернулась домой. Возможно, причиной такого настроения был по весеннему яркий, солнечный день. Несмотря на переменчивость погоды, сильные ветра, приносившие морозы и снежные бури, сменявшиеся хлёсткими холодными дождями, весна вступала в свои права. Взглянув на Родьку, она поняла, что и он испытывает то же самое. Было видно, что, несмотря на то, что после встречи с Катей удивлённо – восторженное состояние его никогда не покидало, в их огромном доме он тоже ощущает себя как человек, одевший хорошую, очень дорогую, но совершенно не подходящую ему по размеру одежду.

Собираясь на занятия, она решила взять Катю с собой. Напоив их чаем, Софья Николаевна села за пианино. Сыграв несколько гамм и небольшую пьесу для разогрева рук, начала играть вступление к их любимой «Калитке». Родька подошел к окну и стал вторить ей на флейте. Стеша встала рядом, и запела. Катя