Игра Арканмирра - Петр Верещагин

Мортис и Странник отвлекли ослепленную тварь, давая мне возможность зайти с другого бока. Вновь чародейка приковала мои ноги к земле (или что тут имелось вместо нее), вновь Меч Предназначения вспорол тело акулы, окончательно выпуская ей внутренности. После чего самочувствие чудища резко ухудшилось, причем настолько, что у него не оставалось иного выбора, кроме как отдать концы.

Исполинский труп замерцал и растворился в воздухе, оставив после себя только плотное облако миазмов, державшееся, к счастью, в одном месте и не особо досаждавшее победителям — нам то есть.

Врата возникли перед нами внезапно. Десятифутовые столбы охватил синий огонь, а натянутое между ними синее же, но призрачное полотно на мгновение стало густо-лиловым — и исчезло.

— Вперед! — воскликнула Элайн. — У нас всего пара секунд!

Двух секунд нам хватило бы даже для того, чтобы протащить через Врата ту акулу, нарезав ее на куски; так что мы рванулись вперед — и оказались снаружи, в благословенной темноте реального мира.

Или не в такой уж благословенной, пронеслось у меня в голове за мгновение до того, как на нее опустился обух топора.

— Отсутствует уверенность в исходе.

— Но разве ясен был расчет?

— О нет. И как прикажешь оценить доходы, когда над головою Тьма и Свет стоят, застыв в покорном ожиданьи вердикта?

— Это ход, не цикл. Но способно ли большое расстоянье вид исказить?

— Не все ль тебе равно?

— Ведь это может быть простым решеньем: сказать, что Нереальные Миры лежат вне Граней прежних соглашений и подвести итоги всей Игры, поскольку Игроки переступили пределы…

— Не пойдет: раздел шестой, пункт двадцать восемь-прим в статье четыре. И, как гласит наш Кодекс…

— …Игровой — не наш.

— Согласен. Но вернемся к теме: указанное место говорит, что на любой объявленной Арене исход борьбы лишь Персонаж решит. Ты знаешь, где мне светит оказаться, коль я посмею преступить закон? Ну вот. И я не волен отказаться, ведь нет на то согласия сторон.

— А как насчет Условий Перемены?

— Но разве у Доски Арбитров нет?

— Да, верно… До исхода этой сцены их не отвлечь…

— Каков же твой совет?

— Не торопись. Я помню прошлый цикл, когда висело все на волоске, а результат никто и не предвидел. Ни Игроки, ни Судьи — даже те, кому пришлось участвовать в спектакле, предотвратить развязки не смогли, хотя хотели бы.

— Не факт.

— Поверь мне, братец: хотели. Но Фигуры не пошли. Верней, пошли — но собственною волей. Арбитр на этот путь и не смотрел, а после — помешать сам Мефистофель не смог, хоть для его Игры предел специальным заседанием Совета назначен был… Я это вот к чему: зачем вводить в сценарий Лагерь Света? Актер-то все равно уйдет во Тьму.

— Свобода воли — часть Игры, ведь все мы ею обладаем. В том-то смертных шанс и состоит, чтоб со вселенской сцены произнести слова…

— Слова? В который раз?! Сюжет один и тот же, он за годы не изменился ни на волосок; и вот финал — актеры на свободе, а ты все смотришь…

— Да, смотрю. Я — Бог.

— Надейся, что слова твои правдивы.

— О чем ты?

— Знаешь ты и знаю я, что во Вселенной слово «справедливость» — мышиный писк; но смертные стоят чуть ниже и не видят махинаций на уровне Владыки Высших Сфер.

— Решаю я, что должно познавать им.

— Но разве люди верят в твой пример? В тебя — покуда верят, так как некто, кого я здесь не стану называть, раскрыл им то, что ты назвал «запретным».

— Но кто-то это должен был сказать!

— Не буду подвергать сомненью мудрость твоих поступков. Каждому — свой ад. Ты зацепил их истинные чувства — теперь жди сопряжения Триад, когда придет назначенный в Завете День Разрушений.

— Новый Рагнарок?!

— Армагеддон. Ты моего совета хотел?

— Да. И еще хочу.

— Так вот: жди и надейся. Смертные — не боги, хоть есть такой у них потенциал. Возможно, им откроется дорога, которая ведет в соседний зал. А там их ждет совсем другая пьеса, другие режиссеры, антураж… Но не пытайся жульничать — иль здесь же услышишь ты развязку и пассаж в честь собственной безвременной кончины.

— Но Кодекс не позволит низложить…

— Позволит. И не первый ты в пучине бесследно сгинешь.

— Жить — или не жить? Признаться, этот выбор я для смертных соорудил… Ирония судьбы?

— Судьба? Да кто ж ТЕБЕ поверит, Ренфильд?

— Предназначенье — это грохот битв, рев рыцарского рога и дракона…

— Смени хоть раз акценты. Больше нет ни рыцарей, ни ящеров огромных, ни битв — есть только цель.

— Вот и ответ…

— Ты понял. Что ж, отрадно. Это значит, что ты еще способен устоять, когда вся сцена, зал и даже театр падут.

— Ты лжешь, Тирон!

— Как знать, как знать…

Как, во имя Вечности, родилась эта позиция?

Он непонимающе смотрел на Доску, где Белой Ведунье противостоял ранее нейтральный Генерал, а вышедшая из цейтнота Темная Кудесница протянула линии к трем младшим Фигурам, находящимся почему-то практически на одной клетке с Ведуньей. При этом силовое поле Кудесницы было наполовину втянуто в Нереальный Сектор, который при этом мало того, что не проявлял враждебных поползновений — но Нереальность вообще казалась мертвой!

Затем Он засек еще одну странность: Фигура Драконицы была заключена в туманный кокон, и цвет этого кокона в точности совпадал с цветами самой Фигуры. Все энергетические нити Драконица оборвала, словно готовилась к катастрофе мирового масштаба. Все, кроме одной — она вела в ту же точку, которая соответствовала совмещению Нереального Сектора и поля Кудесницы. Быстрый расчет показал Ему, что знак этой точки — Вихрь Чаш. На долю мгновения Вселенная остановилась, ожидая приговора.

Да, наконец решил Он, и Колесо Судьбы продолжило свое размеренное движение. Когда ставки перешли из рук в руки, Доска изменила очертания — и угол зрения также изменился, открыв щель в защите Ведуньи. Собственно, даже не щель, а оговоренный в Игровом Кодексе изъян, который непременно должен иметься у любого Игрока.

Вот так, удовлетворенно кивнул Он, отключая Доску и вновь принимая облик, который за столетия стал Его вторым «я». А быть может, и первым.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});