11/22/63 - Стивен Кинг

– Послушайте, так он же больной! – На последнем слове голос Ли дал петуха, как у подростка. Потом он рассмеялся.

– Но Уокер... он совсем из другого теста. У него высокое положение в Обществе Джона Берча...

– Эти ненавидящие евреев фашисты!

– ...и я предвижу, что достаточно скоро он может его возглавить. А завоевав доверие и одобрение других крайне правых групп, он вновь попытается поучаствовать в предвыборной кампании... но на этот раз не за кресло губернатора Техаса. Подозреваю, что цель у него будет более высокая. Сенат? Возможно. Может, Белый дом?

– Этого никогда не случится. – Но в голосе Ли слышалась неуверенность.

– Маловероятно, что такое случится, – поправил его де Мореншильдт. – Но не советую тебе недооценивать способность американской буржуазии пригреть фашизм под именем популизма. И не забывай про мощь телевидения. Без телевидения Кеннеди никогда не победил бы Никсона.

– Кеннеди и его железный кулак. – Похоже, президент изрядно насолил Освальду. – Он не успокоится, пока Фидель срет в горшок Батисты.

– Нельзя недооценивать и ужас, который испытывает белая Америка перед обществом, где законом жизни станет всеобщее равенство, независимо от цвета кожи.

– Ниггер, ниггер, ниггер, мексикашка, мексикашка, мексикашка! – взорвался Ли. Чувствовалось, что ярость переполняет его. – Только это я и слышу на работе!

– Нисколько в этом не сомневаюсь. Когда в «Морнинг ньюс» говорят «великий штат Техас», подразумевают «ненавидящий штат Техас». И люди слушают! Для такого человека, как Уокер – для такого героя войны, как Уокер, – шут вроде Харгиса – всего лишь средство достижения цели. Точно так же Гитлер использовал фон Гинденбурга. При помощи хороших политтехнологов Уокер сможет пойти очень далеко. И знаешь, что я думаю? Человек, который убьет американского генерала-расиста Эдвина Уокера, окажет обществу услугу.

Я тяжело плюхнулся на стул рядом с маленьким магнитофоном. Его бобины медленно вращались.

– Если вы действительно верите... – начал Ли, и тут громкое жужжание заставило меня сорвать наушники. Сверху не донеслось ни криков тревоги или ярости, ни звуков шагов – если только они не сумели быстро сориентироваться и полностью скрыть свою реакцию, – поэтому я предположил, что «жучок» в лампе не обнаружен. Вновь надел наушники. Тишина. Попытался использовать дистанционный микрофон, встав на стул и чуть ли не прижав пластмассовую миску к потолку. Слышал бормотание Ли и редкие реплики де Мореншильдта, но не мог разобрать ни единого слова.

Мое ухо в квартире Освальдов оглохло.

Прошлое упрямо.

Разговор продолжался еще минут десять – может, о политике, может, о сварливости жен, а может, о планах по подготовке убийства Эдвина Уокера, – после чего де Мореншильдт спустился по наружной лестнице и уехал.

Шаги Ли – кламп, клад, кламп – пересекли гостиную над моей головой. Я последовал за ними в спальню и поднял над головой дистанционный микрофон в том месте, где они остановились. Ничего... ничего... а потом тихий, но безошибочно узнаваемый храп. Когда двумя часами позже Рут Пейн привезла Марину и Джун, Ли все еще спал, усыпленный «Дос Экис». Марина будить его не стала. Я бы тоже не мешал спать этому низкорослому вспыльчивому сукину сыну.

6

После этого дня Освальд начал все чаще прогуливать работу. Если Марина и знала, ее это не волновало. Возможно, она этого не замечала. Теперь все ее мысли занимала новая подруга, Рут. Побои пошли на убыль, но не потому, что улучшились нравы. Просто Ли отсутствовал столь же часто, сколь и Марина. Уходя, он обычно брал с собой фотоаппарат. Благодаря записям Эла я знал, куда он ходит и зачем.

Однажды, когда он направился к автобусной остановке, я прыгнул в автомобиль и поехал на авеню Дубовый лужок. Я хотел обогнать автобус Ли, и мне это удалось. С запасом. По обеим сторонам Дубового лужка хватало парковочных клеток, но мой красный «шеви» с задними плавниками, напоминавшими крылья чайки, слишком уж выделялся среди других автомобилей, а я не хотел, чтобы Ли его заметил. Поэтому повернул на Уайклифф-авеню и оставил автомобиль на стоянке универсама «Альфа-Бета». Потом прошелся до бульвара Черепаший ручей. Дома здесь напоминали асьенды, с арками и оштукатуренными стенами. Вдоль подъездных дорожек, пересекавших широкие лужайки, росли пальмы. Кое-где встречались и фонтаны.

Перед домом 4011 подтянутый мужчина (удивительным образом напоминавший сыгравшего стольких ковбоев Рэндольфа Скотта) косил траву. Увидев меня, Эдвин Уокер приветственно вскинул руку, словно отдавая честь. Я ответил тем же. Человек, которого собирался убить Освальд, продолжил катать по лужайке механическую газонокосилку, а я прошел мимо.

7

Интересовавший меня квартал Далласа очерчивали четыре улицы: бульвар Черепаший ручей, на котором жил генерал, Уайклифф-авеню (на которой я припарковался), Эйвондейл-авеню (на которую я свернул, ответив на приветствие Уокера) и Дубовый лужок, где находились небольшие торговые предприятия. Эта авеню проходила за генеральским домом. Дубовый лужок интересовал меня больше всего, потому что десятого апреля Освальд попытается подобраться к генералу именно с этой стороны и по этой улице будет уходить после неудачного выстрела.

Я остановился перед магазином «Техасские туфли и сапоги», подняв воротник джинсовой куртки, сунув руки в карманы. Примерно через три минуты на углу Дубового лужка и Уайклифф остановился автобус. Две женщины с матерчатыми хозяйственными сумками вышли из салона, как только открылись двери. За ними последовал Ли. В руке он держал маленький пакет из плотной коричневой бумаги, в каких рабочие часто носят ленч.

На углу высилась большая каменная церковь. Ли неспешно шел вдоль металлического декоративного ограждения, остановился у доски объявлений, внимательно прочитал все, что там написано, достал из кармана блокнотик, что-то записал. Потом двинулся в моем направлении. Я этого не ожидал. Эл исходил из того, что Ли спрячет винтовку около железнодорожных путей на другой стороне авеню Дубовый лужок, в доброй полумиле отсюда. Но возможно, в записи вкралась ошибка, потому что в ту сторону Ли даже не посмотрел. Он находился уже в семидесяти или восьмидесяти ярдах от меня, и расстояние это быстро сокращалось.

Он заметит меня и заговорит со мной, подумал я. Спросит: «А не вы ли живете под нами? И что вы тут делаете?» Если это случится, будущее изменится. Нехорошо.

Я неотрывно разглядывал туфли и сапоги в витрине и чувствовал, как на загривке выступает пот и каплями скатывается по спине. Когда же рискнул и бросил взгляд влево, Ли исчез, как по мановению волшебной палочки.

Я зашагал по улице. Пожалел, что не надел кепку или даже темные очки. Ну почему я об этом не подумал? Паршивый из меня получался секретный агент.

Я подошел к кофейне в середине квартала. На табличке в витрине прочитал: «ЗАВТРАК ВЕСЬ ДЕНЬ». В зале Ли не было. За кофейней начинался проулок. Я медленно поравнялся со входом в него, посмотрел направо, увидел Ли. Точнее, его спину. Он достал из бумажного пакета фотоаппарат, но не фотографировал. Пока не фотографировал. Исследовал мусорные баки. Поднимал крышки, заглядывал внутрь.

Каждая клеточка моего тела – то есть каждое нервное окончание – требовала, чтобы я миновал проулок не останавливаясь, прежде чем Ли повернется и заметит меня, но острое любопытство заставило чуть задержаться. Думаю, на моем месте так поступило бы большинство. Часто ли доводится наблюдать за человеком, планирующим хладнокровное убийство?

Он прошел чуть дальше, затем остановился у круглой металлической крышки, лежавшей на бетонном основании. Попытался поднять. Не вышло.

Проулок, без асфальта, весь в рытвинах, уходил вглубь ярдов на двести. Примерно в середине его перегораживала металлическая цепь, за ней тянулся заросший сорняками пустырь, ведший к высокому дощатому забору, увитому плющом, сильно усохшим за холодную зиму. Ли отодвинул плющ в сторону, попытался раскачать доску. Она отошла, и Ли заглянул в дыру.

Аксиома насчет яиц и омлета, несомненно, верна, но я чувствовал, что слишком уж долго испытываю терпение удачи, и прошел дальше. В конце квартала остановился у церкви, которой заинтересовался Ли. Называлась она церковь Святых Последних Дней на Дубовом лужке. На доске объявлений указывалось, что регулярные службы проходят утром каждое воскресенье, а по средам в семь вечера проводятся специальные службы для новичков, за которыми следует час общения. С закусками и напитками.

Десятое апреля выпадало на среду, и план Ли (при условии, что это не план де Мореншильдта) перестал быть для меня тайной: заранее спрятать винтовку в проулке и подождать, пока служба для новичков – и час общения, разумеется – подойдет к концу. Услышать прихожан, выходящих из церкви, смеющихся и громко разговаривающих по пути к автобусной остановке. Автобусы ходили каждые четверть часа, буквально следовали один за другим. Выстрелить, вновь спрятать винтовку за качающейся на одном гвозде доской (а совсем не у железнодорожных путей), потом смешаться с прихожанами. И уехать на первом же автобусе.