Рейтинговые книги
Читем онлайн Высоцкий и другие. Памяти живых и мертвых - Владимир Соловьев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 111 112 113 114 115 116 117 118 119 ... 176

Не так-то все, однако, просто…

Второй из «Провинциальных анекдотов» Вампилова так и называется — «Двадцать минут с ангелом». Двум севшим на мель командировочным нужна трешка, чтобы опохмелиться. Соседи по гостинице в «помощи» отказывают, зато агроном Хомутов — «ангел» — предлагает сто рублей. Вот тут и начинается всеобщая нервотрепка: сумасшедший? идеалист? пьяный? жулик?

— Зачем же ты людям нервы трепал, а? Богородицу из себя выламывал, доброго человека!

— Да откуда ты такой красивый? Ну? Откуда ты явился? Уж не ангел ли ты небесный, прости меня, Господи?!

— Он всех нас оскорбил! Оклеветал! Наплевал нам в души! Его надо изолировать и немедленно!

— Звоните в больницу. Это мания величия, определенно. Он вообразил себя Иисусом Христом.

Такова реакция окружающих на явление «ангела». Агронома оскорбляют, избивают, связывают и допрашивают. Его бескорыстие повергает всех в недоумение и уныние: оно необъяснимо, беспричинно, не укладывается в обычную норму поведения. Хомутов смущает, колеблет покойное и привычное существование Анчугина, Угарова и других: им надо измениться, стать другими — либо изменить Хомутова, свести на общий, «свой» уровень его поступок, подвести его под общий знаменатель. И под угрозой дальнейших истязаний, они вынуждают у Хомутова правдоподобное «признание»: шесть лет не посылал матери деньги, она умерла, и он решил отдать их первому, кто в них нуждается больше, чем он. Объяснение, кстати, достаточно жалостливое, слезливое, внятное — и Хомутов принимает искренние соболезнования бывших своих истязателей.

Вампилов не указывает, в чем же истинная изнанка поступка Хомутова — в бескорыстии или угрызениях совести? Какой породы этот человек — ангелической или обычной? В любом случае, однако, чистое добро в этом водевиле вынуждено притвориться раскаявшимся злом. Что более внятно, правдоподобно и безопасно.

В «Прощании в июне» рассказана притча о взяточнике (грешнике) и ревизоре (праведнике). «Грешник» работает в мясном магазине — людей не обижает и себя не забывает. Нагрянувшему, как снег на голову, ревизору «грешник» предлагает взятку — тот не берет. Добавляет — все равно не берет. С перепугу «грешник» отдает все, что у него есть, — и снова натыкается на отказ. Получив по совокупности — недостача в магазине плюс взятка — десять лет и честно отсидев их, «грешник» возвращается в родной город и встречает ревизора. «Ну, — говорит, — дело прошлое, а скажи-ка ты теперь мне, дорогой товарищ: сколько тебе тогда дать надо было?» «Грешник» копит деньги, покупает машину, дачу и снова приходит к «праведнику»: возьми! Но праведник выгоняет его из дома.

Искусить, соблазнить, совратить «праведника», расшатать его пьедестал, свести на нет его деятельность, переделать по своему образу и подобию — иначе жить «грешнику» невмоготу.

Или-или.

Или: нет пророков в своем отечестве, одним миром мазаны, все под себя гребут, и ты такой же, только притворяешься либо по крупному играешь, всё одно.

Или: срочно пересматривай свою жизнь и начинай новую.

Vita nuova!

— К черту гостиницу! Завтра же ноги моей здесь не будет! Кончено! Я начинаю новую жизнь! Ухожу на кинохронику! — кричит Калошин в «Истории с метранпажем», хотя неизвестно, начнется ли у него новая жизнь или все останется по-прежнему.

Снова мнимая сюжетная точка — Александр Вампилов был искусным мастером таких неопределенных, колеблемых, вариативных концов.

Да и не только концов. Колеблется само понятие жанра у Вампилова — драма? мелодрама? водевиль? притча?

Все начинается с анекдота, который, однако, грозит превратиться в трагедию. Испуганный Калошин притворяется больным, но в этот момент с ним случается настоящий сердечный приступ. Все с ним прощаются — типичная сцена «у постели умирающего», но приступ проходит, и Калошин решает начать новую жизнь. В «Старшем сыне» (в параллель «Старшей сестре» Володина) Васенька грозится убить Макарскую, и в самом деле в конце концов поджигает ее дом, застав с ухажером, но все остаются живы, и сцена с погорельцами вызывает смех, а не слезы. В «Прощании в июне» Букин и Фролов «играют» в ревность, игра внезапно переходит в серьезное «окончание», они идут стреляться, но дуэль кончается убийством… сороки: агнец на месте Исаака, да? «Утиная охота» начинается со зловещего розыгрыша — друзья посылают Зилову похоронный венок, но Зилов неожиданно и в самом деле решает покончить с собой. Тогда друзья берут с него слово, что он употребит охотничье ружье по назначению и пойдет с ними на утиную охоту. Этим взятым силой «обещанием» пьеса кончается — чем кончилась эта история в действительности, читатель может строить только догадки.

Так, на самом краю трагедии разворачиваются все анекдотические сюжеты Александра Вампилова.

Традиционно-трагические атрибуты — различные виды оружия — символически присутствуют чуть ли не во всех водевильных ситуациях Вампилова, намекая на кратчайшую возможность разрешения конфликта — с собой ли, с другими ли, не все ли равно? — но все-таки мнимого разрешения: поэтому ни одного убитого в его пьесах нет. Оттого и многоточие в каждой его пьесе — развязки нет, пока есть жизнь.

Если в первом акте висит ружье, в последнем оно должно выстрелить — классическая формула Чехова. Мейерхольд был сторонником сгущающегося по ходу действия символа: в первом акте ружье, в последнем — пулемет. Для Вампилова оружие — это пародийный отказ от драматической условности, но одновременно и намек на трагическую изнанку жизни. Об этой изнанке драматург помнит постоянно и не дает забыть зрителю.

Водевильный сюжет переведен Вампиловым в драматический регистр, но, доведя сюжет до кульминации, Вампилов спускает его на тормозах — трагедия могла произойти, но, к счастью, не произошла или отложена на неопределенный срок. Зритель/читатель весь в напряжении, ожидает самого худшего, но худшего не случается, и мы избавлены от трагического ужаса. То же самое делал Пушкин в «Повестях Белкина»: трагические сюжеты с хеппи-эндами. Та же «Барышня-крестьянка» с влюбленными из враждующих семей — счастливый вариант «Ромео и Джульетты».

«Старший сын» начинается с розыгрыша — студент Бусыгин притворяется сыном Сарафанова, музыканта-неудачника. Сарафанов который уже год сочиняет симфонию «Все люди — братья», но дальше первой страницы она что-то не движется, да и можно ли такую симфонию дописать до конца? Водевиль разворачивается в опасной близости с драмой. «Этот папаша святой человек», — говорит Бусыгин, уловив ангелическую сущность Сарафанова. Обман продолжается уже из сочувствия — тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман. Начав с розыгрыша, Бусыгин кончает настоящей сыновней преданностью Сарафанову и родственной заинтересованностью в судьбе его семьи. Любовь начинается со лжи, но оборачивается правдой.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
1 ... 111 112 113 114 115 116 117 118 119 ... 176
На этой странице вы можете бесплатно читать книгу Высоцкий и другие. Памяти живых и мертвых - Владимир Соловьев бесплатно.
Похожие на Высоцкий и другие. Памяти живых и мертвых - Владимир Соловьев книги

Оставить комментарий