Пришелец - Александр Волков

Падре замолк и прикрыл глаза, словно далекое видение вновь поразило его своим ослепительным величием.

— Я верю вам, святой отец, — чуть слышно прошептал Норман.

— Да-да, — подхватил падре, очнувшись от мгновенного забытья, — верите, потому что сами видели, а если бы — нет?.. Я, быть может, потому и рассказал все это вам, потому что мы с вами вместе видели это!..

— А дальше?.. — спросил Норман внезапно пересохшими губами.

— Мы полетели… — сказал падре, откинув капюшон и посмотрев на светлеющее от далекой зари небо, — над нами вдруг зависло нечто похожее на плотное вытянутое облако, напоминающее по форме огромный камень-голыш, так резво скачущий по воде после сильного броска озорного мальчишки. Оно опустилось совсем низко и словно вобрало нас в свои прохладные недра. Но прежде чем исчезнуть в этом облаке, я оглянулся вниз и увидел, что оно не отбрасывает тени…

— Вам было страшно?

— Не знаю… Не помню… Но скорее нет, чем да… Наверное, в какой-то миг мне стало немного не по себе от столь резкой перемены декораций, но я поднял глаза и, встретив твердый взгляд зеленых глаз Хельды — а у нее были удивительные глаза, зеленые с рыжими крапинами, — я устыдился собственной слабости и воспрял духом…

— И что было… дальше?

— Мы вознеслись высоко над землей, так высоко, что небо над нами внезапно сгустилось и потемнело, а звезды сделались крупными, как вишни, и чистыми, как бриллианты в короне императора… Земля осталась далеко внизу, и предстала перед нашими глазами в виде выпуклой отполированной линзы, изготовленной из огромного голубого карбункула, перебитого мощными вкраплениями и прожилками кварца, агата, опала, нефрита, аметиста… Я чуть было не принял это видение за предсмертный мираж, потому что один раз слышал нечто подобное от товарища, навылет пораженного копьем в грудь, побледневшего и похолодевшего от потери крови, но вдруг вынырнувшего из полутрупного забытья и из последних сил поведавшего мне о белых призраках, подхвативших его под руки и вознесших на страшную, гибельную высоту… Я чувствовал, что умираю, но эта смерть была совсем не страшна, в ней было нечто, превосходящее всякое человеческое воображение, всю привычную меру физических и духовных чувств, я как бы умирал, но в то же время как бы вновь рождался в ином, доселе неведомом мне мире, откуда мою прошлую жизнь можно было окинуть одним взглядом!.. О, что это была за жизнь, командор!.. Сплошной кошмар: кровь, своя и чужая, муки, страдания, боль, темный змеиный клубок страстей, в котором уже невозможно разобрать, где чья голова и чей хвост!.. И все это выло, вопило, рыдало, хохотало сумасшедшим смехом, язвя самое себя, — и все это был я сам… Я вдруг ощутил чьи-то горячие пальцы на своих веках и словно прозрел от их прикосновения: если до этого жизнь человеческая порой представлялась мне горящей лучиной, зажженной в темной пещере неведомым божеством и тут же брошенной за ненадобностью в недвижное черное зеркало подземного озера, то теперь я понял, что это всего лишь краткое мучительное блуждание во мраке среди себе подобных, не отличающих небесного света от болотных огней и принимающих вопли площадного глашатая за чистый зов божества!..

Падре умолк и зябко поежился, втянув голову в плечи и накинув капюшон на начинающую зарастать волосами макушку.

— Зов божества… зов божества… — забормотал он, задумчиво покачиваясь и перебирая в пальцах смуглые ореховые четки. — Мы слышали его… Я говорю: мы — я и Хельда… Ее рука на моем плече, легкое прикосновение тонких и сильных пальцев, и голос, идущий отовсюду, трубный глас…

Падре вдруг резко выпрямился, откинул капюшон и, выбросив над еле тлеющими углями сухую жесткую ладонь, медленно и торжественно произнес, глядя куда-то поверх головы Нормана лихорадочно сверкающими глазами:

— Он придет, и вы не узнаете Его!.. Он будет говорить, и вы не услышите!.. Он будет делать, и вы не увидите!.. Горе!.. Горе не принявшим Его…

Падре набрал в грудь воздуху, как бы собираясь говорить дальше, но вдруг осекся на полувздохе, бессильно опустился на поваленный ствол, уронил голову на грудь и обхватил себя за плечи, стараясь унять мелкую дрожь, внезапно охватившую все его тело.

— Так вы думаете, Эрних и есть… тот самый?.. — осторожно заговорил Норман.

— Не знаю… — прошептал священник, быстро оглянувшись на спящих под кустом гардаров. — Ничего не знаю… Молчу… Никто не знает, когда придет срок и что будет тогда, когда Он придет…

— А что было… потом?..

— Тьма! — мгновенно отозвался падре, вскинув голову.

— И… надолго?

— Не знаю!.. Миг?.. Столетие?.. Мы были в Вечности, командор…

— Ах да, конечно… — прошептал Норман, дрожащими пальцами заталкивая в трубку сухой и ломкий растительный мусор. — Все слова, слова, а тут совсем другое дело…

— Потом мы лежали под скалой на берегу лесного озера, — вновь заговорил падре, — во рту у меня почему-то горело, и, когда я попросил пить, Хельда спустилась к озеру и принесла пригоршню воды… Вдруг издалека стал приближаться топот копыт, и из-за скалы появились всадники в белых одеждах с алыми крестами на груди и спине… Они молча окружили нас, подняли, посадили на конские крупы и по извилистой каменистой тропке доставили в мрачный замок на вершине скалы. Когда нас привели к хозяину замка, я сказал, что Хельда моя жена…

— Это правда? — спросил он, повернув к ней бледное, пересеченное рваным шрамом лицо.

— Да, — сказала она.

По его знаку нас отвели в отдаленные покои и оставили одних. Половину комнаты занимало широкое ложе, окруженное прозрачной складчатой кисеей, а перед ним стоял накрытый стол, где было все, чего только может пожелать самый изысканный вкус. Но не успели мы приступить к трапезе, как я почувствовал на себе чей-то взгляд. Я взглянул на Хельду и по ее глазам понял, что она чувствует то же самое. Мы начали есть и пить вино, а когда где-то над нашим окном послышалась перекличка ночной стражи, Хельда наполнила свой бокал до краев и опрокинула его на потрескивающую лучину. Та погасла, влажно всхлипнув напоследок, и мы остались в темноте.

Первое время я различал лишь какие-то шаги, шорохи и прочие неясные звуки, но вскоре глаза мои привыкли к темноте, и я увидел за воздушными складками полога обнаженный силуэт Хельды.

— Чего ты ждешь? — спросила она глубоким грудным голосом. — Ведь я твоя жена… Иди ко мне!..

Падре умолк, поднял голову, и посмотрел на Нормана долгим затуманенным взглядом.

— Говорите, говорите, я слушаю! — кивнул тот.

— Да-да, говорить… — пробормотал священник, словно выходя из забытья. — Мы уснули под утро, но наш сон был, по-видимому, недолог, потому что, когда по всему замку загрохотали кованые подошвы сапог и наша дверь слетела с петель от страшного удара, было еще темно, и лишь горящие факелы ворвавшихся в наши покои стражников освещали каменные стены и потолок рваными кровавыми всполохами… Я вскочил с постели, заслонив собой Хельду и, схватившись за спинку стула, вдруг почувствовал, что моя ладонь прилипла к резной деревянной планке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});