Рассказы. 1887 - Антон Чехов

Н. К. Михайловский, говоря о том, что Чехов неудачно назвал свой сборник — «Хмурые люди», ссылался на рассказ «Беда»: «В каком смысле может быть назван хмурым человеком, например, купец Авдеев („Беда“), который выпивает, закусывает икрой и попадает в тюрьму, а потом в Сибирь за то, что подписывал, не читая, какие-то банковские отчеты?» («Русские ведомости», 1890, № 104, 18 апреля).

Ф. Пактовский причислил «Беду» к таким рассказам, которые освещают чрезвычайно существенный общественный вопрос, разрешение которого важно не столько для читателей, сколько для представителей юриспруденции: как быть, когда «наблюдается разъединение цивилизованного общества, его форм жизни, понятий и убеждений от форм жизни, понятий и убеждений простого народа» (Ф. Пактовский. Современное общество в произведениях А. П. Чехова. Казань, 1901, стр. 33).

При жизни Чехова рассказ был переведен на немецкий, румынский и сербскохорватский языки.

Поцелуй

Впервые — «Новое время», 1887, № 4238, 15 декабря, стр. 2—3. Подпись: Ан. Чехов.

Включено в сборник «Рассказы», СПб., 1888; перепечатывалось в последующих изданиях сборника.

Вошло в издание А. Ф. Маркса.

Печатается по тексту: Чехов, т. IV, стр. 239—260, с исправлениями по «Новому времени» и сб. «Рассказы».

Рассказ был задуман в октябре 1887 г. 21 октября Чехов писал брату в Петербург: «Скажи Буренину, что субботник я пришлю очень скоро». Затем 24 октября сообщал: «…субботник пишу». И еще раз 20 ноября: «…после пьесы (представление „Иванова“) я вошел в колею и уселся за субботник».

Рассказ был написан, как свидетельствует И. Л. Леонтьев (Щеглов), в Петербурге, в номере гостиницы «Москва», где Чехов останавливался в декабре 1887 г. 13 декабря он зашел к Чехову в гостиницу и застал его за работой. Чехов просил его, как бывшего артиллериста, прочесть рассказ и сказать, не допустил ли он какой-либо ошибки. «Я ‹…› — вспоминал Леонтьев (Щеглов), — был поражен верностью описания ‹…›, удивительной чуткостью, с какой схвачен был самый дух и склад военной среды. Просто не верилось, что всё это написал только соскочивший с университетской скамьи студентик, а не заправский военный, прослуживший, по крайней мере, несколько лет в артиллерии! С строго придирчивой точки зрения можно, пожалуй, найти некоторые „длинноты“, именно в описании движения бригады — единственный недостаток рассказа, написанного чуть ли не в двое суток…» («Чехов в воспоминаниях современников». М., 1954, стр. 167).

Включая рассказ в сборник, Чехов хотел, чтобы он непременно был напечатан в конце книги, последним, о чем писал брату Александру Павловичу 24 марта и 11 или 12 апреля 1888 г. При редактировании текста Чехов снял три фразы и внес ряд стилистических поправок. Готовя собрание сочинений, он исправил несколько слов, в частности, иноязычные слова заменил русскими.

По свидетельству М. П. Чехова, в рассказе отразились впечатления Чехова от жизни в Воскресенске в 1884 г., когда в городе стояла батарея, которой командовал Б. И. Маевский (сб. «О Чехове». М., 1910, стр. 251).

Отзывы современников о рассказе были разноречивы.

Рассказ нравился А. Н. Плещееву, о чем сообщал Чехову Леонтьев (Щеглов) в письме от 22 декабря 1887 г.: «Болярин Алексей очень Вам кланяется, млеет от Вашего „Поцелуя“…» (ЦГАЛИ). Сам Леонтьев (Щеглов) восхищался рассказами «Поцелуй» и «Свирель» и повестью «Степь», выражая сожаление, что Чехов перешел впоследствии к созданию таких «надуманных и сухих» произведений, как «Скучная история» и «Припадок». Объяснял он это тем, что Чехов «раздружился с природой», «чутким знатоком» которой он был, и погрешил против заповеди «Твори, не мудрствуя лукаво» (письмо от 25 марта 1890 г. — ГБЛ).

«Поцелуй» назван Г. А. Русановым среди рассказов, причисляемых им к «перлам русской литературы» (в письме к Чехову от 14 февраля 1895 г. — Записки ГБЛ, вып. 8, стр. 58).

По свидетельству С. И. Мицкевича, М. Горький на примере этого рассказа доказывал, что Чехов является знатоком психологии маленьких людей.

К. Арсеньев считал «Поцелуй» одним из лучших рассказов Чехова, замечая, что в нем «очень хорошо главное действующее лицо, штабс-капитан Рябович, в серенькую скучную жизнь которого внезапно проникает луч солнца ‹…›. Картина закончена вполне, несмотря на всю ее миниатюрность» («Вестник Европы», 1888, № 7, стр. 261).

А. А. Александров в статье «Молодые таланты в русской беллетристике. Антон Чехов» (ЦГАЛИ, фонд 2, оп. 1, ед. хр. 35, стр. 5), говоря о гуманизме Чехова, о внимании писателя к душе и сердцу человека, ссылался на рассказ «Поцелуй», в котором автор тепло и трогательно отнесся к своему герою — штабс-капитану Рябовичу.

К. Говоров (К. И. Медведский) писал об отсутствии в произведениях Чехова серьезного содержания и относил «Поцелуй» к рассказам «анекдотическим». «…Если бы этот замысел был эксплоатирован беллетристом-психологом — из него что-нибудь и вышло бы. Но г. Чехов, как мы знаем, совсем не психолог», — безапелляционно утверждал критик, рекомендуя Чехову «ограничиться передачей самого анекдота, и в общих словах — того впечатления, которое произвел на Рябовича поцелуй невидимой красавицы» («День», 1889, № 485, 13 октября).

Отрицательно писал о рассказе К. Медведский и позже, считая, что Чехову не удалось раскрыть психологию своего героя («Русский вестник», 1896, № 8, стр. 290).

В. Гольцев подчеркивал, что в ряде рассказов Чехова пантеистическое мировоззрение принимает «печальный оттенок». В связи с этим он упомянул «Поцелуй», ссылаясь на размышления Рябовича в конце рассказа («Русская мысль», 1894, № 5, стр. 47).

В. Альбов, утверждая, что юмор в произведениях Чехова уступил место пессимизму, среди рассказов, повествующих о беспомощности человека и бесцельности его существования, назвал «Поцелуй». Он писал, что «Поцелуй» «как будто нарочно выдуман на заранее составленную тему — о бессмысленности жизни» («Мир божий», 1903, № 1, стр. 88). «Изображая пустоту и бессилие мечты, обнажая жизнь, он, — замечал Альбов о Чехове, — понимает вместе с тем, что эта обнаженная жизнь, жизнь без мечты, „необыкновенно скудна, бесцветна и убога“» (стр. 103).

При жизни Чехова рассказ был переведен на венгерский, немецкий, сербскохорватский, словацкий и чешский языки.

В письме к И. Я. Павловскому от 5 декабря 1894 г. среди «наиболее подходящих для французского читателя» рассказов Чехов назвал «Поцелуй» («Вопросы литературы», 1960, № 8, стр. 145).

Мальчики

Впервые — «Петербургская газета», 1887, № 350, 21 декабря, стр. 3, отдел «Летучие заметки». Подзаголовок: Сценка. Подпись: А. Чехонте.

Вошло в издание А. Ф. Маркса.

Печатается по тексту: Чехов, т. 1, стр. 332—339.

Готовя рассказ для собрания сочинений, Чехов снял подзаголовок и существенно переработал весь текст. Были внесены добавления, рисующие психологию детей (в частности, молитва Володи); написан другой финал. В результате контраст характеров двух мальчиков, едва намеченный в газетной редакции, стал ярче. Исправляя текст, Чехов снимал вульгаризмы и просторечные выражения.

Возможно, для творческой истории «Мальчиков» имел значение эпизод, рассказанный писателем И. С. Шмелевым. Шмелев и его товарищ, оба гимназисты, встретились с Чеховым, тогда молодым начинающим писателем, в Нескучном саду, в Москве. Мальчики ловили рыбу и сушили ее, подражая индейцам. Чехов, включившись в игру, обратился к друзьям с предложением: «Не выкурят ли мои краснокожие братья со мною трубку мира?» А получив от мальчиков подарок — поплавок для ловли карасей — «дикообразово перо», в том же тоне поблагодарил: «попо-кате-петль!» — что значит «Великое Сердце». «Я теперь вспоминаю, из его рассказов, —„Монтигомо, Ястребиный Коготь“ — так кажется?..», — писал Шмелев в воспоминаниях «Как я встречался с Чеховым», датированных 1934 годом (в кн.: И. Шмелев. Повести и рассказы. М., Гослитиздат, 1960).

В «Осколках московской жизни» («Осколки», 1885, № 3, 19 января, стр. 4) Чехов писал о том, как со временем меняются вкусы. Так, «было время, когда люди зачитывались рыцарскими романами и уходили в Дон-Кихоты», а «наши сызранские и чухломские детеныши, начитавшись Майн-Рида и Купера, удирали из родительских домов и изображали бегство в Америку».

О том, что Чехов в «Мальчиках» отразил характеры и обстоятельства, типические для определенного времени, свидетельствует и письмо Г. И. Успенского к В. А. Гольцеву от 22 июня 1891 г. Высоко оценивая автобиографический рассказ молодого писателя А. С. Серафимовича «Бегство в Америку» (впоследствии названо «Бегство»), Г. И. Успенский писал: «„Детство и отрочество“ Толстого, „Семейная хроника“ Аксакова, „Детские годы“ М. Е. Салтыкова (в „Иудушке“) и т. д. — ни в чем не подобны детству юнейшего поколения. Ни я, ни Вы, ни Вас. Мих. Соб‹олевский›, ни Н. К. Михайловский, ни Вук. Мих. Лавров, ни А. С. Посников и т. д. — никто не бегал в Америку, — а юнейшее поколение бегало и, след‹овательно›, в его нравственном настроении есть нечто нам непонятное» (Г. И. Успенский. Полн. собр. соч., т. 14, 1954, стр. 485). В некрологе «Н. М. Пржевальский» (1888) Чехов раскрыл причины этого «нравственного настроения»: «Изнеженный десятилетний мальчик-гимназист мечтает бежать в Америку или Африку совершать подвиги — это шалость, но не простая… Это слабые симптомы той доброкачественной заразы, какая неминуемо распространяется по земле от подвига».