Приключения Перигрина Пикля - Тобайас Смоллет

Пробыв недолго в поместье, мы вернулись в Лондон, чтобы представиться ко двору, а затем отправились на север к моему деверю, герцогу X., пригласившему нас к себе в письме к лорду В-му. Отец снабдил нас лошадьми и деньгами, так как наши средства были крайне скудны и состояли только из незначительного годового содержания, назначенного его светлостью, от которого братья всецело зависели после внезапной смерти отца, не успевшего обеспечить прилично своих младших детей.

Когда я распрощалась со своими родственниками, сказала прости родительскому дому и поняла, что отныне пускаюсь в мир забот и треволнений, — хотя путешествие, в которое я отправилась, было вполне добровольным, а моим спутником являлся человек, любимый мной до безумия, — я опечалилась, но это чувство вскоре уступило место более приятным мыслям. В городе мне сделали визиты почти все светские дамы, и многие из них, как я заметила, завидовали мне, так как я обладала человеком, который произвел столь странные опустошения в их сердцах, а иные из этих леди знали цену его благосклонности. Одна в особенности пыталась завязать со мной дружбу, выказывая необычайные знаки внимания; но я предпочла отвергнуть ее домогательства, оставаясь в границах учтивости; ни одной из леди я не дарила особых симпатий, ибо все свое время посвящала предмету моей любви, который занял все мои помыслы до такой степени, что, не будучи ревнивой, потому что поводов к этому не было, я завидовала счастью каждой женщины, которую ему приходилось иногда подсаживать в карету.

Герцогиня ***, недавно вышедшая замуж за графа П., приятеля лорда В-ма, повезла меня ко двору и представила королеве, выразившей свое одобрение моей наружности в самых отменных выражениях и, при взгляде на мое сиявшее лицо, пожелавшей, любуясь мною, чтобы ее придворные дамы обратили внимание на то, сколь мало зависит счастье от богатства, так как мое лицо выражало радость больше, чем лица всех придворных, ее окружавших.

Это замечание вызвало у меня румянец, который ее величество наблюдалане без удовольствия; она несколько раз повторила свои слова и в милостивых выражениях представила меня знатным иностранцам. Она пожелала лорду В-му счастья взамен развлечений и благосклонно обещала позаботиться о своих красивых нищих. В самом деле, мы были богаты только любовью. Однако мы не терпели нужды и провели все лето, развлекаясь и посещая балы, устраиваемые большей частью сестрой лорда В-ма и еще одной леди, бывшей в то время любовницей первого министра. Сестра лорда В-ма была остроумной, но некрасивой женщиной; другая леди — очень красива и обладала мужским умом; их связывала тесная дружба, хотя обе они любили власть и поклонение.

Эта леди, в чьих руках была большая власть, отличалась элегантностью так же, как и расточительностью в устройстве развлечений, в которых принимали участие и мы, особливо в прогулках по реке. Во время одного из таких увеселений произошел маловажный случай, о котором я расскажу, так как он свидетельствовал о ревнивой чувствительности, отличавшей нрав лорда В-ма. Большое общество, состоявшее из леди и джентльменов, сговорилось обедать в Воксхолле и поужинать в Марблхолле, где предполагалось закончить вечер танцами; одна лодка не могла вместить всех, и компания разделилась по жребию на группы, вследствие чего я и мой супруг вынуждены были разлучиться. Эта разлука была неприятна нам обоим, так как мы были влюблены друг в друга, хотя и связаны узами брака; мое неудовольствие усилилось, когда мне выпало сидеть рядом с сэром В. И., известным волокитой; хотя лорд В-м до женитьбы ухаживал за каждой женщиной, но я хорошо знала, что он не желал, чтобы кто-нибудь волочился за его женой.

Дабы не вызвать и тени подозрений разговором с этим щеголем, я завела беседу с шотландским аристократом, который слыл в прежнее время одним из моих поклонников. Таким образом, пытаясь избежать одной ошибки, я по неведению совершила еще большую и причинила такое огорчение лорду В-му, что он не скрывал своего гнева; столь глубоко был он оскорблен моим поведением, что вечером, когда начался бал, едва удостоил предложить мне руку во время танцев и метал на меня грозные взгляды, проникавшие до глубины моей души. Мое огорчение увеличивалось еще из-за неведения, в чем я грешна. Меня терзали тысячи беспокойных мыслей; я начала думать, что ошиблась в его нраве и отдала сердце человеку, который уже устал от обладания; однако я решила терпеть, не жалуясь на свою долю, которую сама себе уготовила.

Я воспользовалась первой возможностью с ним поговорить и открыла причину его гнева; для уговоров не было времени, и он по-прежнему пребывал в заблуждении, выражая свое недовольство в такой мере, что все присутствующие обращались ко мне, любопытствуя о причине его состояния; итак, я была вынуждена удовлетворить их любопытство, говоря, что вчера ему нездоровилось, и его недомогание мешает ему танцевать. Столь был он разгневан этим злосчастным моим поступком, хотя я и не помышляла его огорчить, что задумал отомстить мне за мое безрассудство, и за ужином, случайно заняв место между двумя красивыми леди, одна из которых недавно умерла, а другая ныне живет неподалеку от моего поместья, он притворился веселым и открыто волочился за обеими.

Это наказание не было единственным, какое он наложил на свою невинную жену. В тот вечер мы занялись незатейливой игрой, кончающейся тем, что джентльмены приветствуют леди поцелуем; и вот лорд В-м, выполняя это повеление, неучтиво мною пренебрег, когда очередь дошла до меня; мне пришлось, несмотря на всю мою гордость, скрыть от присутствующих мучения, вызванные этим знаком безразличия и неуважения. Но я одержала над собой победу и притворилась, будто посмеиваюсь над его поведением, столь свойственным мужьям, тогда как слезы стояли у меня на глазах, а сердце билось, грозя разорваться.

Мы разошлись около пяти часов утра, и этот вечер был самым тягостным из всех, какие я помню; оскорбленный возлюбленный удалился спать в хмуром молчании и раздражении. Как ни хотелось мне объясниться с ним, я чувствовала себя столь обиженной его непонятным подозрением, что решила потребовать у него объяснений, лишь после того, как он задремал; тогда моя гордость уступила место нежности, и я обняла его, хотя он пытался отклонить эти знаки моей любви. Я спросила его, как может он быть столь несправедливым, чтобы негодовать на мое учтивое обращение с тем, кому я отказала ради него, о чем он хорошо знает. Я пожурила его за жестокие попытки возбудить мою ревность и привела такие неотразимые доводы в свою защиту, что он убедился в моей невинности, закрепил мое оправдание ласковым объятием, и мы насладились восторгами нежного примирения.

Не могло быть страсти более горячей, нежной и искренней, чем та, что пылала в нас. Мы не могли насытиться взаимным обладанием, и наслаждение наше с течением времени только усиливалось. Когда обстоятельства разлучали нас, хотя бы на несколько часов, мы были несчастны во время этой краткой разлуки и встречались снова, как любовники, для которых единственной радостью является присутствие любимого существа. Как много упоительных вечеров мы провели в нашей маленькой квартире, когда мы приказывали унести свечи, чтобы можно было насладиться мягким лунным светом в прекрасные летние вечера! Столь пленительная и торжественная картина натурально располагала душу к покою и умилению; коль скоро присовокуплялась к этому беседа с любимым человеком, какой неизреченной сладости исполнялось воображение! О себе скажу: мое сердце было так поглощено моим супругом, что я не находила удовольствия в увеселениях, если он не принимал в них участия; и не была я повинна ни в одной мысли, противной моему долгу и моей любви.

Осенью мы отправились на север и встречены были в пути герцогом и двадцатью джентльменами, которые сопровождали нас до X., где мы зажили в роскоши. Его светлость имел в то время сотню слуг, оркестр, всегда игравший за обедом, держал открытый стол и принимал у себя большое общество. Надзирала за хозяйством его старшая сестра, красивая молодая леди с приятным нравом, и с ней я завязала тесную дружбу. Она подсмеивалась вместе с герцогом над моей любовью к лорду В-му, который был причудником и, когда нападала на него блажь, мог оставить общество и уйти спать в семь часов вечера. В таких случаях я также уходила, помышляя только о том, чтобы угодить моему супругу, и не обращала внимания на насмешки его родственников, порицавших меня за то, что я его балую, потакая ему во всем. Но могла ли почитаться чрезмерной моя нежность и снисходительность к тому, кто любил меня столь горячо, что, вынужденный иногда отлучаться по делам, стремился при первой возможности вернуться и нередко, случалось, мчался, невзирая на темноту, ненастье и бурю, в мои объятия?

Пробыв семь месяцев в этом городе, я убедилась, что готовлюсь стать матерью; я предпочитала, будучи в интересном положении, поехать к моим родным, и потому вместе с моим дорогим супругом мы отбыли из X. с большою неохотою, так как в общем мне нравились шотландцы, принимавшие меня с большим радушием и уважением; и до сего времени они оказывают мне честь, считая меня одной из самых лучших жен в этой стране, что поистине является торжеством для честной женщины.