Кто ищет... - Аграновский Валерий Абрамович

восстановлены стипендии — 12 людям,

сняты незаслуженные взыскания — с 6 человек,

возвращены из мест заключения — 7 человек,

вручены награды — 18 людям,

предоставлена жилплощадь — 77 семьям

(где-то здесь и мои М.),

поставлены на очередь по жилью — 39 семей,

оказана материальная помощь — 20 людям,

предоставлено мест в детсадах и яслях — 12 детям,

госпитализированы — 23 больных,

пересмотрен размер пенсий — 7 пенсионерам,

отправлены на принудлечение — 26 алкоголиков,

опротестовано решений народных судов и отменено постановлений органов прокуратуры — 101,

сняты с работы — 126 человек,

понижены в должности — 17 человек,

лишены производственных премий — 19 человек,

объявлено административных взысканий — 272 людям,

партийных взысканий — 36 членам партии,

комсомольских взысканий — 45 членам ВЛКСМ,

возбуждено уголовных дел — 81,

осуждены народными судами — 34 человека,

осуждены товарищескими судами — 16 человек,

отчислены с учебы — 15 человек,

лишены родительских прав — 8 отцов и матерей,

направлены в спец. ПТУ — 13 подростков.

Разумеется, все это не врачевание, это — фельдшеризм, который не трогает причин болезней, который лечит всего лишь внешние симптомы и проявления. Но если в фельдшере не заложен врач, то в каждом враче пусть присутствует добрый фельдшер! Человеку  б о л ь н о, и хороши бы мы были, если бы позволили ему страдать, пока кто-то и где-то обнаружит источник заболевания, найдет кардинальный способ лечения и решит проблему глобально!

На этом закончим разговор о конкретном добре, и зле. Теперь можно в путь.

«При исполнении». Я кладу в чемодан книгу. Непременно беру с собой книгу. Какую? Нет, не просто для чтения, хотя и это неплохо. Для работы. Принцип подбора книг может быть разный: географически-познавательный, смысловой и даже психологический. Отправляешься, к примеру, на Дальний Восток, почему бы не взять с собой чеховский «Сахалин»? Едешь писать об ударничестве — и берешь томик В. И. Ленина со статьей «Как организовать соревнование?». Путь газетчика в колонию для несовершеннолетних, и в чемодан ложится «Трудная книга» Г. Медынского или Ф. Достоевский, «Записки из Мертвого дома». Командировка на БАМ, очень кстати будет «Мужество» В. Кетлинской. Едешь разбираться в остром конфликте или на какое-нибудь трудное дело, связанное с чьей-то безнравственностью или преступлением, что поможет тебе обрести холодное перо при горячих мыслях? Что даст душевное равновесие, когда ты работаешь «один на один», кто умерит твой пыл в изложении обстоятельств дела, подскажет верную тональность и в письме, и в поведении на месте? Мне лично — тургеневские «Записки охотника» или «Вечное безмолвие» Д. Лондона.

Журналист, собирающий материал, — это ищейка, идущая по следу. След может привести и к положительному материалу, и к негативному, не в том вопрос, а в том, что состояние газетчика всегда приподнятое, нервы напряжены, зрение обострено, слух насторожен, трата умственной и физической энергии повышенная, короче говоря — стресс. А. Шпеер, четверть века отдавший следственной работе, в документальной повести «Уголовное дело» прекрасно описывает это состояние. Следователь выезжает на место совершения преступления, положим, убийства: он едет в автобусе, прижав портфельчик к груди, ему наступают на ноги, толкают, поругивают, и никто не видит, что едет следователь. И вот дом, где случилось несчастье. Взволнованная толпа, с трудом сдерживаемая милиционером. Появляется человек с портфельчиком, прижатым к груди. Как, по каким приметам и признакам люди догадываются, что прибыл самый главный представитель власти? Следователь и слова никому не успел сказать, ни жеста не сделал, глазами не повел, а толпа мгновенно расступается, образуя коридор для прохода, и милиционер уже держит под козырек, и следователь принимает все это как должное, потому что находится «при исполнении служебных обязанностей».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

С нами, журналистами, происходит нечто подобное. Час или сутки назад мы шли по коридору собственной редакции, никем не замечаемые, нас последними словами ругали на планерке, мы униженно одалживали друг у друга трешки, мы были такими, «как все». Но вот, оформив командировку, мы оказываемся в самолете, в поезде, в машине, и что-то меняется в нашей психологии, в голосе, в походке, во взгляде, и окружающие это прекрасно видят, а нам ничего не стоит властно одернуть любого хама, решительно вмешаться в уличный конфликт, потребовать в гостинице тишины, выступить на совещании в присутствии любого местного начальства, защитить женщину от хулигана, навести порядок на дискотеке, словно у нас, как у иностранцев, дипломатическая неприкосновенность.

Мы тоже находимся «при исполнении», что дает нам дополнительные силы и решительность, что превращает нас в «локомотивы», перед которыми опасно перебегать дорогу. Командировка газеты, лежащая в боковом кармане пиджака, как золотой червонец, гарантирована всем достоянием печатного органа. И конечно же не сами по себе мы становимся сильными, мы сильны газетой, которую представляем. Но и сколько дополнительной ответственности тяжелым грузом ложится на наши плечи! Мы не можем позволить себе в командировке ни одного глупого слова. Ни одного необдуманного поступка. Никаких фривольных или сомнительных знакомств. Ни вспышек злобы, ни вспышек радости. Постоянное ощущение взнузданности. Пришпоренности. Живем, как под стеклянным колпаком: возможностей — тысяча, но и простреливаемся с любой стороны!

Каким образом сбрасывать с себя лишнее напряжение?

Я достаю из чемодана томик стихов:

Как обещало, не обманывая, Проникло солнце утром рано Косою полосой шафрановою От занавеси до дивана. Оно покрыло жаркой охрою Соседний лес, дома поселка, Мою постель, подушку мокрую И край стены за книжной полкой. Я вспомнил, по какому поводу Слегка увлажнена подушка…

…Теперь, кажется, можно с головой хоть в омут.

СБОР МАТЕРИАЛА

Поведение. Из человеческих качеств, свойственных журналистам как «обыкновенным людям», я безусловно сохранил бы на время сбора материала по крайней мере одно: п о р я д о ч н о с т ь. С некоторыми другими допускал бы трансформацию, зависимую от конкретной обстановки: какие-то преувеличивал, какие-то сдерживал, какие-то вовсе скрывал, а какие-то приобретал наново. Мы можем позволить себе быть хитрыми, глупыми, доверчивыми, подозрительными, мягкими, злыми, наивными, ехидными — любыми, если хотим вернуться домой не с пустым блокнотом.

Я бы сказал, что в этом смысле мы были бы похожи на актеров, входящих в роль по «системе Станиславского», если бы не одно пикантное соображение. Дело в том, что актерский талант — это прежде всего талант перевоплощения, который как бы независим от личных качеств исполнителя. Для того чтобы сыграть умного героя, актеру не обязательно быть интеллектуалом. В журналистике подобное невозможно. Нам никто не пишет текстов и не ставит мизансцен. Мы сами себе и режиссеры, и драматурги, и исполнители. И потому, собирая материал, все подчиняя этой цели, можем прикинуться кем угодно, оставаясь при этом истинно умными, принципиальными, честными, великодушными, стоящими на четких идейных и мировоззренческих позициях и во всех случаях жизни — порядочными. Именно эти качества, сочетаемые с любой временной маской, должны гарантировать окружающим чистоту наших помыслов, а нам самим возможность не заходить слишком далеко. Добавлю к сказанному, что журналист, какого бы ума и таланта он ни был, но действующий прямолинейно, обрекает себя на великие трудности, которые, увы, не всегда преодолимы.