Лучшее за год. Мистика, магический реализм, фэнтези (2003) - Келли Линк

Утром Кэрол почти ничего не сказала, кроме:

— Мне жаль, что вы уезжаете, но я не потерплю в доме никого, кто действует за моей спиной.

Слова напомнили Лайонелу о последней встрече с Дороти, и он с трудом сдержал истерический смешок. Он с грохотом стащил чемодан по лестнице, в надежде, что Элен выйдет из своей комнаты, но без толку.

— Могу я хотя бы подняться и сказать «до свидания»? — едва ли не взмолился он.

— Мадам сейчас не принимает. i Лайонел не понял, решила ли так сама Элен или же ее мать.

Он подтащил чемодан к «мини» и засунул его в багажник.

— Ты действительно не возражаешь, чтобы я забрал зеркало? — спросил он.

— Если вы хотите попробовать починить его, ради бога. Я им никогда не пользовалась, — сказала Кэрол и, прежде чем уйти в дом, многозначительно кивнула ему, чтобы он поторопился.

Выруливая задним ходом на улицу, он пробормотал: «Ну ты и влип, старик», — и сгорбился за рулем, чтобы не задевать головой за выпуклость в крыше. На сиденье рядом с ним шуршали в овальной раме зеркальные осколки, но в них не отражалось ничего, кроме обивки салона. Даже в самом крупном осколке. Лайонел не очень понимал, зачем забрал зеркало с собой. Сможет ли оно как-то помочь ему взять власть над глубинами подсознания и освободить Дороти? Пансионат уже маячил далеко позади, и он задумался, кем считают его оставшиеся там люди и в какие неизведанные глубины своего мозга поместят они его? В первый раз за всю жизнь он испугался жизни после смерти.

Адам Робертс

Почти по Свифту

Пер. О. Гайдуковой

Адам Робертс опубликовал ряд коротких рассказов, новелл и три романа: «Соль», «Стена» и «Камень». Он преподает литературу и культурологию в Ройял-Холлоуэй на западе от Лондона, где и живет вместе с женой и дочерью.

«Почти по Свифту» — рассказ, написанный по мотивам великого сатирика Джонатана Свифта.

Т. У.

[1]

7 ноября 1848 г.

Его крохотная ладошка быстро и умело двигалась взад-вперед над поверхностью миниатюрного устройства. Сам работающий был одет в желтые шелковые панталоны и голубой хлопчатобумажный обтягивающий камзол. Это существо (Бейтс не мог разобрать, он это или она) носило очки, сверкавшие на свету, словно капли росы. Оно было черноволосое, с золотисто-кремовой кожей. Бейтс даже сумел разглядеть сосредоточенно наморщенный лоб и едва видимый между зубами кончик крошечного язычка.

Бейтс выпрямился.

— У меня спина болит от такого наклона, — объяснил он.

— Вполне понимаю, — сказал Пеннел. — Не угодно ли стул?

— О нет, спасибо, не стоит беспокоиться, — ответил Бейтс. — Думаю, я уже увидел все, что нужно. Воистину, это очаровательно.

Пеннел переминался с ноги на ногу и выглядел взволнованным.

— Я никогда не устаю наблюдать за тем, как они работают, — согласился он. — Эльфы, феи! Существа из детских сказок! — Он улыбался во весь рот.

«Улыбаетесь, сэр, — подумал Бейтс. — Улыбаетесь, но у вас испарина над губой видна. Может быть, вы не совсем еще потеряли стыд. Нервы, сэр, нервы».

— А что это существо, э-э, мастерит?

— Какое-то устройство для измерения величины угла отклонения от курса — знаете, во время полета. Я мог бы дать вам его точное техническое название, хотя есть такой мистер Николсон — он больше понимает в подобных вещах.

— Оно — сэр или мадам?

— Оно?

— Это существо. Рабочий.

— Женщина. — Пеннел тронул Бейтса за локоть, мягко направляя его к лестнице в дальнем углу мастерской. — Мы находим, что они более умело, чем их мужчины, могут сплетать самые тонкие проволочки.

Бейтс приостановился у лестницы, последний раз окидывая взглядом мастерскую.

— А эти рабочие — лилипуты?

— Эти — с Блефуску, соседнего с Лилипутией острова, — ответил Пеннел. — Мы считаем, что блефускуанцы работают лучше, сэр. Они менее склонны к недовольству, сэр. Работают усерднее и более покладисты.

— Все это очень интересно, — сказал Бейтс.

Они поднялись по лестнице и вошли в стеклянную дверь, за которой находился кабинет Пеннела. Тот подвел Бейтса к креслу и предложил бренди. Когда Бейтс уселся, Пеннел быстро заговорил, попеременно вытирая ладони о рукава своего сюртука:

— Когда мой хозяин узнал о предложенных вами условиях, он был положительно потрясен. Мистер Бартон не такой уж впечатлительный человек, сэр, но он был потрясен, чрезвычайно потрясен, более чем, — продолжал Пеннел, вприпрыжку кидаясь к шкафчику с напитками в углу комнаты. — Более чем потрясен. Очень щедрые условия, сэр! И весьма выгодные для обеих сторон!

— Я рад, что — вы так думаете, — сказал Бейтс.

С того места, где он сидел, сквозь разделенное переплетом окно конторы была видна улица. Правый нижний угол каждого стекла покрывала похожая на серый лишайник, глубоко въевшаяся грязь. Граница между грязью и чистым стеклом напоминала гиперболическую кривую, проведенную из нижнего левого угла к правому верхнему. «Икс равен игрек квадрат», — подумал Бейтс.[22] Узор на стекле притягивал взгляд, отвлекая внимание от вида за окном: грязной улицы с домами из серого кирпича.

Бейтс поерзал в кресле. Оно жалобно скрипнуло. «Я тоже нервничаю», — подумал он.

— Бренди? — во второй раз спросил Пеннел.

— Благодарю вас.

— Мистер Бартон выразил желание встретиться с вами лично.

— Почту за честь.

— В самом деле…

С нежным звуком дорогого фарфора звякнул колокольчик. Лилипутский звук. Бейтс посмотрел на дверь и перевел взгляд выше: над дверью к медной пластинке был прикреплен колокольчик. Он дрогнул, и вновь полился серебристый звон.

Пеннел стоял со стаканом бренди в руке и с глуповатым видом таращился на колокольчик:

— Значит, мистер Бартон сам идет сюда. Колокольчик звенит, когда мистер Бартон направляется в мой кабинет. Но ведь я должен был проводить вас к нему…

И почти в то же мгновение дверь вздрогнула, будто от порыва ветра, и резко распахнулась. Бартон был человеком высокого роста, впереди себя он нес совершенно круглый живот, напоминавший букву «о». Его рот скрывали густая черная борода и усы, однако лоб был гол и напоминал цветом и формой лепесток розы. Он двигался с уверенностью и энергичностью преуспевающего человека. Поднимаясь с кресла, Бейтс кивнул в знак уважения; при этом его взгляд упал на ноги Бартона: туфли были из тисненой кожи, прекрасной работы, с острыми носами. Пока Бейтс выпрямлялся, он успел скользнуть взглядом снизу вверх по фигуре Бартона — по брюкам из тонкой материи, аккуратным жилету и сюртуку темного цвета — к единственной яркой детали его одежды — пурпурно-бирюзовому галстуку-«бабочке» с крупным драгоценным камнем.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});