Воспоминания - Степан Тимошенко

Разговоры тянулись часа три и мы разошлись уже после десяти. Но на дворе было еще совсем светло. Были петербургские «белые ночи» и уличные фонари не горели. Мы с Давиденковым решили пройти к моему отелю пешком. Шли по набережной. Любовались памятником Петру I. Прошли мимо Исаакиевского Собора. Все пройденное расстояние было с версту, ходьба видимо утомляла Давиденкова и он иногда останавливался, чтобы перевести дух — его сердце уже ослабело.

В прошлом году, 1962-ом, Давиденков умер от сердечного припадка, случившегося на вышеупомянутой лестнице Дома Ученых. Умерли уже, указанный раньше, кораблестроитель и Иоффе. Все трое были моложе меня. Все они в молодости обладали прекрасным здоровьем, но пребывание в России в тяжелые революционные годы, очевидно, сократило их жизнь.

На следующий день я решил еще раз побывать в Политехническом Институте, более подробно осмотреть лабораторию Давиденкова. Он встретил меня при входе и, видимо, испытывал какое‑то затруднение в переговорах со служителем. После я узнал, что на мое вторичное посещение лаборатории не было требуемого официального разрешения. Но это как‑то уладилось и я, в конце концов, мог осмотреть все, ведшиеся под руководством Давиденкова, экспериментальные работы. Работы эти выходили за пределы технического испытания строительных материалов и являлись исследованиями по физике металлов. Заслуги Давиденкова в этой области всеми признаны и некоторые его работы переведены на нескольких иностранных языков. К восьмидесятилетию Давиденкова вышел посвященный ему интересный сборник работ его учеников.

По окончании осмотра лаборатории, Давиденков пригласил меня к себе. Он рассказал, что после многих хлопот ему, наконец, дали отдельную квартиру в одном из недавно построенных в Лесном домов. Рассказал, что его первая жена, которую я знал, давно умерла и что он женился второй раз. Женился на вдове, которая имеет шестнадцатилетнюю дочь от первого брака. Теперь втроем они живут в одном из вновь построенных домов.

Дом оказался большим, с несколькими лестницами и массой мелких квартир. В квартире Давиденкова были три комнаты, одна из которых служила кабинетом. От лучших дореволюционных лет Давиденкову удалось сохранить письменный стол, книжный шкаф и рояль. Давиденков был большой любитель музыки и сам прекрасный музыкант. Жаловался, что слух начал ослабевать и музыка уже не доставляет ему прежнего удовольствия. Говорил, что в свободное от занятий время он теперь занимается живописью. Показывал свои произведения.

Рассказывал, что в учебное время он работает в лаборатории. Там же читает новые научные журналы. Следить за новой литературой теперь очень удобно. Библиотека имеет специалистов в разных областях науки и он получает еженедельно из библиотеки список новых работ, появившихся в его области. Библиотека, видимо, выполняет свое назначение и всячески содействует научной работе преподавательского персонала.

Летом он обычно уезжает на Кавказ в Кисловодск и там проводит время в прогулках и занятиях живописью. Жизнь его в России, после смерти Сталина, стала спокойнее, но свободы, конечно, нет. Например, он не может посетить сына, который во время войны покинул Россию и теперь живет в Западной Германии. В этих разговорах провели мы вечер после сорокалетней разлуки.

На следующий день я покидал Россию. Условился с Давиденковым, что в полдень он заедет за мной и отвезет на аэродром. Утром я встал рано. Хотел еще раз посмотреть город и побывать в книжных магазинах. Книжные магазины оказались запертыми — открываются лишь в одиннадцать часов. Вообще жизнь в городе начинается поздно и я гулял по почти пустым улицам. Прошел по Морской, по Невскому Проспекту до Казанского Собора. Повернул на Екатерининский канал посмотреть церковь, построенную на месте убийства Императора Александра Второго. Церковь теперь обращена в музей и церковных служб там не происходит. За церковью сейчас же начинается парк, который тянется до Садовой улицы и до бывшего Марсова Поля. Революция уничтожила заборы и получился обширный парк, открытый для публики.

Вышел на Садовую улицу и повернул к Михайловскому скверу. Хотел зайти в бывший музей Александра Третьего. Но он тоже оказался закрытым. Сел на одну из скамеек Михайловского сквера. Кругом все пусто и только у соседней скамейки группа детей примерно шестилетнего возраста. Все в форменных платьях под присмотром надзирательниц. В группе никакого оживления, никакого шума, бегать по траве им, видимо, запрещено. Здания вокруг сквера — все прежние. Каких‑либо разрушений во время войны здесь произведено не было. Прошел по Садовой улице на Невский Проспект. Обычного прежде большого движения теперь не было. Гостиный Двор выглядел совсем пустым. Пошел обратно в гостиницу.

За время странствий по России у меня набралось порядочно бумажных денег. В гостинице сказали, что может быть их можно будет обменять на иностранные и дали адрес соответствующего учреждения. Отправился туда — оказалось, это было знакомое мне здание, построенное на Фонтанке еще во времена Витте. В обмене советских денег на иностранные мне, конечно, отказали. Вернулся в гостиницу — уже пора складывать вещи и отправляться на аэродром. Давиденков приехал, чтобы проводить меня до аэропорта. Ехали верст десять по Забалканскому Проспекту. Сначала все знакомые места. Дальше пошли места новых построек. Вся улица была изрыта — прокладывали водопроводные и электрические провода к строющимся зданиям. Наконец приехали. Аэроплан был маленький, двухмоторный. Распрощался с Давиденковым. Надеялись в будущем опять встретиться, но не пришлось.

Погода была чудесная — совсем тихо, можно было любоваться видом на залив. Через какой‑либо час мы уже спускались в окрестностях Гельсингфорса. Аэродром окружен мелким сосновым лесом. Кругом все пусто. Нам объяснили, что аэроплан в Стокгольм будет только через четыре часа — можно побывать в городе. Автобусы привозят в центр города. Здесь советских денег не берут — нужно менять доллары на финские марки. В городе разрушений не видно. После финской войны прошло восемнадцать лет и все приведено в порядок.

Решил пройти к отелю, где когда‑то я останавливался при приездах из Петербурга. Отель был близко от вокзала, отправился туда. Вокзала не было. И вокзал, и соседние здания были разрушены во время войны и на их месте я нашел открытую площадь. Мой отель уцелел и я решил туда зайти и пообедать. Здесь большая перемена. Во время первой мировой войны тут встречались русские и западно-европейские дельцы разного рода. Имелся прекрасный ресторан. Обделывались крупные сделки. Теперь ничего этого не было. В ресторане было почти пусто. Можно было получить только самый скудный обед. Со съестными припасами видно дело обстояло хуже, чем в Ленинграде.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});