Тот, кто знает. Книга вторая. Перекресток - Александра Маринина

На похоронах Борис был вместе со всем классом и слушал возникавшие то и дело разговоры о том, что несчастная не вынесла позора, что на нее начали показывать на улице пальцем, дескать, нечего поздним вечером по паркам шляться и вступать в разговоры с пьяными незнакомыми парнями. Общественное мнение провинциального сибирского городка твердо стояло на позициях абсолютной виновности женщины в подобных печальных исходах. Считалось, что если женщина не захочет, то никто ничего с ней сделать не может. Сидела бы по вечерам дома, беды бы не случилось. Группа женщин среднего возраста, скорбно качая головами в черных платках, обсуждала другую сторону вопроса. Изнасилованную девушку никто потом замуж бы не взял, так и прокуковала бы до самой смерти. Какой же нормальный мужик женится на порченой, когда порядочных девок вокруг — пруд пруди? А если еще, не приведи господи, она бы забеременела от этого случая, тогда вообще пиши пропало. Ребенку, рожденному неизвестно от кого, хорошей жизни не видать. Опять же аборт в семнадцать лет — тоже пятно на биографии.

От стоявших особняком близких подруг девочки Борис узнал, что она очень болезненно переживала допросы у следователя, которому должна была во всех деталях и подробностях рассказывать о самом изнасиловании. Ведь преступников четверо, и нужно до малейшего шага восстановить, что конкретно делал каждый из них. Кто разорвал кофточку, кто схватил за грудь, кто толкнул на землю. Кто сделал это первым, и кто именно в это время держал ее за руки, а кто — за ноги. Кто был вторым. Кто третьим. И так далее… Эта смертная мука вкупе с косыми, а то и откровенно насмешливыми и презрительными людскими взглядами и толкнула десятиклассницу на страшный шаг.

Борис шел за гробом в толпе людей и думал о том, что, если бы не боялся ее страдающих глаз и ее вопросов-упреков, если бы все эти дни был рядом с ней, держал за руку и повторял, что будет любить ее несмотря ни на что, она, может быть, не захотела бы умереть. Он дважды струсил, и теперь смерть этой девочки целиком на его совести.

Когда через год крепкого широкоплечего Бориса призвали в армию и направили в воздушно-десантные войска, юноша был твердо намерен изжить из себя любую, даже самую микроскопическую возможность снова испытать панический, лишающий разума страх. «Я больше никогда и ничего не буду бояться», — исступленно твердил он себе каждое утро, едва проснувшись, и каждый вечер, ложась на жесткую солдатскую койку.

Из происшедшего он сделал несколько выводов. Быть трусом — позорно и непростительно. Быть изнасилованной — стыдно, кроме того, это может искалечить всю дальнейшую жизнь, ибо общественное мнение до сих пор нетерпимо относится к жертвам сексуального насилия, считая их виноватыми в случившемся. Прохождение через следственно-судебную процедуру по делу об изнасиловании — настолько мучительно, что некоторые не выдерживают и накладывают на себя руки. Он, Борис Бахтин, — трус, предатель и мерзавец, он поступил отвратительно и должен обязательно этот грех искупить. Как именно искупить, он не знал. Но о погибшей девочке не забывал никогда.

Эти выводы и предопределили его поведение в восемьдесят четвертом году. Одну душу он когда-то загубил, другую спасет. Когда Алле Григорьевне сообщили, что ее муж арестован за убийство, она забыла прежние обиды и прибежала к Борису в следственный изолятор. Ей единственной он рассказал, как все произошло на самом деле.

— Боря, я найду самых лучших адвокатов, — горячо говорила Алла Григорьевна, — я обзвоню всех твоих друзей, многие из них стали крупными партийными и советскими деятелями, у них наверняка есть связи, они помогут тебе.

— Не смей, — жестко ответил Бахтин. — Никаких адвокатов. Как только в дело вступит адвокат, он моментально вытянет всю историю. В деле есть нестыковки, говорящие в мою пользу, но следователь их не видит, потому что ему надо рапортовать о поимке убийцы. Любой адвокат эти нестыковки заметит, и тогда правда вылезет наружу. Я не хочу, чтобы девочка пострадала. Так или иначе, но я действительно убил человека. А больший срок мне припаяют или меньший, это уже значения не имеет. Срок в любом случае мотать придется, со мной в камере грамотные урки сидят, они мне все растолковали. Мне не обязательно было убивать подонка, достаточно было дать ему кулаком в челюсть и стащить с девочки, чтобы остановить насилие. Я — здоровый мужик, а он — хлипкий и худой, к тому же пьяный. Я превысил пределы необходимой обороны, поэтому должен понести уголовную ответственность. А то, что я впал в ярость, увидев, что он вытворяет с девчонкой, смягчающим обстоятельством не является. Чтобы вообще выйти сухим из этой истории, надо доказывать, что имело место превышение необходимой обороны в состоянии аффекта, а никакого аффекта у меня не было, были обыкновенные ярость и злоба. Видишь, какой я теперь стал грамотный! — грустно усмехнулся он. — Запомни, Алла, никаких адвокатов и никаких жалоб на приговор в вышестоящие инстанции. Мне не нужно, чтобы в моем деле копались с повышенным интересом. Я хочу спасти эту девочку, Иру, и сохранить ей нормальную полноценную жизнь. Кстати, запиши куда-нибудь ее московский телефон, пока я его еще помню. И не потеряй. Когда вернусь — попробую разыскать и узнать, как там она.

— Я буду тебя ждать, Боря, на сколько бы тебя ни посадили. Буду приезжать на свидания, привозить передачи.

— Спасибо, но это не обязательно. Ты собиралась разводиться со мной, — напомнил Бахтин.

— Я всегда успею это сделать, если надумаю. Но не раньше, чем ты вернешься домой. Когда тебе будет очень тяжело, ты просто вспомни, что у тебя есть дом, в котором тебя ждут жена и дети. Борис, я не знаю, люблю ли тебя до сих пор после всех твоих измен. Но после того, что ты мне рассказал, я не могу тебя не уважать.

Бахтина отправили в колонию усиленного режима на восемь лет, освободили досрочно как твердо вставшего на путь исправления. К этому времени частное предпринимательство быстро вставало на ноги и крепло, и сверх меры политизированные отделы кадров на государственных предприятиях уже не были единственными вершителями человеческих судеб. Исключенный из партии за совершение тяжкого преступления и отбывший срок Борис Бахтин при прежнем режиме вряд ли мог бы рассчитывать на что-то более интересное, чем рабочий на заводе или автопредприятии. Однако все изменилось, старые друзья активно включились в бизнес, где и для Бориса Ивановича нашлось место. А уж он, кандидат технических наук, бывший директор вычислительного центра, имел опыт руководства коллективом и решения финансово-хозяйственных вопросов. Дело у него пошло успешно, он закупал за границей и перепродавал в России компьютерную технику, и никого при этом не интересовала чистота его биографии.

Иногда, примерно раз в год, он звонил в Москву по тому телефону, который когда-то дала ему Ира, чтобы он предупредил некую Наталью Александровну о приезде девочки. Звонил, чтобы справиться, как она, в порядке ли, как учится, где работает. В девяносто первом году на презентацию фильма Натальи Вороновой Бахтин отправился, совершенно не подозревая, что встретит там Ирину.

— Вы его видели тогда?

— Да, — кивнула Ира. — Я тоже не ожидала с ним столкнуться. Борис Иванович только взглядом по мне скользнул и отвернулся. Я даже не была уверена, что он меня узнал.

— Узнал. Он в тот же день позвонил мне и сказал, что ты стала совсем взрослой, — Алла Григорьевна даже не заметила, что перешла на «ты». — Взрослой и очень красивой. А когда по телевидению показали сериал, где ты играла, он был счастлив. Мы в последние годы с Борисом совсем не общались, у него новая жена, много работы, много проблем, да и жили мы в разных городах. После первой же серии «Соседей» Борис мне позвонил впервые после долгого перерыва. Говорил, что гордится тобой. И еще говорил, что его жертва оказалась не напрасной, раз ты сумела выправиться, получить профессию и стать актрисой. Он мне много раз повторял, что очень боится, как бы ты не спилась. Знаешь, на него сильное впечатление произвел тот факт, что ты в четырнадцать лет ухитрилась сесть в машину к незнакомому мужчине, выпить с ним на пару бутылку водки без закуски и добровольно лечь с ним на травку. Борис переживал, как бы ты не скатилась по наклонной… Ничего, что я при нем об этом говорю? — Алла Григорьевна кивком головы указала на Руслана.

— Ничего, он в курсе, — скупо улыбнулась Ира.

— А когда вчера появилась статья в газете, Борис сразу же мне позвонил и сказал, чтобы я не смела даже пытаться его защитить и опровергнуть ту чушь, которая там написана.

При этих словах Руслан еще сильнее стиснул зубы, так, что желваки под тонкой кожей напряглись и задвигались.

— Он сказал, что ты теперь известная актриса, — продолжала Алла Григорьевна, — и ни в коем случае нельзя портить тебе репутацию, это может погубить твою карьеру. Тебя после такого позора никто не будет снимать. У многих наших актеров так было, скомпрометируют себя чем-нибудь — и все, больше никуда не зовут и нигде не снимают. Борис не хотел, чтобы с тобой тоже так получилось.