Лазутчик и крот - Игорь Нерюриков

большой человек здесь у нас, но в целом ничего не значу. Это мой отец выходец из Кихшо. Вот он был и впрямь значительной персоной. Главное, что ему там доверяли. Сам не понимаю, зачем он променял прекрасный Полуостров на палящее солнце Гольштайна. Впрочем сейчас я отвлекся, а в остальном просто рассказал, как оно есть.

— Свободен, — произнес Нори.

Он все оставшееся празднование просидел в безмолвных раздумьях. Дарей присутствовавший при его разговоре с седовласым наблюдал за Нори весь вечер. Тот больше не притрагивался ни к еде, ни к вину. «Крот, Кот, Кит, еще может какого-нибудь Коня не хватает. У них там целый зверинец,» — подумал Дарей.

Обратная дорога на Полуостров лежала через волны Бирюзового моря. Нори принял подарки от нового правителя Гольштайна и Аршвисса. Иззя был щедр, как никогда в своей жизни, доселе. Несколько больших кораблей нагруженных золотом и серебром вышли из гавани Аршвисса в первое утро, последнего месяц лета. Они следовали в город Малл. Главное хранилище которого нуждалось в пополнение.

Весь день были сильные шторма. К ночи море немного успокоилось. Теплый ветер дул с юга подгоняя корабли в сторону Полуострова. На самом неприметном из больших парусников разместились Нори и Дарей. Они сидели на палубе под светом тусклых звезд пробивавшихся через рассеивающиеся облака.

— В Гольштайне есть Золотая гора, — говорил тихим голосом Нори. — Как только отколупнешь от нее кусок, она тут же прирастает новыми породами. Гольштайн сильно зависим от Полуострова. Ибо нельзя оставлять такую гору недоноскам из Вязи или Прибрежья. Я уж не говорю про всех остальных. С тамошним золотом одна большая проблема. Оно твердое и плохого качества, некоторые куски скорее похожи на медь. И блеск его хуже, чем у остального золота.

— Выходит оно порченное? — спросил Дарей.

— Достань золотую монету, которая ходит в Кихшо и внимательно рассмотри, — сказал Нори слегка улыбнувшись. Дарей повиновался и только сейчас заметил, что монета в его руке и впрямь отличается скудным блеском и твердостью. Он впервые обратил на это внимание. Нори добавил: — На Полуострове решили, что именно прочее золото будет порченным, а наше безграничное из Гольштайна, единственно дозволенным. И не только на Полуострове, но и в Прибрежье, да и во всем остальном мире. Но многие сопротивляются. На кону власть над всеми. Важнее ничего нет. И ты нам поможешь в борьбе против наших врагов.

— А как же сражение с демонами? Я думал это самое важное.

— Не смеши меня, — сказал Нори. — Оставь эти дела жрецам света.

Они немного помолчали, но Дарей осмелился задать еще один вопрос:

— Я слышал разговор во время пира. Я хотел узнать… Хм... Кто такой Крот?

Нори поразмыслил ответив не сразу:

— Ты на пути к этому. Настанет время узнаешь. Тебя с ним познакомят. Ты хорошо себя показал. Принес нам колдовские доспехи и меч из Пепельного леса. Справился с бунтом в Англарке. Тебе пока недостает некоторой разумности и хладнокровия. Больше всего мне не нравится твой идеализм. Нет, для молодого человека это приемлемо. Но все же, лучше бы желания власти и богатства стояли выше всего твоего, еще не выветренного, благородства. Я прямо чувствую его запах. И поверь мне, он больше напоминает смрад протухшего мяса какого-нибудь незатейливого волка. Который решил не слушать свои инстинкты, а вместо этого вознамерился стать милой собачкой. Только жители деревни его не поняли и прямо днем насадили на вилы.

Дарей призадумался над словами Нори. На самом деле они вызвали у него враждебные чувства. Он понимал на что, тот намекает. Дарей ни в коем случае не хотел становиться таким. Он мог оправдать убийство Филина или Хаппера, но что если ему прикажут зарезать скажем Толстяка. Вдруг тот влезет в какое-то сомнительное дело. Дарей конечно откажется. Но если прикажут Клыку или Пожирателю? Вступится ли Дарей за Толстяка или испугается пойти против головорезов своего нанимателя. Он пытался отгонять от себя эти мысли.

Нори все время носил длинные рукава. Но сейчас он закутал их до локтей. Дарей заметил на его предплечье татуировку. Он вспомнил, что точно такая же была у Геррлая. Две линии словно обруч вокруг руки и одна линия их пересекает. Татуировка была словно выжжена каким-то странным клеймом.

Дарей задал еще один вопрос:

— А этот самый Крот, он выше тебя или Геррлая?

— Забудь про Геррлая, поверь мне он никчемная пустышка, а про Крота узнаешь потом. Только никому не проболтайся. Из моей стражи о нем известно только тебе и Пожирателю. Если узнает кто-то еще вам несдобровать. Но имей ввиду, что Пожиратель со мной уже несколько лет. К тебе пока чуть меньше доверия.

— Но золото ты только мне одному приказал спрятать в хранилище, когда прибудем в Малл.

— В этом тебе можно доверять. Поручи бы я это дело Пожирателю, так он бы не запомнил как управиться с секретными механизмами. Поручи такое дело Клыку и от казны ничего не останется, — сказал Нори и улыбнувшись похлопал Дарея по плечу.

Он удалился в каюту, которая предназначалась только для капитана. Но старый морской волк отдохнет вместе с командой на палубе, ну или уляжется поверх золотых монет прямо в трюме. Не каждому выпадает такое счастье. Впрочем не для каждого и золото счастье. По крайней мере Дарей, улегшийся посреди палубы, в своем выборе все еще сомневался.

Глава 21. На вершине

Накануне той ночи, когда Дарей вернулся в Кихшо, ему привиделось, что лезвие колдовского меча вдруг раскалилось добела и распалось на тысячу частичек. Проехав только полпути из города Малл и остановившись около большого озера, он замер словно в прострации, держа в руке одну рукоять. Его отвлек шум исходящий из ольховой рощи. Дарей устремился к нему. За деревом сидела гигантская ящерица. Она посмотрела на незваного гостя и не решаясь рисковать хвостом несколькими движениями скрылась в кустах. «До чего же огромная!» — подумал Дарей. Все это время он держал рукоять. Он бросил свой взор на лезвие. Все на месте. Провел по лезвию пальцем. Пошла кровь. Такое же острое, как и раньше.

На этом странности не закончились. Проехав чуть южнее, Дарей наткнулся на группу крестьян, осматривавших сожженную часть поля. Ему показалось, что среди них была Мария. Он