Сталинградский апокалипсис. Танковая бригада в аду - Леонид Фиалковский

В северной части города шли бои. Временами на врага обрушивались бомбовые удары авиации. Артиллерийский обстрел не прекращался.

Но многие уже сдавались в плен. Мимо нас все чаще вели с северной части города колонны пленных. Эти сохранили себе жизнь и в последующих боях не будут на пути нашего освобождения Родины.

Наши подтягивали отставшую и подбитую технику. Находились потерявшиеся отдельные машины и люди, подсчитывали потери личного состава.

До Дар-Горы дошли четыре наших танка после неоднократного ремонта, и все со значительным расходом моторесурса. Для серьезных и длительных боевых действий они были непригодны. Требовали капитального ремонта, что возможно на специализированных танковых заводах.

В последний час! 31 января 1943 года.

Наши войска закончили ликвидацию группы немецко-фашистских войск, окруженных западнее центральной части Сталинграда… К 23 ноября 1942 года под Сталинградом было окружено 330 тысяч войск противника, а не 220 тысяч, как сообщалось об этом ранее… К моменту генерального наступления наших войск — к 10 января 1943 года — окруженные под Сталинградом немецкие войска насчитывали до 190 000 солдат и офицеров.

СОВИНФОРМБЮРО Вторник, 2 февраля 1943 г. Враг полностью капитулировал!

Свершилось! Капитулировала и северная группировка войск противника. Боевые действия в Сталинграде прекратились! Отстояли город! А главное — разгромили крупнейшую группировку противника. Несколько сот тысяч отборных войск заклятого врага уничтожены здесь, под Сталинградом, и наши войска начали изгнание его. Пришло возмездие! Все ликуют. Такая победа! И мы остались живы. Война не окончена. Еще много дел и испытаний впереди, много смертей. Но победа, победа наконец стала реальностью на нашем фронте. Когда узнали, что капитулировала северная группировка врага и боевые действия у Волги прекратились — поднялась беспорядочная стрельба. Каждый считал нужным разрядить пистолет, карабин или ракетницу в воздух. Возникла изнутри потребность выразить радость, восторг от этой долгожданной вести. И выразилась она беспорядочной стрельбой и разноцветным фейерверком по всему небосводу.

Перед ужином построили весь личный состав. Командир и замполит поздравили всех с разгромом немецко-фашистских войск под Сталинградом. Командир сказал, что отличившиеся воины роты представлены к правительственным наградам. Нам уже было известно, что составлены наградные листы и отправлены в штаб бригады. Писал их писарь Мезенцев. Он мне сообщил, что я представлен к ордену Красной Звезды.

Почтили минутой молчания память погибших товарищей. Потеряли много однополчан. За последние двадцать дней боев, с 10 по 30 января, бригада потеряла 287 человек. До Дар-Горы после ремонта дошли два танка Т-34, по одному Т-70 и Т-60.

С 10 января по 2 февраля 1945 года бригада уничтожила около пяти с половиной тысяч солдат и офицеров противника, много военной техники, захватила трофеи. Взято в плен совместно с 145-й морской бригадой и штурмовыми отрядами 422-й стрелковой дивизии около двенадцати с половиной тысяч гитлеровцев.

День проходил, как праздник. Еще перед обедом выпили свои сто граммов. Желающим попало больше — получали на весь личный состав, числящийся по штату. Хотелось в медсанвзвод — увидеть Майю, поделиться радостью победы. Не знал я, где он расположен. Говорили, возле штаба, а он был километрах в пяти от нас.

Вечером пришли Ген, Саркисян, Дьяков, старшина «Крошка», старшина Кругляков. Каждый что-то принес, чем был богат. Манько выложил кое-что из своих припасов, которые никогда у него не иссякали. Выросла горка консервов, хлеба. Наскребли и спиртное. Немного добавил и кладовщик Лукьянов из своего «НЗ». Наумов наводил порядок на столе. Горела артиллерийская гильза, заправленная соляркой. Зажег керосиновую лампу, которую накануне принес хозяин дома. Праздник при полном освещении! Окна не завешивали — прошла необходимость в светомаскировке. Как все это здорово! Правда, еще долго до полной победы. Пока это только начало. В добрый час!

Так, в кругу однополчан-товарищей на Дар-Горе в Сталинграде отмечали столь долгожданный день — разгром врага в этом городе и начало его изгнания. Заходил и замполит, многие другие командиры, старшины, красноармейцы. Угощали, чем были богаты.

Была крайняя необходимость в братском общении, беседе. И не в спирте дело. Никто не пьянел. Мы были пьяные от счастья победы, от сознания того, что остались живы. Прошли такой трудный путь к сегодняшнему дню, столько повидали и пережили. И всему этому наступил конец!

Каждый из этих людей стал мне родным, и я стал родным, как мне казалось, для каждого из них, мы все сроднились одной судьбой. И новый замполит за очень короткий срок стал нам родным, близким. Так он расположил нас к себе своим отношением к каждому из нас, к общему делу. Михайловский как-то не сроднился с нами. Или таким и должен быть командир — выше и в стороне от всех? Навряд ли. У нас одинаковая судьба, общее дело. И в боевой обстановке не должен был обособляться от однополчан. Так думали и высказывались мои товарищи. «Крошка» считал, что всех надо отправить в отпуск. Заслужили мол, да и после полутора лет пора посетить своих домашних, жену наконец, пока другого не нашла. Ему возразили. Кто же войну кончать будет? Он все доказывал, что сынишка его забудет, к другому привыкнет. Ладно жена, жив будет — найдет другую, а сына жалко. И он понимал, что войне конец не скоро и все мы ее пленники, и что дел хватит еще на пару лет. Саша Ген размечтался, сказал, что представляет, какая жизнь будет для всех после окончания войны. Так хорошо всему народу будет, как хорошо всем нам сейчас. Всенародное братство победителей будет — людей одинаковой судьбы, отстоявших Родину от ненавистного врага, поработителя. «Дожить бы до этого времени, — заключил он, — вот житуха-то будет — одинаково хорошая для всех!» — «Не может быть одинаково хорошая жизнь для всех, — вмешался Саркисян. — Подлецы и хапуги останутся, и если позволит должность, а совести будет мало, то ухватят себе побольше, за счет других». — «Не дадут, — возразил Манько, — осудят, или сам не позволит». — «Вот уж не позволит, — вмешался Наумов. — Если я буду большим начальником, то неужели я себе не позволю лучше жить, чем подчиненные? О каком равенстве идет речь? На то я и начальство. Большая ответственность и больше, соответственно, благ». — «Конечно, кто больше отвечает и у кого больший пост, то он и будет получать больше, но не очень много. В два раза, пожалуй, много. Процентов на тридцать больше можно. Вопрос идет о том, чтобы получал за труд свой, а не потому, что раз начальник, то можно брать для себя за счет других. Человек должен получать и иметь блага соответственно стоимости своей работы и, правда, какие-то налоги отдавать государству. Оклады будут у начальства не за счет других, а из государственных средств». — «Такой, как Костя, став начальником, будет загребать для себя побольше за счет других, не заработав этого». — «За счет государства», — уточнил Наумов. А государство откуда берет? Откуда-то, в виде налога. Богатство государства — народное богатство. Такой шел разговор…