Его (с)нежная девочка - Алекс Коваль

собираюсь захлопнуть дверь, как слышу:

– Дамир Таирович, с вами точно все в порядке? – с нескрываемым волнением. – Может, нужна какая помощь?

Отвожу взгляд, бросая его на загруженные дороги и стоящие в пробке тачки, а потом смотрю на Славку. Сколько мы с ним уже работаем? Год? Два? Он ведь совсем молодой пацан, чуть старше Тимура, но в разы его трудолюбивей. А еще в нем точно не умер человек.

– Со мной точно не все в порядке, – говорю с кривой ухмылкой, – сердце барахлит, Слав.

И больше не говоря ни слова, захлопываю дверь служебного авто и шагаю вон. Прячу руки в карманы черного драпового пальто, которое так и не застегнул, нервно ежусь и  бреду вдоль дороги. По аллее, где то и дело мимо спешат случайные лица случайных прохожих. Лица, в которые я уже второй месяц подряд вглядываюсь в надежде найти свою снежинку.

С ума сойти можно, как летит время и как долго я без нее!

Шестьдесят гребаных дней беспроглядного, сука, мрака.

В тот день, когда я отправил письмо Еве на почту и встретился с начальником службы безопасности, работающим у меня на фирме, я только немного вздохнул. Чуть отпустил поводья, когда почувствовал, что дело сдвинулось с мертвой точки и парни ищут мне мою Еву. Да и шанс, что девчонка заглянет на почту и прочитает мое “послание”, все-таки был.

Я жил только на чистом энтузиазме.

Но… прошла неделя.

Две.

Три.

Результатов нет.

Поиски шли, но все было тщетно. Однако я, как последний дурак, до последнего верил, что еще немного: день, два, три – потерпеть и мы ее найдем. Мою Еву. Пока сегодня днем не услышал:

“– Мы сделали все, что могли, Дамир Таирович. Нет ее, – стоя прямо перед моим рабочим столом, заявил мне начальник СБ.

Уже в тот момент внутри что-то оборвалось. Надломилось.

– Что значит “нет”? – оторвал взгляд от бумаг, до невозможности сжимая ручку, которая тут же треснула. Послышался звук лопнувшего пластика, а пальцы садануло от боли. Но это все была херня. Боль за грудиной – вот что было невыносимо.

– Мы сами ни черта не понимаем! – пожимает возмущенно плечами Гаврилов. – Мои парни перерыли каждый уголок столицы. Докопались до всех служб, что были нам подвластны и в нашей компетенции. Глухо. Бабка девчонки молчит, документов никаких нет. У девушки ни карт, ни сим-карты, ничего нет. Будто ее… просто, б**ть, не существует! Нет в России этой Фадеевой Евангелины Алексеевны.

– Да что за бред, твою мать! – подскакиваю со стул, долбанув по столу кулаком с такой силой, что, похоже, дерево затрещало. – Как?! – цепляюсь пальцами за волосы, готовый их уже повырывать на своей голове. – Объясни мне, как, сука, такое может быть?! Был человек, и нет человека?!

Не понимаю.

Голова просто отказывается укладывать услышанное. Куда она могла исчезнуть? Или я совсем тронулся умом? Сейчас, по словам Гаврилова, так и получается, что я больной на голову параноик. Что не было никакой Евы. Не было никакой снежинки. Психопат.

Последние недели мои нервы окончательно сдают позиции. Меня эмоционально штормит, кидая буквально из стороны в сторону. Офис уже на цыпочках крадется мимо моей двери, секретарь едва ли не в бронежилете входит в мой кабинет, а акционеры даже пискнуть боятся.

Срывы.

На всех вокруг я рычу, скалюсь и посылаю к чертовой матери. Продуктивность выросла в разы, потому что я уже живу, блядь, в офисе! Подушка с пледом прочно прописались в шкафу среди отчетов. Но мой характер! Я и сам вижу, как медленно, но верно превращаюсь в монстра, у которого сердце с корнем выдрали.

– Как такое может быть? – повторяю уже спокойней, ослабляя воротник рубашки. – Или я тронулся умом, или… что?

– Клянусь, я сам в шоке, но мы больше ничего не можем сделать. У нас нет возможности копать глубже, а отправлять какие-то официальные запросы – так мы будем ждать ответа еще вечность, да и не имеем права. Мы уткнулись в стену. Я не знаю, что мы могли бы сделать дальше, Дамир Таирович. Может быть, подать в розыск? Поговорить еще раз с бабкой Фадеевой?

– Она меня и на порог не пустит. А подать в розыск, шутишь? – рычу, потирая переносицу. – Не дай бог, мы напугаем снежинку.

– Кого?

– Забудь, – отмахиваюсь, не заметив, как при работнике впервые назвал Еву снежинкой.

– Можно вопрос?

– Не советовал бы.

– И тем не менее. Дамир Таирович, кто она вам? Эта девушка…”

Мираж она мне, по всей видимости.

Сегодняшний день стал финальной точкой. Нет ее. Нигде нет. И сделать мы ничего не можем даже с моими финансовыми возможностями.

Страшно. Очень страшно чувствовать свою абсолютную беспомощность.

Мне кажется, я сегодня умер второй раз.

Первый был, когда я примчался в Москву и узнал, что Евы здесь нет. А единственный способ связи с девчонкой  утерян. Вернее, похищен. Как я не убил после этого Веронику, не знаю, но признаю, руки чесались найти.

В реальность возвращают звуки жизни вокруг. Я буквально выныриваю из своей головы под гудение автомобилей, смех детей и голоса прохожих, пение птиц и шелест шин по асфальту. Суета.

Восьмое марта.

Зима в столице была малоснежной, поэтому уже сейчас сугробы почти сошли на нет.

Ранняя весна. Время года, когда хочется жить. Любить. Или элементарно улыбаться. Но я, похоже, разучился делать и первое, и второе, и даже третье.

Последний приезд родителей ко мне закончился нашим с отцом скандалом. Просто потому, что я был на взводе, а он без конца талдычил мне, что всему свое время. Да какое оно, сука, время? Оно только утекает, как сквозь пальцы, а я с каждым днем все больше напоминаю себе зомби. Ходячее умертвие. Которое вроде говорит, смотрит, делает, удивительно, но даже мыслит, однако холод что внутри, что снаружи.

Адские два месяца в моей жизни. Страшно это: впервые полюбить, да еще и в таком возрасте, когда ты уже твердо стоящий на двух ногах мужик, а потом это чувство потерять. В этот момент мир рушится, твердость твоя летит к чертям, и ты элементарно начинаешь бояться возвращаться к себе домой. Туда, где жил до встречи с Евой и где нет мочи находиться после. Просто потому, что там пусто. Там нет ее. Нет ее запаха, нет ее вещей, нет ощущения, что вот-вот откроется дверь