Иерусалим правит - Муркок Майкл

Я добрался до плоской скалы и приблизился к африканцам, остановившись, чтобы положить винтовку и нож. Вождь в белом тюрбане — тот, который говорил по-арабски, — вышел вперед и положил свой лук и копье. Теперь между нами установилось понимание, и оно сохранится независимо от того, насколько горяч будет наш спор. Меня пригласили в их лагерь. Воины отвели меня туда, где смеявшийся Коля, до сих пор полубезумный, сказал мне по-французски:

— Будь ты проклят, Димка! Если тебе мой вид не нравится, пусть они меня продадут кому-то другому!

Я в ответ покачал головой и обратился к вождю:

— Смотри, все оказалось правдой. Пусть помилует его Аллах. Он одержим. Джинн говорит его устами. Что бормочет эта обезьяна?

— Это франк. Возможно, мы должны отрезать ему язык, — серьезно заметил вождь, глядя на лезвие ножа. — Это не помешает ему работать.

Я согласился, что так мы могли бы на некоторое время решить проблему, но пока его лучше оставить как он есть. Предположим, джинна удастся изгнать, тогда несчастное существо будет искалечено без всякого смысла и вдобавок станет менее ценным. Коля, казалось, успокоился, когда это услышал.

Потом я объяснил, что мы путешествовали с небольшим грузом и у нас есть только несколько маленьких рулонов качественной ткани. Может, они возьмут за сумасшедшего немного тканей… Вождь дружески улыбнулся и пригласил меня сесть рядом с ним на землю. Так начался настоящий торг. Мы шутили, обменивались оскорблениями, изображали разные эмоции — от сомнения до отчаяния; мы выпили несколько чашек горького чая, поговорили об устройстве мироздания, пришли к выводу, что вера — единственное решение наших проблем, а евреи и христиане — их причина (при любом другом варианте часть вины падала на Бога, что, конечно, было бы ересью). Время от времени мы возвращались к основной теме и вновь принимались торговаться. Иногда торговля — это единственное, что связывает обитателя пустыни с его сородичами, и обмен становится таким же важным способом общения, как и назначение настоящей цены. Было уже три часа пополудни, когда я заявил, что друзья назовут меня упрямым дураком, но я добавлю красивый кинжал к той клетчатой материи, которую хотели получить гора. Они внезапно согласились, и таким образом я вновь обрел друга. Наверное, напряжение этих минут отрезвило его. Коля больше не говорил о Вагнере; теперь он поблагодарил меня со своей прежней вежливостью:

— Ты прирожденный дипломат, милый Димка. Наши верблюды все еще у тебя?

Я заверил его, что сохранил весь наш маленький караван. Коля сильно устал, но все-таки был довольно весел. Гора напоили и накормили его, чтобы он понравился покупателю, и это придало ему сил и помогло прийти в себя.

— Что случилось, Димка? — Он остановился перевести дух, когда мы карабкались по склону. — Тебя нашла итальянская армия? Нам понадобятся документы?

Я заверил его, что больше никакая опасность ему не угрожает. Он снова остановился перевести дыхание и посмотрел на сетку и шелк, которые лежали на ближайших скалах.

— Если это не армия, то что же это такое? Итальянские воздушные силы?

Но я больше ничего ему не сказал, пока не помог подняться, притворяясь, что проклинаю и понукаю раба. Наконец он добрался до вершины горного хребта и застыл, удивленно разглядывая корзину и ее очаровательную обитательницу.

Синьорина фон Бек надела бледно-зеленое платье с темно-синей оторочкой, темно-синюю шляпу — «колокол» и такого же оттенка чулки. Обувь была подобрана в цвет платья.

— Как он, бедняга? — спросила она, обращаясь ко мне через голову Коли.

— Восхваляет Аллаха за его милосердие, синьорина фон Бек, подобно всем нам.

Закончив дела, гора уже сворачивали лагерь. Я предположил, что они направлялись на встречу с другими бандитами, рассчитывая подыскать себе какое-то занятие. Но там они могли рассказать о нас…

Когда Коля приблизился, синьорина фон Бек сморщила нос.

— О, дорогой! Он должен принять ванну, вам не кажется?

Я согласился с ней. Я сказал, что тоже не прочь искупаться. Тем временем, решила она, как только раб отдохнет, он сможет, вероятно, принести немного воды, для того чтобы и она могла помыться. Я согласился, но сначала мне следовало проведать своих верблюдов. Наши бедные терпеливые животные страдали слишком долго. Оставив груз у корзины воздушного шара, мы с Колей с трудом удерживали измученных верблюдов, готовых броситься к оазису. Вода была хороша, но приобрела специфический вкус — старая пальма упала в озерцо и сгнила там. Верблюды тщательно обнюхали бассейн, прежде чем начали пить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Полагаю, ты не ожидаешь, что я потащу воду для той девчонки, — пробормотал друг, когда мы разделись и окунулись в озеро в тенистом месте; нас нельзя было заметить сверху.

Я улыбнулся, оценив его беспокойство, и сказал, что мы привезем немного воды в фэнтасе на верблюде.

— Поскольку, дорогой Коля, ты был не в своем уме, у меня просто не осталось выбора. Пришлось вернуться к прежнему оправданию и рассказывать сказки о слабоумном слуге.

— Эта роль не очень-то мне подходит, — заметил он, но в итоге принял мою точку зрения. — Девчонка, как я полагаю, здесь по заданию правительства?

— Только отчасти. Она — первая женщина, совершающая полет в одиночестве по заданию Итальянского географического общества. Как я понимаю, Муссолини теперь оказывает немалую поддержку таким предприятиям.

В ту секунду меня посетило вдохновение: Италия — вот страна, которой я должен предложить свои услуги. Я мог помочь в строительстве энергетических установок; мои машины сделают эту страну настоящим государством будущего, Новым Римом в истинном смысле слова. В Италии, как я понял, процветала и киноиндустрия. Возможно, моя встреча с синьориной фон Бек была своевременной сразу во многих отношениях.

Коля уже говорил о следующем этапе нашего путешествия через пустыню. Теперь мы нашли Зазару и Дорогу Воров, и все, что нам оставалось сделать, — это двигаться по ней на запад. В итоге «меньше чем через тысячу миль» мы попадем в Марокко.

Теперь, конечно, я представлял свое будущее несколько иначе, но ничего не сказал.

— Сначала мы должны помочь синьорине фон Бек надуть ее воздушный шар. — Я вытянулся в воде и поплыл. — А затем можно снова двинуться в путь. Это самое меньшее, что мы способны сделать, Коля, так как она, по правде сказать, спасла наши шкуры.

— Потерпев крушение в пустыне? — (Я вкратце изложил ему всю историю.)

— Доверившись нам, — напомнил я. — Вообще-то, с ее точки зрения, мы могли оказаться просто парочкой жуликов.

Его это оскорбило. Ведь я, конечно, заметил, что она уже разглядела под тряпьем настоящего человека? Когда он снова облачится в приличную одежду, то непременно поблагодарит синьорину за своевременное появление, хотя она, в конце концов, помогла нам просто случайно. То, что она оказалась в нужном месте, — лишь удачное стечение обстоятельств. Я возражал, что это чересчур низкая оценка ее навыков воздушной навигации, тем более что сам Коля не очень-то хорошо умел ориентироваться в пространстве. Он начал грубить, но почти сразу же извинился. Он просто слишком сильно устал от перенесенных лишений, нервного истощения и нехватки воды.

Солнце клонилось к закату, и гора уходили из ущелья, несомненно, направляясь в пустыню, — они так же радовались исходу столкновения, как и мы. Оставив Колю спать у кромки воды, я сам заполнил металлический фэнтас, погрузил его на Дядю Тома и повел животное по крутому склону туда, где ждала воздухоплавательница. Синьорина фон Бек коротала время за чтением. Я уже заметил небольшую стопку книг в мягких цветных обложках и еще несколько журналов. Все они были на английском и, казалось, с приключенческой литературой. Синьорина объяснила, что любовь к ужасам и драмам у нее пробудилась в Челтнеме[605].

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Там, понимаете, вообще ничего не происходило.

Аккуратно отметив страницу, она положила книгу на столик и вытащила из встроенного шкафчика складную холщовую ванну, которую бережно развернула. Я перелил в ванну четыре галлона воды из фэнтаса. Синьорина захлопала в ладоши.