Эпилог (СИ) - Хол Блэки

— Значит, договорились, — заключил Голотвин, вручая мужу наши документы. — Причитающийся вам паек привезут по месту регистрации сегодня вечером. Учтите, отсчет времени вашего пребывания начался с момента регистрации, поэтому паек рассчитан исходя из двух оставшихся дней июля и за весь август. И не забудьте: прежде чем окончательно покинуть побережье, загляните в Совет. Мы сделаем в документах соответствующую отметку о выбытии из Магнитной.

— Ты специально сказал "нет", чтобы я чувствовала себя обязанной? — спросила у Егора, когда мы вышли на крыльцо.

— Тебя не поймешь, Эва. Скажи я "да", и ты съела бы меня, не подавившись. Сказал "нет" — и ты опять недовольна.

— Я довольна. Очень. Но ты станешь попрекать меня холодной задницей и скоростным трахом.

— Стану, — хмыкнул муж. — Должна будешь.

— Вот-вот, это и имелось в виду.

— А как ты хотела? Думала, я добрый и пушистый? Нет уж, дорогуша, — приобнял он меня за талию, и мы спустились по ступенькам. — Я тебе все нервы истреплю, как ты трепала бы мне, останься мы в Магнитной.

Не знаю, что и ответить. Потому что Егор видит меня насквозь. Потому что так и было бы.

— Но надрываться не будешь, поняла?

Поняла, мой командир. Одна забота миновала, на очереди вторая — подтверждение беременности.

И опять при нашем появлении очередь примолкла, а я подошла к маме и взяла за руку.

— Ну, как? — спросила она с волнением в голосе. — Вас не ругали за нарушение?

— Нет. Всё прошло отлично. Пойдем, расскажу, — я потянула маму к телеге и к Зебре, подальше от любопытных глаз.

Заморосил мелкий дождь, вынудивший натянуть дождевики. Когда мама услышала о причитающихся нам пайках, её лицо просветлело. Неужели Егор оказался прав, и наше проживание под одной крышей чревато голодной зимовкой для мамы?

Упомянула я и о предложении Голотвина, предоставившего возможность выбора комнаты в Совете, а вот о том, что муж отвел мне время до октября, умолчала. Незачем заранее расстраивать и себя, и маму. Кроме того, тлел слабый огонек надежды: всё образуется, и версия Егора об интересном положении — ошибочна.

— Мам, если тебе накладно, мы можем переехать в Магнитную.

Эх, раньше следовало спрашивать, когда затеялся спор за углом, и я самоуверенно приняла решение за маму.

— Глупенькая, — погладила она мой рукав. — И думать забудь о том, что трудно или неудобно. Главное, чтобы было удобно вам.

Муж посмотрел на меня красноречиво, мол, не утаивай и выкладывай матушке всю правду до конца.

— Мам… В общем, тут такое дело… Похоже, я беременна.

Как и следовало ожидать, известие сразило маму наповал. Некоторое время она осмысливала услышанное, а потом разохалась, разахалась и даже прослезилась.

— Доченька… Как же так?… Подумать только… Радость-то какая! — обняла меня и начала расспрашивать: когда я узнала, какие симптомы, какой срок, что с аппетитом, не тошнит ли меня, не кружится ли голова и нет ли слабости.

Опешив, я отвечала невпопад, а Егор посмеивался и, тем самым, усугублял мою неловкость.

— В общем, у меня нет полной уверенности. То ли да, то ли нет. Не пойму, — заключила я.

— Сейчас узнаем наверняка. Пойдем, — потянула мама за собой. — Тут пять минут ходу.

— А Софья Николаевна?

— У нас есть время в запасе. Ой, какая новость! — мама не удержалась и опять всплеснула руками. Ну да, не каждый день к ней приезжает дочь после долгой разлуки, заодно представляет зятя и между делом сообщает о будущем внуке.

— А куда мы идем? — спросила я, когда мама повела нас с площади в ближайший проулок.

— К лекарю. Видишь ли, медицинских препаратов на побережье нет, как и врачей. Поэтому аптек и больниц тоже нет, а вот лекарь есть. А Святозара Павловича не бойся. Он только с виду грозен, но дело своё знает.

Проулок шел в небольшую горку. По двум сторонам — заборы, ворота да дома с высокими подклетями, двускатными крышами и слюдяными окнами. Камень стоек, а вот дерево и брус почернели от времени.

— Сколько ему лет? Со времен деда стоит? — кивнула я на старый бревенчатый дом.

— Поменьше, — улыбнулась мама. — А темный, потому что обработан огнезащитным составом.

— Вот это да! Чтобы не сгорел?

— Сгорит, конечно, но не сразу. Сначала подымит. Как раз хватит времени, чтобы потушить. А то пойдет полыхать — не остановишь.

— Мам, откуда ты столько знаешь? — пришло мне вдруг в голову. Мама родилась на побережье, но ВУЗов не кончала, а оперирует умными терминами.

— У меня был и есть замечательный учитель. При случае обязательно с ним познакомлю. Он уже старенький, ему за девяносто, но память великолепная. Профессор университета! — сказала мама с гордостью и отворила калитку. — Вот и пришли. Проходите.

С улицы дом из круглого бруса кажется тесным, но первое впечатление обманчиво. За домом есть просторный задний двор, однако любопытных туда не пускают. Пожалуйте в небольшую горницу. При входе звякает колокольчик, извещая о гостях.

Святозар Павлович грозен и ходит в кожаном фартуке с нагрудником. Он практически лыс, но с затылка свисают редкие седые патлы. Безволосая голова усеяна пигментными пятнышками. У лекаря седые кустистые брови и крючковатый нос. Кто посмел ляпнуть, что Святозар Павлович — старик? Да, он в преклонном возрасте, но бодр и активен. И живость ума сохранилась, и острота зрения, и знания, сконцентрированные под лысиной.

Мы ждем в небольшой горнице, расположившись на лавке. Отсюда ведут две двери: одна заперта, а вторая приоткрыта. Словно на прием к доктору, — приходит в голову мысль.

Наш визит пришелся несколько некстати. За закрытой дверью, в "кабинете", идет осмотр и перевязка. Пациент напоролся на вилы на покосе и повредил стопу, но не обратился своевременно за помощью. Дела-заботы закружили, вот он и лечил рану самостоятельно, пока та не загноилась чуть ли не до кости.

Мне надоело ждать, и я тяну шею, заглядывая в приоткрытую дверь. В обзор попадает край плиты, на которой что-то варится в чугунке. Любопытство подгоняет, и я поднимаюсь с лавки. Просовываю голову в дверную щель и мысленно ахаю от восхищения. Помещение напоминает лабораторию. Небольшие окна заматованы слюдой, но их шесть, чтобы давали больше света. Еще одна дверь, выходит, наверное, во внутренний двор. Посередине комнаты — большой стол. Развешанные пучки трав — у меня разбегаются глаза от разнообразия растений. На полках — мешочки, туески, горшки. В углу составлены бочонки разного объема. Рядом печка, а напротив — длинная варочная плита, сложенная из камня. На ней стоит чугунок необычной формы с отводным патрубком. Темная жидкость стекает по желобку в глиняный кувшинчик. Это же водяная баня! Дальний угол занят большим котлом, накрытым крышкой. Должно быть, перегонный куб. Фантастика! Паренек в фартуке крошит ножом зеленую массу на разделочной доске. Парнишка молод — ему лет шестнадцать. С интересом посмотрев на меня, он возвращается к работе. Открываю рот, чтобы озвучить умную мысль, но меня окликает мама.

С неохотой сажусь на лавку. Егор позевывает, развалившись с максимальным удобством.

— Святозар Павлович может быть резок, но ты не обращай внимания, — говорит мама тихо, боясь спугнуть тишину серьезного заведения. — Зато он лекарь от бога. Видит людей насквозь, видит их недуги и болезни. Без рентгена определяет перелом и разрыв связок. И зубодёр отменный, без боли рвет, — нахваливает мама, а я морщусь. С сегодняшнего дня буду тщательнее ухаживать за полостью рта. Не хочу попасть в руки к Святозару Павловичу. — А сейчас он экспериментирует с пломбированием и протезированием.

— А я здесь причем?

— Святозар Павлович посмотрит и определит, будет ребеночек или нет, — поясняет мама.

Егор не выдерживает и фыркает.

— Только не говори, что, вдобавок ко всему, он — местный гинеколог. — В моем голосе звучит скепсис, а в воображении возникает соответствующее кресло и хихикающий старик в фартуке и в верхонках.