Явка в Копенгагене: Записки нелегала - Мартынов Владимир

Половина домов здесь выселена, рамы выбиты, и окна зияют темными проемами, как во время войны. Мальчишки хозяйничают на чердаках и в подвалах заброшенных домов, разводят там костры, которые нередко превращаются в пожары. В подвалах обитают бомжи.

Наш переулок упирался в какое-то огромное, только что выстроенное массивное здание, частично напоминавшее театр и занимавшее весь угол Трубной площади. На крыше гудели огромные вентиляторы. Обойдя здание с фасада и подойдя к подъезду, мы прочитали вывеску, где золотыми буквами на красном фоне было написано: «Дом политического просвещения МГК и МК КПСС».

Сдав ордер в ЖЭК и оформив прописку, мы выехали в Н. Нужно было готовиться в переезду.

Старшая дочь очень обрадовалась предстоящему переезду в Москву, младшая же, закончившая к тому времени шестой класс, ужасно переживала, что ей придется расстаться со своим классом, к которому она привыкла и где у нее было много друзей. Ее пугал совершенно незнакомый ей коллектив в чужой школе, в другом городе. «Дайте мне ложку, вилку, кастрюльку и сковородку и оставьте меня здесь. Я не хочу никуда уезжать», — говорила она.

И снова Москва

Наш крутой переулок с давних пор облюбовали киношники, и довольно часто здесь ведутся съемки. Светят юпитеры, ревет дизель, цокают копыта лошадей, идет по улице Валерий Золотухин, который снимается в фильме «Человек с аккордеоном».

Позвали В. E., чтобы он посмотрел, как мы устроились. Он принес нашу старую расписку десятилетней давности о том, что мы впредь обязуемся избегать встреч с иностранцами. Заставил нас расписаться еще по разу, поставив новую дату. «Для порядку, — деловито сказал он. — Документ есть документ».

Стали искать работу. Все оказалось не так просто, как мы это себе представляли. Переводов почти не было. Походил по редакциям, где могли бы пригодиться мои знания языков, побывал в Институте Латинской Америки, принимал меня даже сам С. Микоян. Но везде я получал отказ. Оказывается в Москве в то время был избыток переводчиков, что-то порядка десяти тысяч, включая синхронистов. Хотел было устроиться завхозом в Комитете защиты мира, но там мои биографические данные (исключение из партии и пр.) не понравились, и мне дали от ворот поворот. Тогда я устроился бригадиром в отделе вневедомственной охраны. В мои функции входили контроль и проверка работы вахтеров и сторожей, для чего требовалось поздно вечером посещать обслуживаемые объекты. Зарплата — мизер.

«Веста» обратилась в бюро по трудоустройству.

— А почему вы, собственно, не работали все это время? На что вы существовали? — спросила ее крупногабаритных форм чиновница.

— Мой муж получает военную пенсию. На нее и жили все это время.

— Муж мужем, а сами вот вы не работаете уже почти четыре месяца. Значит, вы тунеядствуете. Принесите справку из домоуправления о том, что вы проживаете на средства мужа, — потребовала она.

В домоуправлении дали идиотскую справку о том, что жена проживает на средства мужа, справку со штампом, печатью и подписью самого начальника ЖЭКа, для чего пришлось потратить полдня. А между тем в Москве в то время насчитывалось около ста тысяч неработающих бездельников.

Вооруженная справкой о том, что она не тунеядка, «Веста» снова пошла в бюро по трудоустройству, где ей дали направление в школу воспитательницей младший классов. В школе она никогда не работала, воспитывать детей, среди которых было много детей иностранцев, оказалось делом далеко не простым, а главное, работа эта была ей не по душе.

Я вскоре понял, что вневедомственная охрана, состоявшая из старичков пенсионеров и студентов, была не для меня, и в начале года уволился. Стал пробовать переводить короткие рассказы кубинских писателей, два из которых были даже напечатаны в журнале «Иностранная литература» в январском номере за 1984 год.

В 1984 году умер Ю. В. Андропов. Вся Москва хоронила его. Огромная очередь двигалась по направлению к Колонному залу Дома союзов. Хоронили человека, который пытался удержать огромную страну от сползания в пропасть, но не успел.

Генсеком избрали смертельно больного Черненко, полагая, что при мудром коллегиальном руководстве партии лидеру не обязательно быть таким уж здоровым. Его было по-человечески жаль, когда он зачитывал по бумажке какую-нибудь речь или обращение. Руки его дрожали, ему не хватало дыхания. Казалось, что он вот-вот упадет.

Случайно мы узнали, что умер и наш дознаватель, В.Е.

Как-то по весне, проходя мимо огромного здания Дома политпросвещения, мы увидели в окне, выходящем на Трубную площадь, объявление: «Требуются уборщицы, кондиционерщики, сантехники, столяр».

— А ты не хотел бы поработать столяром? — спросила жена. — Хотя бы временно, пока не найдешь себе другую работу.

На следующий же день я пришел в отдел кадров ДП, где заполнил анкету. В графе «партийность» отметил, что беспартийный. В графе «имел ли партийные взыскания»— не имел, поскольку беспартийный не может иметь партийные взыскания. Думаю, что меня вряд ли приняли бы на работу даже столяром, напиши я всю правду. Ведь учреждение, куда я поступал, было сугубо партийным, и не просто партийным, а идеологическим центром всей Москвы, и там не место людям, изгнанным;из партии. Таким, образом, я стал столяром, в обязанности которого входило практически все, что требовало ремонта как по столярной, так и по слесарной части, все, что касалось эксплуатации здания. Кое-что я, конечно, знал и умел, но ко многому приходилось приглядываться, благо напарником моим оказался довольно неплохой столяр, любивший, как и все столяры и маляры, регулярно «заложить за галстук».

Через месяц после моего поступления на работу в ДП сюда же удалось устроить в «Весту» на скромную должность, связанную с буфетным обслуживанием проводившихся в ДП мероприятий.

В конце октября мой непосредственный начальник по имени Тигран позвал меня в свой кабинет.

— Нынешнему коменданту Большого конференц-зала уже далеко за семьдесят, пора уже ему сидеть на печке. А тебе эта должность подойдет, ты — военный, вот и будешь, хоть и невелик, а все-таки начальник.

Тигран был, в общем, неплохой малый, гроза уборщиц, которых он безжалостно гонял, и, как я позднее убедился, поделом. Он вникал в суть дела, хотя порою и был горяч по-кавказски, невзирая на лица, и это ему вскоре стоило места.

Меня смущало, не подвергнут ли меня проверке. Ведь странно: бывший подполковник ГБ, знает языки, бывал за границей и — беспартийный. Такого не бывает. К тому же одно дело — работать столяром, другое— комендантом зала, где нередко бывают даже члены Политбюро. Но, видимо, одно то, что я в свое время принадлежал к ГБ, возымело свое действие. Ибо когда я пришел к заведующему посоветоваться в отношении предложенной мне должности, он, номенклатурное лицо, член бюро горкома, оказался на высоте, сказав мне примерно следующее: «У нас тут многие с партбилетом в кармане не заслуживают звания коммуниста: карьеристы, лентяи, неумехи, пьяницы. Мы видели, как ты работал эти семь месяцев, и довольны твоей работой, поэтому заступай в должность и работай, пусть тебя ничего не смущает».

Итак, я стал комендантом. Под моим началом оказалось пятнадцать уборщиц, по-старому— техничек, пожилых и молодых (пожилые прирабатывали к пенсии, молодые — из-за малых детей).

Зал до моего прихода охранялся прапорщиками КГБ из охраны горкома, которые контролировали входы и зону президиума, где располагались спецпрезидиум для высокопоставленных гостей, а также спец-гардероб, спецподъезд и спецлифт.

Перестройка

Апрель 1985 года вихрем ворвался в страну. Новый лидер внес немало перемен в жизнь страны и нашего политического учреждения в частности. Прежде всего конечно же великолепно организованная кампания борьбы за трезвость. По этому поводу созывались многотысячные партхозидеологические активы, учредительные собрания общества трезвости. В стране под флагом борьбы за трезвость закрывались ликеро-водочные заводы, вырубались виноградники. Было созвано и у нас учредительное собрание общества трезвости всея Москвы. Заседание вел неотразимый в своем красноречии академик Овчинников, тот самый, кажется, который приложил руку к уничтожению идеи создания ценнейшего биологического препарата — «голубой крови», полностью заменяющий плазму. В выступлениях приводились леденящие кровь цифры жертв алкоголизма, травматизма, дебильных детей.