Французская волчица — королева Англии. Изабелла - Элисон Уэйр

8 июля Эдуард III скрепил печатью новый договор с Францией.{1766} На следующий день совет собрался в близлежащем аббатстве Осни,{1767} чтобы разобраться с новым кризисом: от графа Гильома д'Эно пришло предупреждение, что Генри де Бомонт, Рис ап Гриффит и другие изгнанники задумали вторгнуться в Англию со стороны Брабанта, а их друзья в Уэльсе намерены напасть на земли Мортимера.{1768} Совет немедленно вызвал Изабеллу и Мортимера из Глостера, затем был объявлен общий сбор войск по всей стране, причем были запрещено проводить турниры, чтобы они не могли служить поводом для скопления вооруженных людей.{1769} 11 июля мэра Лондона вызвали на встречу с королем в Вудсток.

15 июля Изабелла и Мортимер вернулись в Вудсток{1770}, где узнали, что мэр просил прощения за то, что не может явиться к королю, так как его присутствие требовалось в Лондоне в связи с растущим там беспокойством — которое, без сомнения, вызвал страх перед вторжением. Но королева не пожелала принимать никаких извинений, и ему приказали явиться 27 июля в Вудсток лично, вместе с двумя десятками именитых граждан, для обсуждения сложившихся обстоятельств. Во время этой встречи граждане Лондона выказали свою преданность королю, а Изабелла взамен милостиво простила Хэмо Чигвела.{1771}

Мортимер немедленно отменил свое намерение отправиться в паломничество к Сантъяго-де-Компостела в Испании, поскольку не рисковал оставить страну в такой ситуации, и на протяжении июля и августа предпринял самые различные меры для защиты страны.{1772} Их было достаточно, чтобы отпугнуть захватчиков, но ничто не могло помешать им строить заговоры на безопасном расстоянии с целью погубить Изабеллу и Мортимера.

* * *

17 июля, по просьбе Изабеллы король сделал пожалования госпиталю святого Петра в Йорке, который был основан еще до Завоевания и впоследствии назывался госпиталем святого Леонарда. В тот же месяц Изабелла снова завещала Мортимеру несколько своих имений{1773}, что придает вес утверждению Фруассара насчет того, как вскоре после казни Кента «великое бесчестие пало на королеву-мать (справедливо или нет, не знаю), поскольку говорили, что она понесла от Мортимера». В принципе возможно, что Изабелла была беременна в то время — но «великое бесчестие» постигло ее, как мы увидим, лишь значительно позже, в конце года.

К 29 июля двор переехал в Нортхэмптон.{1774} В этот день Малтреверса сменил на посту управляющего хозяйством двора человек Мортимера, сэр Хьюго Терпингтон.

Двор побывал в Кингс-Клиф 6 августа, в Стэмфорде 10-го, в Боурне, Линкольншир, 14-го, в Линкольне 24-го и к 1 сентября достиг Клипстона. 6 сентября было решено созвать совет в Ноттингеме, где король со своей свитой оказался четыре дня спустя.{1775}

Ответ папы на письмо Эдуарда от 24 марта пришел 15 сентября и содержал обращение к Эдуарду III и королеве Изабелле. С ноткой иронии, а может, и чего-то еще, он выразил свое глубокое удивление по поводу заявлений Кента, что Эдуард II еще жив, в особенности потому, что покойному королю были устроены такие торжественные похороны:

«Папа надеется и твердо уверен, что присутствовавшие [на похоронах] никак не могли быть обмануты, и никто не пытался их обмануть. Если бы похороны были тайными, еще имелись бы какие-то основания для подозрений, но они были публичными, и подозрений нет никаких».

Он уверял с немалой горячностью, что не поверил в россказни Кента, а если бы и поверил, то не стал бы иметь дело непосредственно с графом, но предупредил бы немедля короля и королеву-мать.

Вдумчивый, проницательный и хорошо информированный Иоанн XXII, очевидно, понимал, что Изабелла и Мортимер прямиком катятся к катастрофе, потому что в заключение он дал королеве мудрый совет: «Что бы вы ни делали, делайте это с благоразумием, и думайте, чем все закончится; отриньте малые заботы, чтобы великие беды не обрушились на вас».{1776} К сожалению, совет был дан слишком поздно.

Ноттингемский замок изначально был возведен по приказу Вильгельма Завоевателя в 1068 году на высоком песчаниковом утесе, возвышавшемся на 130 футов над городом и рекой Трент; столетием позже его перестроил Генрих II, и к описываемому времени он стал мощной твердыней, «коей не было равных в королевстве». Стены королевских покоев были расписаны сценами из жизни Александра Великого, а в часовне, посвященной святой Екатерине, стены были богато украшены и увешаны картинами, описывающими жизнь этой святой.[147]

Для собрания совета были приняты серьезные меры безопасности, что отражало нарастающую паранойю Мортимера. При нем постоянно находились 180 вооруженных телохранителей, а по всему замку расставили стражу. Королева и Мортимер поселились в самой надежной части замка, в «старом донжоне», как ее называли, и каждый вечер все двери и ворота запирались на ключ и на засов; ключи приносили Изабелле, и она спала, спрятав их под подушку.{1777}

* * *

К этому времени терпение короля истощилось. Казнь дяди, рождение сына и наследника, растущий список обид, причиненных Мортимером, пренебрежение, выказанное любимой жене, известие, что мать беременна и носит внебрачное дитя — Фруассар говорит, что слухи «наконец достигли ушей короля», — и приближение восемнадцатилетия, после которого он станет совершеннолетним — все это оказало глубокое психологическое воздействие на Эдуарда III. Он больше не хотел иметь ничего общего с местническими раздорами и страдал от общих беспорядков, которые стали последствием правления Изабеллы и Мортимера, в нем нарастало раздражение из-за неотступной опеки матери. Пребывание во Франции должно было укрепить в нем убеждение, которое он, несомненно, разделял с большинством своих современников, что женщины не рождены, чтобы править или превосходить в чем-то мужчин. Эдуард мог также слышать пересуды, явно ходившие по Ноттингему, о том, что Мортимер «жаждал уничтожить королевский род и узурпировать королевское достоинство».{1778}

И потому Эдуард сам, как он впоследствии признавал, задумал «тайный план» против Мортимера{1779} лишь после тайной поездки Монтегю к папе[148] — хотя королю, видимо, отчаянно хотелось избавиться от Мортимера по меньшей мере уже год. Теперь же он понял, что откладывать больше нельзя, потому что этот человек становился опасен и, даже если и не собирался посягать на корону, способствовал подрыву репутации монархии.{1780} Впоследствии Эдуард сам известил Иоанна XXII, что поделился своим замыслом только с Уильямом де Монтегю и Ричардом Бери — верными друзьями, в чью надежность он всегда верил.{1781}

Похоже, у Эдуарда не было четкого представления, как осуществить задуманное, но он знал, что любой план нужно защитить от случайностей, поскольку о последствиях неудачи страшно было даже помыслить. На помощь ему пришел Монтегю — он предложил вполне реальный, хотя и рискованный план. Он еще ранее подружился с Уильямом д'Иландом из Басфорда, помощником коменданта замка, который брал на себя все обязанности в отсутствие начальника, лорда Грея из Коднора. Иланд не был другом Мортимера и охотно сообщил о существовании потайного хода, пробитого в старину в толще скалы, на которой был воздвигнут замок;{1782} этот ход существует и поныне, он известен как «Мортимерова дыра»[149], хотя, очевидно, ни Мортимер, ни Изабелла не знали о его существовании. Войти в него можно было через неприметную дверцу неподалеку от гостиницы «Путь в Иерусалим», построенной еще в 1189 году, как раз когда Ричард Львиное сердце отбыл в Третий крестовый поход. Туннель был шириной от 6 до 10 футов (1,8-3 м) и в самых крутых местах подъема снабжен грубо вырубленными ступенями. Он вел в кухню крепости, прилегающую к большому залу. Над ним находились комнаты, занятые королем, Изабеллой и Мортимером. Именно через этот ход Монтегю мог проникнуть в замок.

Чтобы осуществить свою идею, Монтегю заручился поддержкой по меньшей мере двух десятков молодых придворных, на чью верность королю можно было рассчитывать. Среди них были кузены Эдуарда — недужный Джон де Бохун, граф Херефорд, и его братья Хэмфри и Уильям, Ральф Стаффорд, Роберт Аффорд, лорд Уильям Клинтон, Джон Невил из Хорнби, Уильям Летимер, Томас Гертон и Роберт Дигби.{1783}

Многие историки уверяют, будто Ланкастер был вовлечен в заговор, но это маловероятно, он мог разве что тайком оказывать молодежи моральную поддержку. У Ланкастера не было никакой возможности получить доступ к королю, и его имя среди заговорщиков не упоминается. Тем не менее Эдуард должен был понимать, что в свое время он сможет рассчитывать на него как на союзника.