Антология Сатиры и Юмора России XX века. Том 27. Михаил Мишин - Михаил Мишин

говоря поэтически, дизайн книги — мой.

Но сами картинки — от первой до последней линии — ее.

* * *

Помотан «дизайнеру» верстальщик Сережа, которому особенная благодарность за мастерство и терпение.

* * *

Благодарен каждому,

кто определял движение —

как на всем пути,

так и на отдельных отрезках.

Маме. Папе.

Женам. Детям.

И тем, кого проморгал.

И кого не учел.

И, конечно, друзьям. И особенно подругам.

Последних скрываю инициалами —

для загадки:

В., Н., Л., Ю., Б., Н.

И др.

Еще раз — спасибо всем.

Живите хорошо.

Фотоархив

Бухара. Прадед и прабабушка. Еще не знают, что будет революция. Что из шестерых детей после второй мировой останется трое. Что у Розалии (с гитарой) родятся две дочки, старшая из которых станет моей мамой.

Мамина мама. Не знает еще, что сделается моей любимой бабушкой.

Мама. Еще не знает, что станет музыкантом, и выйдет замуж за журналиста.

Папа. Не знает, что фотографий родственников по его линии у меня почти не останется.

Ташкент. Мамина мама. Папин папа. Читаю им монолог Чацкого.

«Все счастливые семьи…» Они еще не знают, что папа вскоре будет видеть меня только на присланных мамой фото отправится строить Волго-Дон…

Елка — в детсаду. Вéлик — чужой. Еще не знаю, что первый (и последний) собственный куплю только в тридцать лет. И тот через два дня сопрут…

Армия, авиация, флот. Оборонному комплексу я всегда придавал большое значение.

Ташкент. Соседка. Нет, я был для нее слишком молод.

Уже Ленинград. Последний снимок в штатском…

… дальше — форма

Пионерлагерь — 58. Еще не знаю… слава богу, еще ничего не знаю. Флаг в руки — и торжественный восторг.

В музшколу брали дважды. Сперва в класс рояля, потом — кларнета. Оба раза бросал. Кончилось аккордеоном при домоуправлении.

Уже, конечно, институт. Идем, конечно, на демонстрацию. Поем, конечно, Высоцкого.

Сейчас поедем на целину. Еще не знаем, кто кого полюбит, кто кого разлюбит…

Казахстан — 67. Еще не знаем, что возводим коровники на земле будущей заграницы.

Он знает, что я ничего не знаю. Я знаю, что он это знает. Оба знаем, что диплом инженера-электрика я получу.

Сеня Альтов. Еще не знает, что с течением времени на этом снимке мы будем выглядеть все моложе.

Витя Лошак. Еще не знает, что скоро станет главным редактором «МН».

Валерий Хаит. Еще не знаем, когда и где снова встретимся. Но встретимся точно.

Марк Рудинштейн. Еще не знает, как добыть денег на очередной «Кинотавр» — фестиваль, который, по его словам, мы с ним и Виктором Славкиным втроем придумали.

Культ моей личности в каком-то областном ДК. Там еще на стене цитата висела — из меня. Полный кайф.

А это уже всемирная слава. То есть, в Израиле человека три подошли.

С миссией на Ближнем востоке. Наше посольство в Тель-Авиве. Бильжо, Иртеньев и я согласно протоколу в строгой вечерней одежде.

Санкт-Петербург. «Золотой Остап». Не дашь на лапу — лауреатом не станешь. Имен взяточников из страха мести не называю.

Сочи. «Кинотавр». Выхожу на замену истощенного Абдулова. Еще не знаю, что через минуту воздушная волна от пролетающего мимо мяча швырнет меня наземь, я вывихну ногу, сердобольные болельщики вольют в меня стакан, я доковыляю до радиорубки и от отчаяния начну комментировать игру. Им было смешно, а я год хромал.

Борис Литвак. Еще не знает, что его знаменитые слова «Сиди ровно» через несколько минут станут для меня утопией.

Беззаботный Инин еще не знает, что скоро мы с Адобашьяном сыграем в фильме Аллы Суриковой «Московские каникулы» двух алкашей, после чего на нас обрушится неслыханная слава.

Кажется, Новосибирск. Арканов еще не знает, что через полчаса мы с ним запоем что-то джазовое. Он — талантливо, я — с душой.

Юрий Рост. Не знает, но чувствует, что будет задержка рейса, и мы с ним проведем еще один чудный день в Одессе.

Костя Райкин. На нижнем снимке еще не знает, что мы с ним сделаем спектакль «Лица», финал которого — на верхнем. Что потом он еще поставит американскую комедию, которую я переведу…

Мы с Татьяной ведем вечер 75-летия Гердта. Я еще не знаю, что мой нос и ботинок настолько фотогеничны.

Одесса. Год не помню. Витя Ильченко объясняет мне, что писать не надо: все уже написал Жванецкий.