Пламенный клинок - Вудинг Крис

— А кто сказал, что я собираюсь туда не для этого?

Вильхам расплылся в улыбке.

— Я ведь знаю тебя, Гаррик. Убийство Даккена не послужит никакой цели, кроме твоего личного удовлетворения. Ты всегда мыслил шире.

— Пожалуй, тогда мне следует убить принца.

— Ха! Если только сумеешь к нему подобраться.

— Я его отравлю.

— И только убьешь слуг, которые пробуют вино, предназначенное для его стола. Нет, ты нацелился на Пламенный Клинок, и не отпирайся. А если ты его заполучишь, тебе нужно будет куда-нибудь его припрятать… — Вильхам раскинул руки. — Никто не знает город лучше меня.

— Учту, — сказал Гаррик. — Как успехи в Моргенхольме?

— Весьма неплохо. Мы перехватили целый корабль с оружием для гарнизона, и теперь у нас столько мечей и доспехов, что девать некуда. Один кроданский судья совсем распоясался и начал вешать оссиан для собственной забавы, так что мы сами его повесили уже для своей забавы. А еще есть осведомители. С ними тоже разговор короткий.

— Осведомители, — с отвращением повторил Гаррик. Нет создания более гнусного, чем оссианин, который продает собственных соплеменников ради денег или выгоды.

— Кажется, некоторым по-прежнему чужды наши горести, — заметил Вильхам. — Пожалуй, пора употребить более крутые меры. Взяться за родных и близких.

— За детей? — спросил Гаррик. Ему стало не по себе. — Ты ходишь по грани, Вильхам.

— Люди должны учиться. Если уж спутался с кроданцами, помни о последствиях. Человек рискнет собственной головой, если рассчитывает избежать наказания. Но он подумает дважды, прежде чем рискнуть теми, кого он любит.

Гаррик промолчал. Это город Вильхама, выбор Вильхама, так что жертвы неизбежны. Но этому улыбчивому человеку следует проявить осмотрительность, раз уж он ступил на такой путь. Борьба с угнетателями — грязное дело, но все пойдет насмарку, если освободители станут хуже тех, с кем борются.

— Когда выдвигаемся? — спросил Гаррик.

— Завтра ночью. Мой человек в винодельне пропустит нас через боковой вход.

— Отлично. — Вильхаму можно было доверять.

— Утром заберем от Мары повозку якобы с бочками амберлинского…

— Их доставят сегодня.

— Прекрасно. Когда все будет готово, встретишься с нами сразу после седьмого вечернего колокола. Посадим тебя в потайное отделение повозки, а потом подменим настоящую повозку. Но приготовься: придется долго просидеть внутри, по меньшей мере ночь и день.

— Я готов, — заверил Гаррик. — А ты будешь слишком занят распитием краденого амберлинского, чтобы волноваться обо мне.

— Ха! Думаешь, я собираюсь его пить? Я его продам, а выручку пущу на дело. Уже наметился покупатель.

— Ты человек принципиальный и трезвомыслящий, Вильхам. Я всегда восхищался то… — Его глаза встревоженно расширились. — Осторожнее, дурак!

Один из ксуланских грузчиков, отвлекшись, наткнулся на своего товарища, который шел впереди с последним маленьким бочонком. Тот на мгновение пошатнулся, выпучив глаза, но тут подоспел третий грузчик, который подхватил бочонок, не дав ему упасть. Второй грузчик убрался с дороги, всем своим видом являя одновременно испуг и облегчение, а третий осторожно поставил бочонок в повозку и метнул убийственный взгляд на первого, когда они подняли заднюю стенку кузова.

Вильхам лукаво покосился на побледневшего Гаррика.

— Может, расскажешь, что, внутри?

— Увидимся завтра вечером, Вильхам, — сказал тот.

Вильхам улыбнулся.

— Жду не дождусь.

* * *

Главное управление Железной Длани располагалось в совершенно непримечательном здании, но люди ускоряли шаг, проходя мимо. Страх, исходивший от этого места, был совсем иного рода, нежели тот, который внушали урды или иноземные войска. Тут смерть превратилась в обыденность, убийства происходили у всех на виду.

Арен сидел на деревянном стуле; на запястьях у него были наручники, соединенные цепью с кольцом в полу. Горел тусклый, дрожащий огонек светильника. По дороге в камеру Арена провели мимо пыточного застенка, и он мельком заглянул туда. Клетки, молотки, дыба. Лезвия, разложенные, словно перед хирургической операцией. Он понимал: его пугают намеренно, но увиденное не выходило у него из головы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

«Ты заговоришь», — сказал ему Харт. И ведь в конце концов он заговорит. Как и все. Это лишь вопрос времени.

В коридоре раздались шаги, быстрые и властные. Арен услышал за дверью приглушенные голоса. От страшного предчувствия тошнота подступила к горлу, и он с трудом заставил себя дышать ровно.

Кого еще схватили? Киля? Граба? Кого уже допрашивают?

В замке повернулся ключ. Дверь отворил суровый капитан по имени Дрессль, который раньше препроводил Арена в камеру. Он отступил в сторону, и в камеру вошел старший охранитель Клиссен.

Впервые с того дня, когда погиб отец, Арен видел Клиссена вблизи. Маленький и невзрачный, с невыразительным бесцветным лицом, но это становилось неважным, когда он надевал черный мундир с крестом Железной Длани. Арен в равной мере ненавидел его и боялся.

Дрессль закрыл дверь, оставив Клиссена наедине с Ареном. Старший охранитель встал перед задержанным и оглядел его сквозь очки спокойными, как у ящерицы, глазами. Повисла тишина, вскоре ставшая для Арена невыносимой. Ему отчаянно хотелось узнать, что замыслил Клиссен, и он уже готов был спросить, но распознал ловушку и придержал язык.

— Что он тебе сказал? — наконец спросил Клиссен. — Как Гаррик заставил тебя последовать за ним? После побега из Саллерс-Блаффа ты наверняка понял, что не представляешь интереса для Железной Длани. Ты мог бы отправиться куда угодно, начать все заново. Но ты сидишь здесь, и все из-за Гаррика.

Он принялся ходить кругами по камере, то и дело оказываясь за спиной узника. Арену становилось не по себе, когда он не видел Клиссена, словно он упустил из виду ядовитого паука.

— Гаррик был заклятым врагом твоего отца, — продолжал Клиссен. — Он бы выследил его и убил, как собаку, если бы мог. Какими же доводами он вынудил тебя предать собственную кровь?

При этих словах Арен весь сжался. Он не задумывался, что, присоединившись к Гаррику, предает память отца. О боги, он не только присоединился к нему: временами он ловил себя на том, что смотрит на него с таким же восторгом, как раньше на Рэндилла.

— Я знаю кое-что о твоем отце, — сказал Клиссен, постучав пальцем по светильнику, чтобы поправить пламя.

«Ты ничего не знаешь о нем», — со злобой подумал Арен, но сразу засомневался: а вдруг Клиссену известно больше, чем ему?

— Благодаря таким людям, как он, Оссия ныне процветает, — продолжал старший охранитель. — Ты видел этот город, его торговые кварталы, ликующих жителей, с нетерпением ожидающих бракосочетания. По-твоему, они выглядят несчастными? А если ты считаешь, что это рабство, ты просто не видел Брунландии. Твой отец понимал, что сопротивляться бесполезно, и хотел спасти соплеменников. Брунландцы сражались до конца, однако конец оказался плачевным.

Он снова встал напротив Арена, который настороженно на него воззрился. Юноша хотел понять, что известно Клиссену, но назло ему упорно воздерживался от вопросов.

— Нужно быть сильным, чтобы достойно перенести потерю, — сказал Клиссен. — И мудрым, чтобы извлечь из нее выгоду. Твой отец и подобные ему были сильными и мудрыми. Они проиграли войну, но получили мир. — Его лицо помрачнело. — Человек, которого ты называешь Гарриком, не согласился с их философией. На сегодняшний день он лично убил шестерых знатных оссиан, которых считал причастными к покорению Оссии. И замешан в гибели еще пятерых.

Арена обдало холодом, но он сохранил невозмутимое лицо. «Это ложь», — подумал он, но много ли ему известно об этом человеке?

— А еще ему очень хотелось убить твоего отца, — добавил Клиссен.

— Моего отца убил не Гаррик, — возразил Арен. — Его убили вы.

Он увидел проблеск торжества в глазах Клиссена и мысленно обругал себя: не стоило вступать в разговор с дознавателем.