Генерал-адмирал. Тетралогия - Роман Злотников

Еще одной фишкой Макарова были специальные облегченные снаряды. Он рассчитал, что облегченные снаряды будут иметь большую начальную скорость и, соответственно, большую кинетическую энергию, а следовательно, и большую бронепробиваемость. Кроме того, облегчение снарядов имело и другие выигрыши — облегченный снаряд, что естественно, был дешевле, меньше изнашивал ствол, общий боезапас их при тех же массогабаритных характеристиках артиллерийских погребов, должен быть больше… Вот только вся известная мне история артиллерии учила, что вес снаряда с развитием артиллерии лишь увеличивался. Некоторое отступление от сего правила внесли только кумулятивные и подкалиберные снаряды. Но ни те, ни другие мы сейчас не потянем технологически. Да и не нужны они во флоте. Корабль — не танк, ему подкалиберный снаряд, не обладающий зарядом взрывчатого вещества, — что слону дробина. Если нужно нанести кораблю значимый ущерб, требуется после пробития брони так жахнуть, чтобы стенки нескольких соседних отсеков снесло на хрен, чтобы паровые машины со станин сорвало, чтобы котлы превратились в дырявое решето… Да и преимущество в бронепробиваемости за счет более высокой начальной скорости у облегченных снарядов действует лишь на коротких и части средних дистанций. Более легкие снаряды и скорость теряют быстрее. А использование на русских кораблях системы управления огнем давало наиболее существенный выигрыш при ведении огня именно на больших дистанциях…

Так что я воспротивился и этому нововведению Степана Осиповича, облегченные снаряды тоже не прошли. Хотя здесь Макарова очень активно поддерживало министерство финансов. Любая, даже самая незначительная возможность уменьшить финансирование флота только радовала Витте. После истории с покупкой Гуама и арендой Самара мы с ним окончательно рассорились… Но справились. Новые бронебойные снаряды были даже несколько тяжелее тех, что ранее использовались для орудий схожего калибра. Вследствие того, что были более удлиненными, а за счет использования более качественной стали имели чуть менее толстые стенки и несли в себе увеличенный заряд взрывчатого вещества. Ну а по фугасным снарядам разница в весе взрывчатого вещества со снарядами старого образца составила почти полтора раза. Возможное падение начальной скорости более тяжелых снарядов частично скомпенсировали увеличением длины ствола, и сейчас новые пушки, кроме всего прочего, испытывались еще и на живучесть. Отчего расход боеприпасов был просто бешеный. Ну да мы с Витте и без того на ножах, так что ничего страшного…

Еще одним бросающимся в глаза отличием снаряда была его форма. И наличие так называемого «макаровского колпачка», [22]что слегка примирило обидчивого Степана Осиповича с моей персоной… И вообще, вероятно, это были первые русские артиллерийские снаряды, чья форма разрабатывалась в строгом соответствии со всеми современными достижениями аэродинамики. Хотя аэродинамическая труба для баллистических исследований в России применялась с 1878 года…

В-третьих, у Русской православной церкви наконец-то, впервые с 1700 года, появился патриарх, коим стал первенствующий член Святейшего Синода, митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Палладий. Бурная общественная дискуссия затянулась почти на полтора года, но в конце концов общество успокоилось и выработало некий консенсус, заключавшийся в том, что патриарх — нужен, и церковную жизнь, а также взаимоотношения церкви и государства следует реформировать. Но не резко, а постепенно, не разрушая уже достигнутое и избавляясь от отжившего с осторожностью. Дабы, так сказать, не выплеснуть с водой и ребенка.

Несмотря на вроде бы достигнутый консенсус, рубка на Поместном соборе была страшная. Ибо взгляды делегатов оного на то, что может считаться достижением, а что точно является отжившим, разнились кардинально. Группа, объединившаяся вокруг Победоносцева, ставшего делегатом почти автоматически и участвовавшего в Соборе более чем активно, насмерть схлестнулась с группой, возглавляемой прогрессивным крылом церкви, лидером которого был архиепископ Выборгский и Финляндский Антоний. Я в Поместном соборе официально не участвовал, хотя меня там желали видеть очень многие, и вместо себя отправил на него брата Павла. Не захотел слишком заметно влезать в это дело, вызвавшее столь бурный общественный резонанс. При горячей «любви» ко мне «прогрессивной» прессы занятая мною позиция тут же вызовет безудержное желание смешать меня с грязью, что может негативно повлиять на некоторых не слишком разбирающихся в дебрях наших с прессой взаимоотношений депутатов. А это несомненно затруднит продвижение церковной реформы в направлении, которое я считаю предпочтительным. Так что я шифровался как мог, вообще отказываясь комментировать течение общецерковной дискуссии, а на работу Собора воздействовал путем личных встреч с кое-какими влиятельными делегатами, а также через брата — он появлялся у меня во дворце каждый вечер на протяжении всех пяти недель заседаний с подробнейшим докладом.

Впрочем, полностью сохранить видимость собственного неучастия в процессе мне так и не удалось. Когда я ознакомился с уже почти согласованными итоговыми документами Собора, которые приволок мне избранный в редакционную комиссию брат Павел, выяснилось, что группе Победоносцева удалось протащить в них несколько положений, каковые я считал категорически неприемлемыми. Причем, судя по всем раскладам, вероятность их принятия была очень высока… Над тем, как этого не допустить, я ломал голову почти всю ночь, а рано утром, так и не выспавшись, нанес несколько визитов, результатом которых стало, с одной стороны, исчезновение из итоговых документов всего, что меня не удовлетворяло, а с другой — опубликованная тем же вечером во всех газетах сенсационная новость о создании Всероссийского православного попечительского совета. Да, вот так, лидеры мелких фракций и не примкнувшие ни к одной группировке депутаты Собора были мною попросту куплены. Куплены обещанием того, что в обмен на исполнение моих условий они получат возможность «порулить» довольно солидными финансовыми потоками. Ну еще бы, я обязался сразу же перечислить на счет данного совета три миллиона рублей и посулил перечислять столько же и в последующие годы… Вот только никто из свежеиспеченных членов попечительского совета даже не догадывался, что большая часть этих денег уже была запланирована мною на, так сказать, демографическую программу. Семьи здесь и так были многочисленными, но я решил максимально простимулировать рождаемость. Уж больно сильное впечатление на меня произвели статьи в покинутом мною будущем о так называемом «русском кресте». И я хотел перед грядущими испытаниями «накопить» как можно больше русских. Тем более что обойтись это мне должно было по сравнению со всякими «материнскими капиталами» XXI века просто в копейки.

Идея была в том, чтобы, привязавшись к слову «семья», выдвинуть пусть и слегка спорное с точки зрения строгой логики, но весьма красиво звучащее утверждение, что, мол, в истинно русской семье должно быть не менее семи этих самых «я», под которыми подразумевались дети. И по рождении седьмого ребенка счастливым родителям вручалась весьма существенная по крестьянским меркам сумма в размере опять-таки семи рублей. За восьмого выплачивалось восемь, за девятого — девять рублей, и так далее. При среднем приросте населения в два с лишним миллиона новорожденных, с учетом того, что часть из этих новорожденных является первыми, вторыми, третьими и далее детьми в семье, а также что около четверти из оных рождается не в православных семьях, общие расходы на программу должны были составить как раз около двух с небольшим миллионов рублей плюс накладные расходы, плюс содержание аппарата контроля, плюс расходы на пропагандистскую компанию… Короче, для «руления» членам попечительского совета оставались сущие крохи. Ну да и хрен с ним…

Кроме того, развернувшаяся общественная дискуссия привела к еще одному неожиданному результату, охватив довольно широкие слои студенческой молодежи и хотя бы на время заставив их отвлечься от поисков «самой точной и абсолютно верной формулы настоящего всеобщего счастия», к которому — ну это ж совершенно понятно — можно прийти только путем бескомпромиссной вооруженной борьбы, осуществляемой в виде революционного террора либо социальной революции… Мне было совершенно ясно, что этот эффект для большинства продлится недолго. Но, даст Бог, за это время десяток-другой молодых людей проскочит период юношеской экзальтации, вследствие чего число местного варианта шахидов-смертников, то есть бомбистов и стрелков-террористов со снесенными гормональным взрывом мозгами и юношеской склонностью к «простым, всем понятным, легко достижимым неверным решениям», [23]слегка уменьшится. А вот число жутко необходимых стране молодых и образованных профессионалов, наоборот, возрастет ровно на эту же цифру…