Американские боги - Нил Гейман

— Да, кстати, Майк, — вдруг сказала она. Щеки у нее уже вовсю горели. — А почему бы вам не рассказать про свое семейство? Айнсели — они вообще какие?

Она улыбалась, но улыбка была недобрая.

— Да так, довольно скучный народец, — сказал Тень. — Никто из нас даже до Тасмании не добрался. А ты, значит, в Мэдисоне учишься. И как оно там?

— Сами знаете, — ответила она. — Я специализируюсь на истории искусств, гендерных исследованиях, и еще на скульптуре, в бронзе.

— А я когда вырасту, — встрял Леон, — стану волшебником. Уфф. Ты меня научишь, Майк Айнсель?

— Ну, конечно, — сказал Тень. — Если мама будет не против.

Сэм сказала:

— А после ужина, пока ты будешь укладывать Леона спать, Мэгс, Майк сводит меня на часок в «Приют оленя», хорошо?

Маргарет даже плечами не пожала, лишь слегка приподняла бровь.

— Мне кажется, мужик он что надо, — сказала Сэм. — И нам много о чем нужно с ним поговорить.

Маргарет перевела взгляд на Тень, который как раз усердно вытирал с подбородка бумажной салфеткой воображаемую каплю кетчупа.

— Ну, вы народ взрослый, — сказала она тоном, который предполагал, что никакие они на самом деле не взрослые, а даже если и взрослые, то лучше бы таковыми не были.

После ужина Тень помог Сэм помыть посуду — она мыла, он вытирал, — потом показал Леону очередной фокус: отсчитывал ему в ладошку цент за центом, и всякий раз, когда Леон ладошку открывал и пересчитывал монетки, одной не хватало. А потом, когда последний цент отправился вслед за остальными — «Держишь его? Крепко?» — и когда Леон разжал ладошку, цент превратился в десятицентовик. И из гостиной Тень вышел под жалостные детские вопли («Как ты это сделал? Мам, а мам, как он это сделал?»).

Сэм подала ему куртку.

— Пойдем, — сказала она. Щеки у нее горели от выпитого.

Снаружи было холодно.

Тень заскочил домой, сунул в пластиковый пакет «Протоколы заседаний городского совета Лейксайда» и захватил их с собой. Хинцельманн тоже может оказаться у «Оленя», и вот Тень и покажет ему упоминание о славном предке.

По подъездной дорожке они шли плечо к плечу.

Он открыл дверь гаража, и она тут же прыснула со смеху.

— Мамочки мои! — задохнулась она, увидев джип. — Тачка Пола Гунтера! Ты купил тачку Пола Гунтера. Ой, мамочки!

Тень открыл для нее дверцу. Потом обошел вокруг капота и сел на водительское место.

— Что, машина знакомая?

— Когда я приехала сюда, к Мэгс, не то три, не то два года тому назад — это я его и надоумила перекрасить ее в пурпурный цвет.

— Ага, — сказал Тень. — Теперь хоть понятно, кто во всем этом виноват.

Он вывел машину на улицу, выбрался из нее и запер гараж. Потом забрался обратно. Когда он вернулся, Сэм сидела тихо и смотрела на него странным взглядом, будто былая уверенность в себе начала из нее утекать, причем довольно быстрыми темпами. Он накинул ремень безопасности, и она сказала:

— Н-да. Умнее не придумаешь на моем месте, правда? Садиться в машину с психом-убийцей.

— В прошлый раз я доставил тебя до дома в целости и сохранности, — сказал Тень.

— Ты убил двух человек, — сказала она. — И тебя ищут федералы. И тут я приезжаю и обнаруживаю, что ты, под вымышленным именем, живешь дверь в дверь с моей сестрой. Или Майк Айнсель — это все-таки настоящее имя?

— Нет, — вздохнул Тень, — не настоящее.

И признание это было ему — как ножом по сердцу. Ему вдруг показалось, будто сдав Майка Айнселя, отказавшись от него, он выпустил из рук что-то очень важное: словно навсегда расстался с хорошим другом.

— Ты их и вправду убил, этих людей?

— Нет.

— Они приехали ко мне домой и сказали, что нас с тобой видели вместе. И еще этот парень показал мне твою фотографию. Как его звали-то? Мистер Шляпп? Нет, мистер Градд. Как в кино, в общем. «Беглеца» видел? Но я сказала, что никогда тебя не встречала.

— Спасибо.

— В общем, так, — сказала она. — Давай, рассказывай, что тут происходит. А я обещаю не выдавать твоих тайн, если ты не будешь выдавать моих.

— Да я никаких твоих тайн и не знаю, — ответил Тень.

— Ну, ты же знаешь, что идея перекрасить эту колымагу в пурпурный цвет была моя, в результате чего Пол Гунтер так ославился на несколько окрестных округов, и так над ним все стали ржать и прикалываться, что в конечном счете ему вообще пришлось отсюда уехать. Мы с ним, если честно, обдолбанные были оба в никуда, — призналась она.

— Вряд ли в этом есть хоть какая-то тайна — для местных по крайней мере, — сказал Тень. — Наверняка об этом знает весь город. В такой цвет машину можно покрасить, только если ты в полном ауте.

А потом она сказала, очень тихо и очень быстро:

— Если ты собираешься меня убить, пожалуйста, не делай мне больно, ладно? Зачем я только тебя сюда вытащила? Господи, господи, какая же я дура! Я же единственный свидетель, который может на тебя заявить! Дура набитая.

Тень вздохнул.

— Я в своей жизни ни разу никого не убивал. А теперь поедем, я отвезу тебя к «Оленю». И там мы с тобой выпьем. Или — по одному твоему слову — я разверну машину и отвезу тебя обратно домой. И в любом случае мне остается только надеяться, что ты не вызовешь копов.

Через мост они проехали в полном молчании.

— А кто убил тех людей? — спросила она.

— Если я скажу, ты не поверишь.

— Поверю, — голос у нее теперь был агрессивный до крайности. Н-да, дурацкая это была идея, принести на ужин вина, подумал он. Вот теперь жизнь уж точно никакое не каберне.

— В такое поверить будет очень трудно.

— Я вообще, — железным тоном заявила она, — поверить могу во что угодно. Ты понятия не имеешь, во что я способна поверить!

— Ты это серьезно?

— Я могу поверить в правду и неправду, и в такие вещи, про которые вообще никто не знает, правда это или неправда. Я могу поверить в Санта Клауса и в Пасхального Зайца, и в Мерлин Монро, и в «Битлз», и в Элвиса, и в Мистера Эда.[103] Послушай: я верю в то, что люди могут стать лучше, что познание бесконечно и беспредельно, что миром управляют подпольные банковские картели и что нас регулярно навещают добрые пришельцы, которые похожи на сморщенных лемуров, и злые пришельцы, которые калечат скотину и которым нужны наши женщины и наши запасы воды. Я верю, что наше будущее — это рок-н-ролл, что будущего нет вообще, и что в один прекрасный день вернется Великая Белая Бизониха и наподдаст всем по жопе. Я верю в то, что все мужики — это мальчишки, которые вырасти выросли, а повзрослеть не повзрослели, и у которых офигенные проблемы с общением, и что как только в каком-нибудь штате сокращается число кинотеатров, где кино можно смотреть не выходя из машины, то и с сексом там начинаются большие проблемы. Я верю в то, что все политики — беспринципное жулье, и верю при этом, что если их заменить на непримиримую оппозицию, будет еще того хуже. Я верю, что придет большая волна и Калифорния вся как есть уйдет под воду, и что Флориду заполонят безумие, аллигаторы и токсические отходы. Я верю в то, что антибактериальное мыло нарушает природную сопротивляемость организма, и что по этой причине мы все когда-нибудь вымрем от обычного насморка, совсем как марсиане в «Войне миров». Я верю, что величайшими поэтами прошлого века были Эдит Ситуэлл и Дон Маркис, что малахит — это закаменевшая драконья сперма, и что тысячу лет назад, в прошлой жизни, я была одноруким сибирским шаманом. Я верю, что будущее человечества — в звездных мирах. Я верю в то, что когда я была маленькая, леденцы и впрямь были куда вкуснее, и что с точки зрения законов аэродинамики шмель не может летать, что свет — это разом и волна, и частица, что где-нибудь в мире есть такая коробка, в которой сидит кошка, а эта кошка разом и живая, и дохлая (хотя если они не будут открывать эту коробку, чтобы кошку кормить, в результате получится два вида дохлой кошки), и что во вселенной есть звезды, которые на миллиарды лет старше самой вселенной. Я верю в моего личного бога, который заботится обо мне, беспокоится за меня и наблюдает за всем, что я делаю. Я верю в бога безличного, вернее в богиню, которая запустила в мир движение, а потом пошла оттягиваться с подружками и даже понятия не имеет, что я вообще живу на этом свете. Я верю в пустую и лишенную всякого божественного начала вселенную, в первородный хаос, белый шум и слепую удачу. Я верю, что всякий человек, который утверждает, что значимость секса сильно преувеличена, просто ничего в этом не понимает. Я верю, что всякий человек, который берется утверждать, будто он понимает, что происходит в мире, по мелочам тоже будет врать. Я верю в абсолютную честность и преднамеренную ложь, если она оправдана ситуацией. Я верю в право женщины на выбор, в право ребенка на жизнь и в то, что человеческая жизнь — это святое, но и в смертном приговоре нет ничего противоестественного, если только ты можешь доверять системе правосудия, а еще в то, что системе правосудия может доверять только законченный идиот. Я верю в то, что жизнь — игра, что жизнь — это злая шутка, что жизнь есть то, что происходит, пока ты жив, и что ты имеешь полное право просто расслабиться и получать от нее удовольствие.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});