Солярис - Лиа Фэ

стену. А затем весь следующий час провела за переписыванием конспекта по архитектуре девятнадцатого века. Когда голова стала пухнуть от объёма новой информации, а рука затекать от безостановочной писанины, я отложила учебник в сторону и посмотрела на рыболовные суденышки, мирно покачивающиеся на волнах.

Это место было наполнено покоем, тем, что за последние десять дней так и не настал в моей душе. Я думала, что смогу забыть об Алеке, но его образ всплывал у меня в голове каждый раз, как я закрывала глаза. Казалось бы, разлука должна охладить мои чувства, но она лишь распаляла их. Мне очень его не хватало.

Я сделала глубокий вдох и подтянула колени к груди, мысленно возвращаясь к своему первому телефонному разговору с Линой. Подруга связалась со мной в день моего приезда, часов в одиннадцать вечера, благо часовой пояс у нас был одинаковый, и рассказала довольно волнующую историю.

Так получилось, что её предположения насчёт Алека подтвердились. Он и вправду меня искал.

Я, конечно, догадывалась об этом по тринадцати пропущенным вызовам. Но надеялась, что приятель остановится на звонках. Я ошиблась.

Когда уроки закончились, и Лина с Ингой отправились в «La Palette», на выходе из школы они столкнулись с моим парнем. Точнее, бывшим парнем. Если верить словам подруги, тот выглядел взъерошенным и уставшим, словно не спал всю ночь.

— Он приезжал к школе утром, — начала Лина — но не увидел тебя, поэтому решил попытать счастье после уроков.

— Что ему было нужно? — плотно сжав челюсть, спросила я.

— Ты, — последовал короткий ответ.

— Ты сказала, что я уехала из города?

— Да, но как ты и просила, я не сказала куда.

— Как он отреагировал? — непроизвольно вырвалось у меня, отчего я дала себе мысленный подзатыльник. Мне не должно быть до этого дела.

— Не поверишь, разозлился.

— Ого.

— Да, если честно, я думала, что он расстроится или просто удивится. Но он, казалось, был вне себя от злости.

— На меня?

— Сомневаюсь. Скорее на себя, за то, что допустил это.

— Нечего было скрывать свою невесту, тогда бы может я и не уехала.

Лина промолчала. Мне показалось, что она очень хочет возразить, но сдерживается.

Несомненно, в арсенале у подруги было много противоречащих доводов, с большей частью которых мне волей-неволей пришлось бы согласиться, но я была не совсем в том настроении, чтобы выслушивать моральные лекции на тему своего побега из Соляриса. Поэтому я попросту продолжила наш разговор, стараясь отвлечь внимание Лины от своих последних слов.

— Ладно, он что-то еще сказал? — просто спросила я.

— Спросил, когда ты вернёшься.

— Но ты…

— Ответила, как ты и просила, — поспешила убедить меня подруга.

— Дай угадаю, он разозлился еще больше?

— Так и есть.

— И это всё? — тихо спросила я, а затем почувствовала…

Мне хотелось, чтобы он всё отрицал. Чтобы сказал Лине, что всё это страшная ошибка. Что газеты написали неправду. Что Катерина ему никакая не невеста, и я всё неправильно поняла. Мне хотелось, чтобы он сказал, что нашел выход. Что мне стоит вернуться, ведь у нас есть будущее. Но вместо этого Лина ответила:

— Просто сказал, что вам нужно поговорить.

Я горько выдохнула. А подруга продолжила.

— Но Мила, он и вправду выглядел взволнованным. Было видно, что ему это очень важно, что ему важна ты.

— Спасибо что рассказала мне, — закрыв глаза, произнесла я.

— Ты не вернёшься? — с надеждой в голосе произнесла девушка.

— Нет. По крайней мере, не сейчас.

— Поступай, как велит сердце, — мягко сказала она.

За это я и любила Лину. Подруга всегда поддерживала меня, даже если мои поступки были безумны.

— А как там Глеб, он видел газету? — вспомнила я о друге из кафе.

Весь следующий час мы проболтали на разные темы. Мне повезло, Глеб сегодня не брался за почту, либо же намеренно умолчал об этом. Но в чём я была уверена — и он, и девочки из книжного клуба поверили в то, что я слегла дома с заразной болезнью.

Затем мы говорили о всякой ерунде, и могли бы делать это всю ночь, если бы Андрей Николаевич не отправил Лину спать. Бросать трубку не хотелось, но мы договорились созваниваться каждые два-три дня, чтобы я была в курсе всех новостей. Благодаря этой маленькой сделке, нам стало намного проще оторваться друг от друга.

После того раза Лина звонила мне дважды, Алек больше не появлялся, и подруга ничего о нём не слышала. Зато стала известна дата конкурса Равенской Академии: девятнадцатое октября. До этого дня оставалось чуть больше двух недель, так что всё свободное время Лина посвящала репетициям в танцевальном зале.

Поразительно, но меня тоже пробило на творчество. Все эти дни я почти безостановочно писала стихи и музыку, словно внутри меня была река, сдерживаемая плотиной, в которой внезапно образовалась брешь. А потом эта брешь стала больше и продолжала расти, пока плотина не рухнула. Музыка лилась из меня потоком, я так много её насочиняла, что моя полупустая нотная тетрадь закончилась за шесть дней. Мне пришлось обойти все магазинчики города, чтобы найти и купить новую.

Прямо сейчас я потянулась к сумке и извлекла оттуда блокнот со стихами. Почти все они были об Алеке. Милые, добрые, грустные, отчаянные, нежные, полные любви и боли. Также были стихи о дружбе и приключениях. Но была еще одна… обо мне. И именно её я никак не могла закончить.

Мой взгляд вперился в закорючки на бумаге, мозг отчаянно думал, чем же закончить песню. Я снова и снова перечитывала четверостишия, с каждым разом делая это всё быстрее. Но спустя минуту, перечеркнула всё творение целиком и отбросила тетрадь в сторону. Мой лоб уткнулся в колени, я глубоко задышала. Закрыв глаза и посчитав до десяти, мне удалось восстановить хрупкое душевное равновесие. Как раз в этот миг мой живот заурчал, я почувствовала голод. Взгляд упал на высокую часовую башню, возвышающуюся над городом, словно белокаменная хозяйка — близилось время обеда.

Стоило поспешить, иначе я вновь грозила вызвать недовольство бабушки. Наспех засунув учебник и тетради в сумку, я вскочила на ноги, подняла плед с пыльной плитки и пошагала от пристани прочь.

* * *

Я широко распахнула глаза, вскакивая с постели и глотая ртом воздух. Прошло несколько секунд прежде, чем я поняла, где нахожусь. Вокруг царила тишина и прохлада, я была в собственной спальне. Той, что находилась в бабушкином греческом доме. Мне снова приснился кошмар.

Со дня моего приезда все ночи разделились на два типа. В одни я