Серый туман - Евгений Лотош

— Большего и не прошу. Все, повестка исчерпана.

— Раз мы закончили, я пошел, — Менован стремительно поднимается и выходит из комнаты. За ним, кивнув, отправляются Лангер, Лестер и Скайтер. Стелла поднимается из кресла и движется за ними, но, поколебавшись, поворачивается к Ведущей.

— Между нами, девочками. Скажи, ты действительно подозреваешь Джао в саботаже? — тихо спрашивает она.

— Почему ты так решила? — ненатурально удивляется Суоко. — Просто он закопался в Архив, и Робин сказал…

— Брось. Мы же друг друга не первый десяток лет знаем. Он единственный член Совета, который сегодня отсутствовал на… нашей дружеской встрече. И лучший эксперт по Робину, что бы там ни говорили насчет Лангера и Топи. Ты думаешь, что фильтр модифицировал он?

— Я не…

— Суоко, если Джао – кукловод, твоя конспирация бессмысленна. А если просто саботажник, как ты думаешь, то он нас не слышит. Так подозреваешь или нет?

— Да, — после неимоверно длинной паузы нехотя признается Ведущая, ее взгляд устремлен в пол. — Мне очень не хочется считать его предателем, но все сходится на нем.

— Или ты не можешь простить его противодействие. Только слепой не видит, что в последний год-полтора вы с ним в постоянных контрах. Суоко, послушай меня как подругу: не позволяй своим чувствам влиять на разум. Пожалуйста.

— Спасибо, я учту, — взгляд Ведущей по-прежнему устремлен в пол. — У тебя все?

— Да. Зови, если захочешь выговориться.

Стелла кивает и выходит из комнаты. Перепонка двери беззвучно смыкается, отсекая комнату от коридора. Суоко сидит в кресле с безвольно брошенными на подлокотники руками, и в ее полуприкрытых глазах нет ничего, кроме безнадежной тоски.

* * *

— Ну что, кажется, меня спалили окончательно.

Сложно понять, чего больше в кривой улыбке Демиурга – иронии, досады или отцовской гордости за умных детей.

— Да, Робин, рано или поздно такое должно было случиться. Времена, когда люди молились тебе как богу и считали кощунством сомневаться в тебе, остались далеко в прошлом. Дети технического века циничны и практичны, они владеют всеми необходимыми концепциями, а практические навыки – дело наживное. Я знал, что так произойдет, но надеялся, что сумею свернуть организацию раньше. Не успел. Видимо, критичность ситуации резко подстегнула их воображение. Урок нам с тобой на будущее.

— Что ты намерен делать?

— Ничего.

— Ничего?

— План тебе известен. Хорошо, что Суоко не стала объявлять об открытии Лангера во всеуслышание, так мы избежим ненужной нервозности на последней стадии.

— План мне известен, но ты все еще не подтвердил его окончательно. Ты по-прежнему колеблешься. Возможно, его не стоит реализовать?

— Я не колеблюсь, Робин. Все твердо решено. Если я запамятовал сообщить тебе, то уведомляю сейчас: свертывание необходимо реализовать по установленному графику. Просто мне паршиво. Чем дальше, тем больше я чувствую, что предаю своих друзей.

Серый туман клубится в комнате, заползая в нее через распахнутое настежь окно вместе с ночным воздухом. Через прорехи в облаках изредка пробивается призрачный лунный свет, придавая месту потусторонний вид. Джао сидит в кресле, обращенном к окну, вытянув ноги и всматриваясь куда-то в лесистые дебри. Туман не торопит его.

— Да, я знал, на что шел. Не впервые мне приходится свертывать организацию, но каждый раз я чувствую себя последней сволочью. Ударить в спину тем, кто доверился тебе ради мечты – да и та состоит лишь в том, чтобы сгореть дотла, тайно служа людям… Хуже нет ощущения.

— Ты сам утверждал, что организация перерождается.

— Да, и очень быстро. Темп жизни ускоряется, оковы разума разрушены, а история преподала людям слишком много жестоких уроков. Чем умнее современный человек, тем он циничней и практичней, а романтики по большей части умом не блещут. Я не смогу возродить Хранителей. Фильтры фильтрами, но нехватка подходящих кандидатов – объективная реальность. Боюсь, нынешняя организация последняя.

— Ростания – искусственное государство, существующее исключительно благодаря тебе. Ты зарекаешься не в первый раз. Сколько сил потребовалось, чтобы в одиночку хоть немного смягчить последствия Великой Революции?

— Которая из-за меня же и произошла?

— Нет. Которой ты позволил произойти, следуя своим принципам невмешательства. Народовольцы – изобретение не твое и даже не Хранителей. И даже не особенность социума Малии. На Земле, если верить сохранившимся материалам, в аналогичных условиях революционные партии возникали неоднократно.

— Да. И везде развертывался один и тот же сценарий: террор против власти, переворот при наличии удачи и террор уже против всего народа, не желающего чтобы его загоняли к счастью хлыстами. Я заранее знал, чем кончится дело, и все-таки позволил революции произойти.

— Ты опять занялся самоуничижением. Хорошо ты в прошлом управлял обществом или плохо, отдельный вопрос. Сейчас речь о настоящем и будущем. Если ты ликвидируешь Хранителей окончательно, то потеряешь наиболее эффективный инструмент влияния. Что дальше? Опять самостоятельно начнешь ставить ментоблоки сотням чиновников?

— Нет. Робин, я намерен полностью свернуть свое присутствие на планете.

— Поясни.

В наступившей тишине серый туман становится все плотнее. За окном сгущается серая пелена, в которой медленно растворяется сад. Только ближние деревья смутными тенями еще проглядывают сквозь нее.

— Я заигрался, Робин. Сначала я играл с континуумом, потом – со звездой, потом пытался сформировать планету по подобию Земли. Затем я игрался с геномом человека, с обществом, с социальными моделями…

— Полагаю, полученные результаты имеют высокую ценность.

— Для кого? Для крохотной компании изнывающих от безделья сибаритов, гордо именующейся Институтом Социомоделирования? Для всех остальных, кто интересуется только собственным Рейтингом и часами, если не днями не вылезает из игр? Чушь. Я играл с сотнями миллионов жизней лишь для того, чтобы удовлетворить собственный интерес. Хватит. Даже родители рано или поздно вынуждены отпускать детей на свободу. А Малия населена отнюдь не детьми.

— Ты готов обречь Ростанию на хаос и анархию?

— М-мать! Робин, выйди из режима психоанализа, в конце концов! Я не в настроении для терапии. Люди сами должны решать, как им жить. Если они выберут хаос и анархию, я могу лишь пожать плечами.

— Ты им совсем не сочувствуешь?

— Робин, мне почти пять часов от роду! Галактических часов! Про планетарные годы я стараюсь даже не задумываться, потому что от цифры «семьсот тысяч» хочется тут же лечь и помереть от старости. Я уже целую минуту играюсь с Малией! На моей памяти умерли миллиарды людей! Даже если умрут все ныне живущие, ничего принципиально не изменится. Для меня они – всего лишь цифры в статистических таблицах, ничего более. Я могу сочувствовать отдельным людям, привязываться к ним, даже дружить и влюбляться, но толпа в целом меня не волнует! Не волнует, понимаешь?!

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});