Черная легенда. Друзья и недруги Великой степи - Лев Гумилёв

Что касается влияния нашествия на связи Руси с внешним миром, то опять мы имеем слишком мало данных, позволяющих сделать какое-либо обоснованное заключение по этому вопросу. Можно предположить, что торговые связи Руси с Западом пострадали не столько из-за татарских опустошений в 30-х годах XIII века, сколько по причине участившихся после нашествия нападений со стороны западных соседей Руси: шведов, немцев и литовцев, – что сделало затруднительным использование торговых путей к морю. И все же торговля с Западом как из Новгорода и Смоленска, так и через эти города, каждый из которых не пострадал от татар, потерпела, по-видимому, относительно небольшие изменения, особенно торговля с Балтикой, т.е. с Ригой, Готландом и Любеком, что подтверждается различными торговыми договорами второй половины XIII века. Еще труднее установить, в какой степени сократилась или увеличилась в результате нашествия восточная торговля. Некоторые историки считают, что уничтожение Волжской Булгарии временно прервало движение товаров по Волге [61, стр. 210–211] – основному пути торговли с Востоком, – но мало что свидетельствует о прекращении ввоза и вывоза по маршруту Волга – Каспий из Новгорода, Пскова, Смоленска, Полоцка и Витебска на западе, Владимира и Суздаля на северо-востоке [79].

Итак, мы имеем картину Руси, испытавшей еще один удар степных захватчиков, более грозных, более подготовленных как в военных, так и в мирных делах и более стойких, чем печенеги или половцы. Но Русь вовсе не была такой сокрушенной, разоренной и деморализованной, какой ее пытаются изобразить многие историки нашего времени. Действительно, мало что слышно о южных землях: Киеве, Чернигове и Переяславле второй половины XIII века, – но это не обязательно свидетельствует о физическом разрушении или экономическом застое, а скорее о прекращении потока информации, перерыве или исчезновении киевского летописания и разрыве политических и культурных связей между Суздальской землей и югом Руси. Ничто не говорит и о массовом переселении людей из уязвимых южных земель в относительную безопасность северных районов как прямом результате нашествия Батыя. Если такой сдвиг населения Руси действительно имел место, то, по всей вероятности, он произошел ближе к концу столетия, когда дал о себе знать эффект от повторяющихся карательных набегов татар.

В северо-восточных районах, в новгородских землях, на обширных просторах к северу от Волги, где впоследствии возникли новые важные центры и где, в конце концов, происходило политическое и культурное развитие Московии, образ жизни претерпел, по-видимому, незначительные изменения. В самом деле, в период после нашествия социально-политическая структура Суздальской земли и Новгорода осталась в целом такой же, какой она была раньше, во всяком случае в первые годы после нашествия. Но, как будет видно в следующих главах, посвященных в основном Северо-Западной Руси, присутствие татар Золотой Орды вскоре дало себя знать» (стр. 127–130).

* * *

«Если последние шесть лет правления Ярослава были отмечены нехарактерной для него бездеятельностью, можно сказать, пассивностью с его стороны, то те же годы прошли под знаком взлета его сына Александра. Это были годы энергичной деятельности Александра Ярославича на западе и северо-западе: Ярослав, очевидно, доверил сыну оборону границ Новгорода и Пскова.

Еще до татарского нашествия напряженность в этих районах возрастала. В первые три десятилетия XIII века немецкие рыцари из католического ордена ливонских меченосцев (позднее, в 1237 году, они соединились с тевтонским орденом) постепенно продвигались на восток, обходя с севера Западную Двину, в современную Эстонию[83] (называемую в то время Чудь) и Ливонию (на территории современной Латвии). Но никаких нападений на русские земли с начала XIII века и до татарского нашествия не зафиксировано: большая часть военной деятельности немецких рыцарей была направлена либо против местных балтийских племен, либо против постоянно усиливавшегося Литовского государства. Со своей стороны литовцы проявляли все бо́льшую и бо́льшую воинственность, и в русских летописях в 20-е и 30-е годы XIII века зафиксированы их частые нападения на земли Новгорода, Полоцка и Смоленска. Эти нападения, однако, не были частью какого-то плана, не ставили литовцы своей целью и присоединение русских земель. Скорее это было похоже на набеги с целью захвата пленных и разграбления деревень. Настоящая экспансия Литвы, можно сказать, началась в 1238 году, когда правителем стал Миндовг (Миндаугас). Его политикой было постепенное проникновение на соседние территории, и хотя он не добился успеха (ему не удалось закрепиться на землях Новгорода и Пскова), тем не менее он представлял для Александра бо́льшую угрозу, чем немцы на севере. Дело в том, что действительно уязвимыми русскими районами в то время были не Новгород и Псков и даже не северная часть Смоленского княжества, а развалившееся Полоцкое княжество, на территории которого бесчисленные литовские ударные отряды совершали набеги в период до татарского нашествия, и старые земли Турова и Пинска на северо-восточных границах Волынской земли. Важное значение Полоцкого княжества, зажатого между, с одной стороны, Смоленском, где в 1239 году дало себя знать установление власти Ярослава, и, с другой стороны, Литвой, прекрасно понимал Александр – в 1239 году он взял в жены Александру, дочь старшего из полоцких князей, Брячеслава. Свадьба состоялась не в самом Полоцке, но, что существенно, в самом северном городе на смоленской территории, Торопце, т.е. в одном из ключевых городов в обороне Новгородской и Смоленской земель от набегов литовцев [94, стр. 77, 289; 101, стр. 376]. И Александр поддерживал тесные связи с семьей своей жены в Полоцке. Мы знаем, что его первый сын находился в самом восточном городе Полоцкого княжества – Витебске, откуда в 1245 году в преддверии крупномасштабного литовского вторжения Александр перевез его в безопасный Новгород [94, стр. 79, 304].

Но ни Александр, ни Ярослав ничего не смогли сделать, чтобы спасти Полоцк от литовцев. Проводимая Миндовгом жесткая политика централизации и превращение им земель некоторых крупных феодалов в свои вассальные поместья привели к междуусобной войне между Миндовгом и его племянниками, князьями Жемайтии, расположенной на северо-западе Литвы. Печальные обстоятельства этой войны, в которую были вовлечены тевтонские рыцари и Даниил Волынский и Галицкий и которая привела к временному обращению Миндовга в христианство и принятию им короны от архиепископа рижского, здесь не рассматриваются. Необходимо только отметить, что эта война закончилась в начале 50-х годов, сын Миндовга Войшелк (Вайшвилкас) заключил мир, по условиям которого Черная Русь (самый западный район Полоцкого княжества, расположенный в бассейне верхнего Немана и его притоков) была признана частью Литвы [Подробности см.: 101, стр. 377 и далее]. Это было началом значительного расширения Литвы за счет старых земель Киевской Руси: позднее, в XIII веке и в начале XIV века, остатки Полоцкого княжества, западная часть того, что когда-то было Турово-Пинским княжеством в верховьях Припяти, и северный треугольник Волынской земли с Берестьем (Брестом) в среднем течении Буга – все эти земли были присоединены к Литве.

Александр был не в силах помешать постепенному переходу Полоцкого княжества в зависимость от Литвы, но ему по крайней мере удалось положить конец регулярным нападениям литовских отрядов на границы Новгорода и Пскова. После двух нападений в 1239 году на Камно (Белый Камень) [119, П1Л, стр. 13; П2Л, стр. 21, 81] и Смоленск он построил ряд укреплений вдоль реки Шелони [94, стр. 77 (городицы), стр. 289 (городец)], к юго-западу от Новгорода, чтобы защитить город от нападений с юга. В 1245 году произошло крупнейшее по тому времени и самое решительное из вторжений в русские земли. Начавшееся как набег на Бежичи (к востоку от Новгорода) и Торжок, это нападение переросло в грандиозный поход на восточные и южные районы Новгородской земли. Вместе с войском из Новгорода под началом Александра с литовцами сражались дружины из Пскова, Твери и Дмитрова, Состоялись две главные битвы, у Жижеца (современной Жижицы) и Усвята (современный Усвятов), соответственно к северу от Смоленска и к востоку от Полоцка. Более восьми литовских «княжицовъ (князьков)» было убито, и все награбленное ими в этом походе было взято обратно [94, стр. 79 (под 1245 г.), стр. 304 (под 1246 r.)j. До того как Александр принял владимирский престол в 1252 году, зафиксировано еще только одно литовское вторжение – это произошло в 1248 году, когда был убит брат Александра Михаил и «суждальскыи князи» разгромили литовцев у Зубцова недалеко от границы Смоленского княжества[84].

Оценка, данная современниками борьбе Александра с язычниками-литовцами, наилучшим образом отражена, вероятно, в одном из фрагментов его «Жития». Описывая вымышленное, по-видимому, вторжение непосредственно после битвы на Чудском озере в 1242 году, автор «Жития» пишет: «В то же время умножися языка литовськаго и начаша пакостити волости Александрове; он же выездя [навстречу] и избиваше я. Единою ключися ему выехати, и победе 7 ратии единем выездом, и множество князей их изби, а овех рукама изыма; слугы же его, ругающеся, вязахуть их к хвостом коней своих; и начаша оттоле блюстися имени его» [119, П2Л, стр. 14; 12, стр. 173, 192].