Пастыри чудовищ. Книга 3 - Елена Владимировна Кисель

встревоженно.

«Открывать клетки, — отвечает она с неожиданной уверенностью. — Или, может быть, крепости. Иногда даже стены крепости — это не выход, Рихард. Ты знаешь, о чём я».

Жаль, что она не смогла бы сказать ему это в лицо. А может — жаль, что он не попытался бы выслушать. И можно говорить только так — глядя в бледный, запрокинутый лик луны в воде.

«Теперь ты знаешь, куда я иду. И что я едва ли остановлюсь. Я всегда знала, куда идёшь ты, Рихард. И я буду надеяться, что ты остановишься однажды».

«Что-то вроде священной последней просьбы?»

«Говорят, мы можем просить перед лицом Предвечных Сил. Единожды. Уходя. И я прошу, чтобы однажды… перед тем, как ты сделаешь необратимый, последний шаг… Я прошу, чтобы ты остановился. Вспомнил легенду о бабочке, которая вспыхнула во тьме и холоде, чтобы обогреть людей. И задумался, куда идёшь».

Обратно она возвращается не торопясь. Прикидывая, как поменьше пересекаться с остальными, и какие найти темы для беседы. Так, чтобы казалось, что всё в порядке.

Плану почти удаётся следовать. Гриз раскланивается с хозяйкой: «Спасибо, да, всё хорошо», машет Мел: «Связалась, утром поглядим, давай, спи». Ободряюще кивает Янисту: «Ты как, в норме? Вот и хорошо, вот и славно…» Остаётся только Аманда — проницательная и опасная, чующая и ложь, и зелья. Аманду нужно отвлечь, занять её мысли, и Гриз поскорее проскальзывает в отведённую ей комнату и дожидается, пока туда приходит травница с кубком в руке. От кубка слабо тянет молоком, мёдом и тимьяном.

— Успокоительное. Отогнать дурные мысли, дать силы… давай-давай, пей до краёв, сладкая.

— Мне-то зачем? Вот Янисту…

— Уже была у него — мальчик заснул. Хотя изо всех сил старался держать глаза открытыми. Тревожился о ком-то? А может, ждал, что кто-нибудь зайдёт, посидит у изголовья, подержит за руку…

Аманда воркует умильно, и Гриз со вздохом потребляет зелье. На губах остаётся терпкая горечь — наверняка ведь и сердечного намешала на всякий случай.

— Ну да. Я бы зашла, а он из-под одеяла — шасть. «Гриз, ну, это же неловко, что я лежу, да я в порядке, да я очень рад тебя видеть…» И как его потом усыпить…

— Есть разные… интересные способы.

— Угу. Прогулка под луной. На пятнадцать миль. Отлично вырубает, по себе могу сказать.

Аманда, напевая сквозь зубы, перестилает постель, пересыпает травами — от клопов и дурных снов.

— Эмейо-то, сладкая… есть, конечно, и более пикантные методы, но — ах, ты права, мальчик, кажется, не готов. Жаль, жаль… Может, он сумел бы обаять эту Креллу. Тогда, может, Рихард… ах, нет, ты же решила не вмешивать его… Так, может, стоило бы вызвать сюда Лайла? У него всегда полно интересных идей.

— Посмотрим с утра. Мог бы пригодиться, только он сейчас может и не откликнуться. Пытается кое-что выяснить о пропавших охотниках-одиночках.

— Ах, как интересно!

Аманда заканчивает с постелью и теперь идёт заниматься остывающим камином — шепчет заговоры на огонь, сыплет на дрова щепотку того и сего — и отсыревшие дрова дают яркое, тёплое пламя.

— Ты свила для него «Милость Перекрестницы».

Пламя вспыхивает особенно ярко — словно нойя перестаралась со снадобьями.

— И не сказала, что нужно отдариваться. Он тебе нравится?

— А тебе не нравилось бы, когда на тебя так смотрят? Клянусь тропами Перекрестницы — никто из моих кавалеров не додумался принести мне беспамятников. И браслет на Перекрёстки был очень хорош. О! А какие истории Лайл рассказывает за чаем! Если бы сама не видала его магию в действии — сказала бы, что Камень дал ему Дар Сказочника. Слышала ты ту историю о семидневной карточной игре?

— Какие-то боги упасли, видимо, — Гриз не любит брюзгливый тон, но сейчас он даётся без труда. — Извини. Не хочешь отвечать — не нужно.

— Лайл Гроски… — Аманда потягивается и обращает к Гриз улыбающееся лицо, — интересный человек. Хороший ли — этого не скажу, все мы ходим по разным путям под Луной Её… Но с ним не скучно. Я думала подарить ему ночь, даже две. Хоть он и не в моём вкусе, ты знаешь.

Нойя любят лихость и красоту. Щедрые и широкие поступки, молодость, горячую кровь. За почти три года, что Аманда провела в питомнике, она заводила короткие романы с мужчинами — всегда с красавчиками. Не уделяя больше одной ночи — ни богатому магнату из Крайтоса, ни ясноглазому, широкоплечему кузнецу из Тильвии.

— Весна в воздухе, — напевает Аманда на родном наречии, — Даритель Огня шлёт огненные стрелы, и сердца тают, а тела хотят пламени. Весна идёт, и соки земли скоро потребуют своих подарков — ах, особых ночей… Может, мне стоило бы поискать среди молодых и красивых? Этот законник Тербенно совсем неплох с виду. И, конечно, Рихард теперь свободен, так ли, сладкая?

Шпилька, как живая, выскальзывает из рук и несётся к полу, Гриз подхватывает её — и теряет две другие, те точно сговорились для побега…

— Рихард?

Аманда качает головой, придвигает к камину стул. Идёт доставать из сумки вязание.

— У нас с ним были ночи, ты знаешь, конечно. Три ночи — когда он только пришёл в питомник. Он любит поиграть, и красив, и в постели очень хорош, и с ним тоже нескучно, на свой лад. Вот только греть он совсем не умеет, ай-яй, как грустно: нойя же так любят тепло…

— Думала, вы сами согреете, кого угодно.

Тёплый пушистый шарф тянется из-под спиц Аманды, а та смеётся тихонько.

— Иногда мы просто делимся. Нойя всегда стремятся, чтобы кровь их была горяча. Оттого так голодны до тепла: любим костры, вина, танцы. Вольным бывает тяжко согреться, потому и любовь наша вспыхивает, обдаёт жаром — и гаснет, как осенний костёр. Потом разгорается вновь — с другим. Только вот из-за нашей любви к теплу мы так чутки к холоду. И быть рядом с ледяной пустошью… о! Нужно либо не уметь мёрзнуть, либо пылать изнутри слишком жарко и оттого желать холода.

Отзвуки ночей с Рихардом Нэйшем процветают на щеках жаром. Я не холода желала, — хочет сказать Гриз — и спотыкается об очевидное «Чего же?»

— Да и к тому же очевидно было, на кого он охотится, с первого дня, на Псовом Побоище. Помнишь тот день, когда ты позвала его из шайки Неясытей? Помнишь, что я сказала тебе тогда?

— «Это очень плохая идея», — невесело усмехается Гриз. — Ты и до сих пор думаешь так?

— Нет, сладкая.

Спицы звенят-звенят, в такт словам. Словно по капле вытекающим из