Голливудские жены - Джеки Коллинз

Когда он нашел дом, уже стемнело. Он весь вспотел и хотел есть, но горел желанием раздобыть любые сведения, пусть самые ерундовые.

Дверь открыла изможденного вида женщина.

— Извините за беспорядок, — проговорила она, впустив его в уютную гостиную. — Но гости к нам заходят нечасто. Па, — позвала она, направившись с Леоном к подвалу, — пришел тот полицейский.

— Пускай идет вниз! — проорал старик.

Леон спустился в подвал — сырое затхлое помещение, до потолка загроможденное старой мебелью, картонными коробками и разным старьем. Среди всего этого сидел доктор — ссохшийся человечек с копной растрепанных седых волос и проницательными серыми глазами. Леон подсчитал, что ему, хоть он и хорошо сохранился, никак не меньше восьмидесяти. Вокруг него валялись древние регистрационные книги и какие-то бумаги. Содержимое дюжины с лишним коробок было вывалено на холодный каменный пол. С первого взгляда Леон понял — понадобится не меньше недели, чтобы во всем этом разобраться. Он протянул руку и представился.

Доктор ответил костедробильным рукопожатием.

— Как дела? — поинтересовался Леон.

— Вот это хороший вопрос, — ответил старик, давая понять, что пребывает в некоторой растерянности.

Леон вздохнул.

— Не думаю, чтоб вы помнили Уиллиса Эндрюса.

Старик фыркнул от смеха.

— С такой памятью, как у меня, я помню только, что мне сегодня на завтрак давали.

Три часа спустя Леон ехал назад по автостраде в Лос-Анджелес, заручившись обещанием доктора, что тот позвонит, если когда-нибудь найдет медицинскую карту Эндрюса. Впрочем, не так уж это было и важно. Он прекрасно понимал, что гоняется за мелочами. Было четыре часа утра, когда он добрался до гостиницы.

Милли крепко спала. Он лег рядом. Она что-то пробормотала, но не проснулась.

Час он лежал, не смыкая глаз, потом наконец заснул.

Глава 49

Палм-Спринте. Температура дошла уже до ста трех градусов по Фаренгейту.

Сейди приехала в субботу в полдень со своим помощником Ферди Картрайтом. Ферди был при ней семь с половиной лет.

Ему было сорок, одет с иголочки, остер на язык и прекрасный работник.

Дом ее собственный, стоял на улице Песчаных дюн в фешенебельном квартале Ранчо Мираж. Ничего выдающегося, просто дом, куда можно было время от времени удирать — так по крайней мере Сейди нравилось говорить. Ферди был счастлив, что его взяли с собой, хотя она предельно ясно дала понять, что на ночь он не останется.

— Дом у тебя чудный, — бурно восхищался он, стрелой летая из комнаты в комнату и сгорая от желания быть в этом доме званым гостем, а не просто помощником, которого Сейди попросила помочь ей подготовить сюрприз для Бадди Хадсона. Откровенно говоря, Ферди был несколько ошарашен внезапным всепоглощающим интересом Сейди к мистеру Хадсону. Ей же вроде нравились дамы?

Несколько странно переключаться в ее возрасте, не правда ли? И не полнейшая ли глупость с ее-то положением в обществе цеплять молоденького безработного актера? Согласен, Бадди Хадсон великолепен. Но в Голливуде великолепных хоть отбавляй.

Интересно, думал он, свершили они уже свое грязное дело или… это задумано сделать как раз на уик-энд?

— Ферди! — резко окрикнула Сейди. — Я рада, что мой дом тебе понравился, но будь добр, выгрузи-ка все из машины.

Он подчинился. Ради Бадди Хадсона она, конечно, берет на себя массу хлопот. Он неодобрительно фыркнул; одна надежда, что Бадди того стоит. Однако, по его скромному мнению, в постели красавчики всегда страшно разочаровывают.

Заниматься делами Монтана обычно предоставляла Нийлу.

У них был один и тот же нью-йоркский адвокат, который отлично справлялся со своим делом, обеспечивая Нийлу выгоднейшие контракты и достойно соблюдая и ее интересы. Близко знакома она с ним не была — несколько деловых встреч, один ужин. После разговора с Оливером она сразу же бросилась к телефону. Он поохал и поахал, произнес все полагающиеся в таких случаях слова, но потом сказал нечто такое, что ее ошеломило:

— Разумеется, вы должны понимать, что права на сценарий «Людей улицы» принадлежат Оливеру Истерну. Если Нийл не в состоянии соблюсти условия контракта… ну…

Она в бешенстве швырнула трубку. Меряя шагами палату, в которой обосновалась на это время, она вся кипела. Должен же быть какой-то выход. Нельзя позволить Оливеру вытворять с ее собственностью все, что ему взбредет в голову, даже если она и продала мерзавцу сценарий.

Да, а как насчет полного контроля? Как насчет сделки в целом?

Есть ответ, и постепенно она на него вышла. Почему бы не поставить фильм самой? Взять на себя обязанности Нийла, пока он не поправится?

Она даже задрожала от предвкушения. Это куда лучше, чем брать нового режиссера, и если Оливер хочет придерживаться первоначального графика съемок, то она вполне готова. Лучше ее никто не знает ее детища.

Но справится ли она?

Конечно, справится. Она шла к этому все время. Не ее вина, что Нийл свалился с инфарктом и дал ей эту блестящую возможность. К тому же предательского удара в спину она ему не наносит. Когда он выздоровеет, то просто придет и все возьмет на себя.

Воодушевленная, она позвонила Оливеру и потребовала встречи. Он согласился пообедать с нею на другой день в «Поло».

В тот вечер дела у Нийла пошли на поправку, и она сразу поняла, что решение ее правильное.

Утопая в цветах, Элейн ничего, кроме одиночества, не ощущала. Она даже не представляла себе, насколько ее повседневная жизнь зависит от Росса. Ну, конечно, она его пилила и орала на него, но вокруг него — как вокруг единственного избалованного ребенка — вращалась вся ее жизнь. Что бы она ни делала, все было так или иначе связано с ним. Конечно, за исключением Рона Гордино. Которого она ненавидит. С его провинциальным протяжным говором. И лакейскими пальцами. И длинным тонким членом.

За десять лет брака она только трижды разлучалась с Россом.

И то были вынужденные разлуки, потому что он уезжал на съемки, а она, пока его не было, проводила время, занимаясь его делами. Что бы она ни делала, все было для него — покупала ли новое платье или удаляла волосы на ногах.

Ее как громом поразило: а ведь любит она этого лодыря и изменника, беспечного сукиного сына!

Она пошла к своему психотерапевту и сказала ему об этом.

— Знаю, Элейн, — ответил он самоуверенно. — Именно это я всегда и пытался тебе втолковать.

Как только заработала местная кухня сплетен, телефон ее умолк. Одиноких женщин не встречают с распростертыми объятиями на ужинах, приемах и просмотрах, если только они не богаты и знамениты сами по себе. Элейн в одиночку — это угроза.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});