Спиральная динамика. Управляя ценностями, лидерством и изменениями в XXI веке - Дон Бек

ОРАНЖЕВОЕ/зелёное мышление позволяет людям проводить очень успешные встречи и сделки. Они не боятся сложных ситуаций, хотя они могут и не представлять себе всю их сложность. Они улаживают дела, сглаживают конфликты, успокаивают накалившиеся эмоции, выступают в качестве полезных разруливателей ситуации (trouble-shooters), становятся прекрасными консьержами, метрдотелями или организаторами политических кампаний. Это мышление «адъютанта», который может достать то, что нужно, тогда, когда нужно, и при этом оставить всех обжуленных довольными и осознающими, что они смогли быть ему полезными. Он всегда держит определённую дистанцию, и всегда понятно, где находится его конечная лояльность, но услуги оказываются гладко и любезно. Жертвы его преступлений могут даже отказаться от дачи показаний.

Преобладают высшие таланты (и уверенность) человека. Характерной чертой всей ОРАНЖЕВОЙ полосы является чувство безграничной самости и неограниченных возможностей. Люди, находящиеся в центре этой зоны, не ограничены жесткими реалиями бытия. Из-за этого оптимизма они часто видят больше, чем есть на самом деле, превращая «возможно» в «абсолютно» и «однажды» в «прямо сейчас». Когда их мечты не осуществляются, они очень расстраиваются и впадают в депрессию, хотя, как правило, не надолго, если ОРАНЖЕВЫЙ сильнее ЗЕЛЁНОГО. «Подними себя, стряхни с себя пыль — и начни всё заново».

В ОРАНЖЕВОМ/зелёном начинает расти осознание чувств, поэтому человек становится искусным в межличностных манёврах — сегодняшний непревзойдённый молодой политик. ОРАНЖЕВЫЙ/зелёный полирует навыки считывания того, что происходит с другими людьми, оценки эмоций и деланья правильных шагов, поэтому он спрашивает: «Как она могла так много знать обо мне? Мы только познакомились, но она могла сказать мне, о чём я думаю, прежде чем я это сказал». Эти оценки могут быть вполне объективными и часто скорее хладнокровными, но не отразятся в последующем поведении, которое будет излучать тепло и дружелюбие.

В процессе обучения приёмам чтения других людей они приходят к лучшему пониманию, как управлять своим собственным имиджем, контролируя воздействующие проявления и создавая впечатление тепла и заботы. Однако из-за мощного натяжения ОРАНЖЕВОГО контроля, они могут мгновенно отстраниться от участия и выключить то, что казалось подлинным интересом. Демонстрация теплоты по-прежнему является вопросом контролируемого удобства. Когда он занят или рассеян, у ОРАНЖЕВОГО/зелёного может не быть много времени или внимания для других, часто к великому удивлению тех, кто думал, что они для него имели большее значение.

Те, кто находятся в ОРАНЖЕВОЙ/зелёной зоне выхода, не любят свою вновь обретённую нуждаемость в других (видя её как слабость), но признают их важность для достижения целей. К этому моменту они научились использовать людей и интегрировать их в качестве ресурсов для построения взаимного успеха. Банды хакеров, занимающиеся грабежом в Интернете, вероятно, состоят из представителей этого цМемного профиля, и в ЗАКРЫТОМ состоянии они не видят ничего плохого в демонстрации своей сообразительности за счёт AT&T или Ситибанка.

Например, этот цМемный набор общепринят в среде Олимпийской деревни, когда члены команды борются за медали друг против друга и в то же время их беспокоит командный зачёт. Когда ЗЕЛЁНЫЙ компонент слишком низок, группы в целом ослабляются, поскольку атлеты стараются подрезать друг друга без зазрения, уделяя больше внимания ОРАНЖЕВЫМ наградам, чем спорту. Однако при достижении более надлежащего баланса спортсмен стремится к лучшему результату в личном зачёте, одновременно поддерживая команду, чтобы она была лучшей в соревновании. Тот же самый имидж пытаются проецировать участницы конкурсов красоты, когда объявляются финалистки.

ОРАНЖЕВЫЙ/зелёный неподдельно хочет быть «хорошим парнем» — добродетельным, подлинным и искренним. Однако они должны работать над открытостью и подлинностью; проявления чувств часто кажутся надуманными, а самораскрытие — вынужденным. Их предложения о помощи, как правило, сводятся к тому, как помочь другим в достижении ОРАНЖЕВЫХ/зелёных спецификаций (ОРАНЖЕВЫЙ знает, что он лучше всех всё знает) и в соответствии со своими графиками. Конкретные решения зачастую достаются в борьбе, поскольку то, что другие думают и чего хотят, начинает на них влиять.

Опросы, обследования и обсуждения заполняют пробелы в уверенности, которые не случились бы с более чётко выраженным пиком ОРАНЖЕВОГО. Путаница во внешней политике и внутренние шатания администрации Клинтона — превосходное тематическое исследование ОРАНЖЕВОГО/зелёного спектра в работе.

Очень реальное желание растить людей и исправлять ошибки — это то, где проявляются остаточные, доброжелательные потребности ОРАНЖЕВОГО. В политике это направляет усилия по социальной инженерии — окончательной лаборатории — растить целые классы людей и давать им лучшее здоровье, благосостояние и возможности вносить свой вклад в соответствии с установленными «самыми лучшими и самыми яркими» планами. Зелёные элементы включают в себя внимание к чувствам людей и желание оперативно реагировать на конкретные чувства в сложившейся ситуации. Это приводит к невыполненным обещаниям и кажущейся (не всегда заслуженно) обманчивости, особенно со стороны СИНИХ критиков.

Некоторые ОРАНЖЕВЫЕ/зелёные становятся превосходными наставниками в корпоративном окружении, отличными тренерами и учителями, которые хотят, чтобы каждый ребёнок превзошёл себя. Однако, когда этот цМем управляет организациями, в них по-прежнему существует дистанция между подчинённым и начальником.

Проявления теплоты ОРАНЖЕВЫМИ/зелёными являются условными, поскольку люди здесь всё ещё чувствуют себя уязвимыми и могут встать в оборонительную позицию, когда другие слишком много о них знают или вторгаются в их «личную жизнь». Им важно оставаться в контроле, и это часто ограничивает то, насколько другие готовы быть полностью приверженными в работе с ними. «Давайте все раскроем наши истинные внутренние чувства — вы можете начинать…»

ОРАНЖЕВЫЙ/зелёный может выборочно интерпретировать истину в попытках удержать всех довольными и уступчивыми. Когда их истории ставятся под вопрос, они запутываются и пытаются отвлечь внимание спрашивающего на что-нибудь ещё. Другой гамбит — сыграть в «бедный я, никто меня не понимает»; чувства могут быть вполне настоящими. Однако это создаёт сердитый тон разочарования, когда социальные схемы — иногда политкорректные для прибыли — оказываются предотвращёнными или непонятыми. «Но у нас были хорошие намерения, правда хорошие. Они просто не понимают, насколько хорошо это было бы для них». Разочарование может стать всепоглощающим.