Вечерние новости - Артур Хейли

Самолет без всяких осложнений вылетел из Лимы перед самым рассветом. Семьюдесятью минутами позже он достиг той части пересекающего джунгли шоссе, где должны были высадиться Партридж, Минь, О'Хара и Фернандес.

К этому времени уже достаточно рассвело и земля была хорошо видна. На шоссе никого не было – ни машин, ни грузовиков, ни какой-либо человеческой деятельности. По обе стороны от него на многие мили простирались джунгли, словно накрыв землю зеленым стеганым одеялом. На секунду отвернувшись от контрольных приборов, Освальдо Зилери сказал своим пассажирам:

– Садимся. Будьте наготове, чтобы быстро выйти. Я не хочу задерживаться на земле ни на секунду дольше, чем нужно.

Затем, развернув самолет, он круто повел машину вниз и, выровняв ее над шоссе, посадил на наиболее широкую его часть; самолет пробежал совсем немного и остановился. Четверо пассажиров, прихватив свои рюкзаки и оборудование, быстро вылезли, и самолет через несколько мгновений покатил по шоссе и поднялся в воздух.

– Быстро – в укрытие! – скомандовал Партридж, и все четверо углубились по тропе в джунгли.

Глава 13

Тем временем в Нью-Йорке над головой Партриджа – неведомо для него – разразилась гроза.

В пятницу утром Марго Ллойд-Мэйсон завтракала у себя дома, когда ей сообщили по телефону, что Теодор Эллиот хочет видеть ее “немедленно” в Плезантвилле, в здании “Глобаник индастриз”. Когда она спросила, что значит “немедленно”, выяснилось – в 10 часов утра. Президент “Глобаник”, сообщила секретарша, примет Марго первой.

Тогда Марго позвонила одной из своих секретарш на дом и велела отменить или перенести все дела, назначенные на утро. Она не представляла себе, что могло понадобиться Тео Эллиоту.

В главном здании “Глобаник” Марго пришлось прождать несколько минут в элегантной приемной для высокопоставленных лиц, где, сама того не ведая, она сидела в том же кресле, в котором четырьмя днями раньше сидел репортер “Балтимор стар” Глен Доусон.

Не успела Марго войти в кабинет президента компании, как Эллиот, не теряя времени, напрямик спросил:

– Какого черта ты не контролируешь, чем занимаются твои журналисты в Перу?

– Что значит – не контролирую? – спросила пораженная Марго. – Нас же хвалили за то, как мы освещаем тамошние события.

– Я говорю об очернительных, удручающе мрачных репортажах. – И Эллиот тяжело ударил ладонью по столу. – Вчера вечером мне позвонил из Лимы по прямому проводу президент Кастаньеда. Он утверждает, что все материалы Си-би-эй о Перу негативны и наносят ущерб его стране. Он возмущен до предела вашей телестанцией, и я тоже!

– Другие телестанции и “Нью-Йорк тайме”, – рассудительно сказала Марго, – занимают ту же позицию, что и мы, Тео.

– Нечего говорить мне про других! Я говорю про нас! К тому же президент Кастаньеда считает, что Си-би-эй в этом деле задает тон, а другие только следуют ее примеру. Он мне так и сказал.

Оба стояли. Эллиот в гневе даже не предложил Марго сесть.

– Есть что-то конкретное? – спросила она.

– Конечно, черт подери, есть! – Президент “Глобаник” указал на пять-шесть видеокассет, лежавших у него на столе. – После звонка президента вчера вечером я послал одного из моих людей принести пленки ваших вечерних программ за эту неделю. Теперь я понимаю, что имел в виду Кастаньеда: они полны безнадежности и мрака – словом, как все плохо в Перу. Ни звука о том, что перед Перу – большое будущее или что это чудесное место для отдыха, или что этих чертовых бунтарей из “Сияющего пути” скоро прижмут к ногтю!

– Многие считают, что это не удастся, Тео.

– Я понимаю, почему президент Кастаньеда в ярости, – продолжал бушевать Эллиот, будто и не слышал ее, – а “Глобаник” просто не может с ним рассориться, и ты знаешь почему. Я ведь предупреждал тебя, но ты меня явно не слушала. И еще одно: Фосси Ксенос тоже кипит. Он даже думает, что ты намеренно срываешь его бартерную сделку.

– Какие глупости, и я уверена, ты прекрасно знаешь, что это не так. Но наверняка можно что-то сделать, чтобы выправить положение. – Марго быстро соображала, понимая, что дело куда серьезнее, чем она полагала сначала. Ее собственное будущее в “Глобаник” могло оказаться под угрозой.

– Я сейчас скажу, что ты должна сделать. – В голосе Эллиота звучали стальные нотки. – Я хочу, чтобы этот репортер, который сует нос не в свои дела, этот Партридж был немедленно отозван и уволен.

– Вернуть мы его, конечно, можем. Но я куда менее уверена, что мы можем его уволить.

– А я сказал: уволить! Ты что, плохо сегодня слышишь, Марго? Я хочу, чтобы этот мерзавец не работал больше в Си-би-эй и чтобы в понедельник с самого утра я мог позвонить президенту Перу и сказать: “Вот видите! Мы выгнали смутьяна. Мы сожалеем, что послали его в вашу страну. Это была серьезная ошибка, но больше такое не повторится”.

Предвидя, с какими трудностями ей предстоит столкнуться в Си-би-эй, Марго сказала:

– Тео, я должна обратить твое внимание на то, что Партридж давно работает на телестанции, должно быть, около двадцати пяти лет, и у него хороший послужной список.

Эллиот позволил себе криво усмехнуться.

– Тогда подари этому сукину сыну золотые часы. Я не возражаю. Но избавься от него, чтобы я мог позвонить президенту Перу в понедельник. И я хочу кое о чем предупредить тебя, Марго.

– О чем, Тео?

Эллиот обошел стол и сел за него. Жестом указав Марго на кресло, он сказал:

– Все происходит оттого, что журналистов и репортеров принято считать людьми особыми. На самом же деле их на свете хоть пруд пруди. Сними одного, тут же, как сорняки, появятся двое других. – И, постепенно заводясь, Эллиот продолжал:

– Кто действительно имеет в этом мире значение, Марго, так это люди вроде тебя и меня. Мы занимаемся делом! Мы те, благодаря кому каждый день что-то происходит. Поэтому мы можем покупать журналистов пачками и никогда этого не забывай – по два пенни за штуку, как говорят англичане. Так что, когда расстанешься с этой старой клячей Партриджем, возьми кого-нибудь новенького, какого-нибудь мальчика прямо из колледжа – словом, поступи так, как если бы ты выбирала капусту для супа.

Марго улыбнулась: было ясно, что гнев у начальства начал спадать.

– Интересная точка зрения.

– А ты ей следуй. И еще одно.

– Я слушаю.

– Не думай, что люди в “Глобаник” не видят, как ты, Леон Айронвуд и Фосси Ксенос боретесь за место под солнцем. Так вот, если взять тебя и Фосси, то на сегодняшнее утро Фосси на несколько ноздрей впереди тебя. – И, взмахом руки дав понять, что разговор окончен, произнес:

– Это все. Позвони мне сегодня в конце дня, когда эта история с Перу будет в ажуре.

***

Было около полудня, когда Марго, вернувшись в свой кабинет в Стоунхендже, послала вызов Лэсли Чиппингему: заведующий Отделом новостей должен явиться к ней немедленно.

Не очень ей понравилось, как ее вызвали на ковер, она предпочитала вызывать сама. И сейчас получала удовольствие от того, что ситуация перевернулась.

Не понравилось Марго и упоминание Эллиота о том, что Фосси Ксенос “на несколько ноздрей впереди нее”. Если это так, надо быстро принять меры, чтобы выправить положение. Марго не имела ни малейшего желания видеть крах своей карьеры из-за какой-то, как она считала, организационной ерунды, – этот узел можно быстро, одним махом разрубить.

Поэтому, когда вскоре после полудня в ее кабинете появился Чиппингем, она, следуя примеру Тео Эллиота, сразу приступила к делу.

– То, что я сейчас скажу, обсуждению не подлежит, – заявила Марго. – Это приказ. – И, помолчав, продолжала:

– Работа Гарри Партриджа у нас в штате окончена. Я хочу, чтобы завтра его уже не было на Си-би-эй. Я знаю, у него с нами контракт, так что делайте все в соответствии с условиями контракта. Кроме того, Партридж должен покинуть Перу, желательно завтра, но не позднее воскресенья. Если для этого потребуется специальный самолет – наймите.

Чиппингем смотрел на нее, раскрыв рот, не веря ушам своим. Наконец, с трудом подобрав слова, он сказал:

– Вы это, конечно, несерьезно.

– Совершенно серьезно, – решительно заявила Марго, – и я ведь сказала, что обсуждению это не подлежит.

– Ну и что, что сказали! – Голос у Чиппингема зазвенел от волнения. – Я не собираюсь быть беззвучным свидетелем того, как без всяких оснований выбрасывают за дверь одного из наших лучших корреспондентов, человека, который прослужил в Си-би-эй более двадцати лет.

– Основания есть, но вас они не касаются.

– Как-никак я заведующий Отделом новостей, верно? Скажите мне, что натворил Гарри? Что-то скверное? Если да, я должен это знать.

– Ну если вам так уж хочется, речь идет о том, как он освещает события.

– Наилучшим образом! Честно. Со знанием дела. Непринужденно. Спросите любого!

– В этом нет необходимости. Во всяком случае, не все с вами согласны.