Метро 2033. Тени Пост-Петербурга (сборник) - Андрей Дьяков

Глеб решил увести впечатлительную Аврору, пока станционные патрульные убирают трупы и выспрашивают у пассажиров подробности. Как бы ни было паршиво на душе, следовало воспользоваться кратковременной остановкой и кое-кого навестить…

– Пойдем. Познакомлю тебя с моим хорошим другом. – Мальчик уверенно направился к «Пентагону», крепко сжимая ладошку спутницы.

Однако, к великому его разочарованию, Дыма в баре не оказалось. От одного из официантов Глеб услышал довольно странную историю о драке Геннадия с Тараном, и, пока парень в красках рассказывал детали памятной «встречи», в глазах мальчика все больше росло недоумение.

– А через сутки Дым ушел. Сразу после того, как услышал историю про ядерный взрыв и ультиматум, – говорил официант доверительным шепотом. – Собрал вещички и был таков. Куда, чего – никому не сказал. Так-то…

Подспудная надежда на то, что с прибытием на «Электру» все проблемы сами собой разрешатся, лопнула как мыльный пузырь. К терзавшим Глеба вопросам добавились новые, что не добавляло ни душевного равновесия, ни выдержки. Раскисать не давало лишь присутствие Авроры – не хотелось выглядеть в ее глазах слабаком.

Не солоно хлебавши пришлось возвращаться к обозу. Здесь уже кипели споры относительно его дальнейшей судьбы. Желающих прибрать к рукам дармовой транспорт хватало с избытком. Если б не товары, покоившиеся на дрезинах, состав вполне мог перекочевать в собственность электросиловцев, но челнокам удалось убедить местное руководство не препятствовать торговому потоку, да и то лишь пригрозив эмбарго со стороны торгового города.

Когда наконец немноголюдная платформа «Папы» осталась позади и состав остановился возле выхода на Московскую, Глеб вдруг ощутил некоторое волнение. Ведь в нескольких шагах, за предусмотрительно запертыми створками навесных дверей, находился его бывший дом…

– Страшно? – спросила Аврора, пытаясь поймать взгляд напарника.

Мальчик отрицательно помотал головой, пряча глаза. Не то что кому-то – сейчас и себе признаться было тяжело, что от возможности ступить на плиты родной станции стало вдруг волнительно и как-то… грустно, что ли? Слишком много воспоминаний связано с этим местом – плохих и хороших, ностальгических и неприятных – разных, одним словом. Когда случалось бегать из больничного бомбоубежища на Звездную, он всегда старался миновать Московскую незаметно, поскольку не любил вспоминать о деталях того памятного дня, когда стал предметом сделки…

Тем временем створка двери отъехала в сторону и в проеме появился сухонький старичок с аккуратным, струганным вручную костылем.

– Ну-ка, молодежь, посторонись! Не мешаем разгрузке обоза!

Заметив робкую улыбку Глеба, суровый дед озадаченно остановился.

– Тебе весело, малец?! А ну-ка я тебя ремнем угощу, чтоб неповадно было над старшими-то насмехаться!

Старик засуетился, путаясь в портках. При этом чуб седых волос на голове комично топорщился вверх, развеваясь на туннельном сквозняке. Мальчик невольно заулыбался во весь рот, от нахлынувших эмоций защипало в глазах.

– Палыч…

Остановившись, дед поднял голову, прищурился, всматриваясь…

– Глебушка… Никак ты?

Мальчик подался вперед, обняв старика, зарывшись лицом в пахнущую хозяйственным мылом телогрейку. Слезы душили его, мешая говорить, но слова сейчас были лишними. Палыч, потерявший дар речи от волнения, глухо всхлипывал и отечески похлопывал Глеба по затылку.

Аврора тихо стояла рядом, не вмешиваясь. И лишь когда старик обратил на нее внимание, еле слышно поздоровалась. Дед Палыч оказался человеком приветливым и энергичным, несмотря на преклонный возраст. К Глебу он относился как к собственному внуку – это сразу бросалось в глаза, стоило лишь послушать, с какой теплотой в голосе этот старик обращается к мальчику. С несвойственным его годам энтузиазмом Палыч провел подростков по станции, поделился последними новостями, показал недавно выстроенную мастерскую по пошиву обуви – скромный бизнес сулил колонии хоть и не крупный, но стабильный доход.

У Глеба защемило на сердце при виде того самого жилого угла, в котором они вместе с отцом и матерью провели десяток счастливых долгих лет. Кивая знакомым, мальчик продолжал глазеть по сторонам, и каждая новая деталь обстановки пробуждала в памяти калейдоскоп воспоминаний.

– Так и живем… – Палыч протяжно вздохнул, потирая натруженную поясницу. Затем продолжил, пряча глаза: – Ты бы зашел, что ли, к Никанору. А то, не ровен час, так и помрет с грехом на душе…

Глеб вскинулся, тревожно глядя на старика.

– Как «помрет»? Что произошло?

– Пойдем. Сам увидишь.

Палыч засеменил к медицинскому блоку. Прошагав мимо пары пустых больничных коек в дальнюю часть помещения, откинул тряпичную занавеску и сделал приглашающий жест. Оставив Аврору дожидаться снаружи, мальчик шагнул в палату. Там, закутанный в несколько ветхих одеял, лежал начальник станции. Мертвенная бледность на осунувшемся лице, ссохшиеся, в трещинах, губы, дикий блуждающий взгляд, красноречиво говорящий о тяжких физических муках… Грудь вздымается мелко и часто, дыхание прерывистое, на грани слышимости.

Никанор выглядел очень плохо. Не надо быть медиком, чтобы понять – дни его сочтены. Глеб приблизился к изголовью койки. Заметив посетителя, больной слегка повернул голову. Взгляд подернутых поволокой глаз приобрел осмысленное выражение.

– Глеб… Ты, что ли?

Голос, сиплый, с придыханием, ничем не напоминал привычный громогласный рык прежнего Никанора – хваткого и оборотистого начальника Московской. Казалось, еще немного, и душа этого немощного больного выпорхнет наружу, истает вместе с воздухом, исторгаемым натруженными легкими.

Лицо мужчины исказила гримаса страдания. В глазах стояли слезы.

– Ты… прости меня, Глеб… что сторговал тебя тогда… Сам не знаю, как так… Бес попутал… Прости… Христом Богом прошу…

Никанор закашлялся, забился в спазмах. Мальчик сжал пугающе холодную руку больного, закивал часто.

– Конечно, дядя Никанор! Конечно! Вы только не волнуйтесь! Я не сержусь, честно!

Подскочившая медсестра оттеснила Глеба в сторону, захлопотав возле пациента. Палыч мягко, но требовательно увлек мальчика к выходу. Обернувшись, Глеб поймал исполненный благодарности взгляд и слабую улыбку на изможденном лице. Потом занавеска опустилась и контакт оборвался.

Выйдя в коридор, мальчик прислонился к жестяной стене. Его трясло от пережитого.

– Что с ним?

– «Болотные дьяволы» покусали, – ответил старик, вытаскивая самокрутку. – Мошка такая. Москит. Врачи руками разводят, говорят, заражение сильное. Или как ее… анафилаксия. С подобным еще не сталкивались. Считай, списали уже человека, эскулапы хреновы…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});