Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все эти мероприятия не могли совершаться без ведома и участия Сталина, учитывая его тогдашнее положение в партии и государстве. Но ведь кое-чьими усилиями, особенно Н. С. Хрущева, родилась и до сих пор живет ложная версия, будто Сталин, услышав о начале войны, струсил, заперся на своей Кунцевской даче и несколько дней беспробудно пьянствовал, устранившись от всякой деятельности. Сия версия поселилась со всей живописностью и в ряде художественных произведений.
Верно то, что вечером 29 июня Сталин потерял самообладание, узнав, что немцы второй день хозяйничают в Минске, а западнее столицы Белоруссии враг захлопнул капкан вокруг основной массы войск Западного фронта, что значило: путь гитлеровским армиям на Москву открыт.
Не дождавшись очередного доклада наркома обороны Тимошенко и начальника Генштаба Жукова об оперативной обстановке, Сталин с рядом членов Политбюро внезапно появился в Наркомате обороны.
Это был самый опасный момент во взаимоотношениях верховной государственной власти и высшего командования Вооруженных Сил СССР, была грань, за которой мог последовать взрыв с самыми тяжелыми последствиями. Подробно расспросив Молотова о том, как все происходило, я, работая над второй книгой «Войны», написал главу, стараясь не смягчать в ней остроты случившегося, но и не давать неприятных деталей: уж в очень грубых, взаимно оскорбительных и нервных тонах велся разговор, с матерщиной и угрозами….
Ссора закончилась тем, что Жуков и Тимошенко предложили Сталину и членам Политбюро покинуть кабинет и не мешать им изучать обстановку и принимать решения.
По пути во внутренний двор Наркомата обороны, где дожидались машины, Берия что-то возбужденно нашептывал Сталину. Молотову показалось, что он запугивал Сталина грозившим ночью военным переворотом. Эта догадка особенно усилилась, когда увидел, что машина Берии умчалась в сторону Лубянки, а Сталин, ни с кем не попрощавшись, уехал к себе на Кунцевскую дачу.
Ночь на 30 июня прошла спокойно, хотя, как не очень уверенно утверждал Молотов, Берия поднимал свои войска по боевой тревоге. Документального подтверждения последнему я не нашел.
Сталин вернулся в Кремль ранним утром 30 июня с принятым решением: всю власть в стране сосредоточить в руках Государственного Комитета Обороны во главе с ним самим, Сталиным. В то же время разъединялась «троица» в Наркомате обороны: Тимошенко в этот же день был отправлен на Западный фронт в качестве его командующего, генерал-лейтенант Ватутин — заместитель начальника Генштаба — назначен начальником штаба Северо-Западного фронта. Жуков оставался на своем посту начальника Генштаба под неусыпным оком Берии.
По моему глубокому убеждению, создание ГКО и служебные перемещения в военном руководстве — это следствие ссоры, отполыхавшей 29 июня вечером в кабинете маршала Тимошенко.
Когда Вячеслав Михайлович прочитал написанную мной главу о вышеизложенном, он сказал:
— Не позволят вам напечатать ее в таком виде… Может, если Жуков поддержит или сам Брежнев…
15 апреля 1973 года я написал Георгию Константиновичу письмо и вместе с рукописью главы отправил к нему на дачу. Вскоре позвонил мне его адъютант (полковник, фамилию, к сожалению, не помню) и сообщил: «Маршал тяжело болен. Врачи разрешают ему только пять минут в день просматривать газеты…»
Глава была опубликована в журнале и в книге, как и следовало ожидать, в урезанном контролирующими органами, «дистиллированном» виде.
28Присутствие в некоторых главах «Войны» Сталина и прикосновение в романе к трагедии былых репрессий среди командного состава армии вызывали и вызывают кое-чьи нападки на автора. В конце 1973 года, закончив вторую книгу «Войны», я отнес ее в редакцию журнала «Октябрь», где публиковалась и первая книга. В это время главный редактор журнала Всеволод Кочетов уже тяжело болел, но рукопись мою прочитал и одобрил, сделав в ней некоторые стилистические исправления. Редколлегия журнала единогласно поддержала главного редактора, что было зафиксировано в протоколе. Автору был выплачен авансовый гонорар, а рукопись послана в набор.
Но 4 ноября 1973 года Всеволод Кочетов, не выдержав тяжких мучений от раковой опухоли, застрелился. Новый главный редактор Анатолий Ананьев и обновленная редколлегия заново рассмотрели книгу (уже в верстке) и отклонили ее, потребовав коренной переработки. С предъявленными мне требованиями я не согласился и передал верстку в редакцию журнала «Молодая гвардия». Книга была напечатана там без промедления.
И начались новые нападки на «Войну». Наиболее яростным по тем временам оказалось выступление «Комсомольской правды» от 17 сентября 1974 года со статьей доцента Горьковского университета Вадима Баранова «Ответственность перед темой». Отметив в ней отдельные удачи книги, в целом Баранов не оставил от романа камня на камне, обрушив на автора поток политических обвинений.
«Комсомольскую правду» яростно поддержал корреспондент газеты «Нью-Йорк Таймс» Хенрик Смит в радиопередаче «Голос Америки» от 25 сентября. В других сентябрьских передачах 1974 года публикации Вадима Баранова оказали внимание радиостанции «Би-Би-Си», «Свобода», «Голос Америки» — на украинском языке… В итоге произошло непредвиденное: острокритическая статья в «Комсомольской правде» своей необъективностью принесла роману пользы больше, чем это могли сделать десятки хвалебных статей. Мои друзья даже шутливо спрашивали, не подкупил ли я в этих целях Вадима Баранова, а заодно и «Комсомолку».
На их публикацию откликнулись гневными письмами сотни читателей. Появились статьи в газетах и журналах. В «Красной звезде» профессор генерал армии С. П. Иванов (тогда начальник Военной академии Генерального штаба) опубликовал пространную рецензию на роман «Война», в которой доказал полную несостоятельность оценок доцента Баранова.
Вместе с тем из республик и из-за рубежа начали поступать предложения переиздать «Войну» на своих языках (роман «Война» уже выдержал более тридцати изданий).
В ряду последних атак на мое творчество особо выделяется статья историка Роя Медведева, помещенная в его книге «Они окружали Сталина», изданной Политиздатом. Не буду останавливаться на той части статьи, где Рой Медведев сеет откровенную ложь, приписывая роману «Война» то, чего в нем нет (например, доказывает, что я утверждаю, будто сын Сталина Яков Джугашвили попал к немцам в плен в октябре 1941 года под Вязьмой, хотя в романе точно указывается дата — 16 июля — и изображаются обстоятельства его пленения). Главное в другом: историк утверждает (и тоже облыжно), что «в этом романе не только крайне искаженно представляется обстановка предвоенных месяцев войны, но и недвусмысленно и кощунственно оправдываются жестокие сталинские репрессии против лучших военных кадров страны. О Тухачевском, Якире или Уборевиче Стаднюк пишет так, как будто все они не были уже давно реабилитированы».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});- Исповедь сталиниста - Иван Стаднюк - Биографии и Мемуары
- От снега до снега - Семён Михайлович Бытовой - Биографии и Мемуары / Путешествия и география
- Воспоминания о службе в Финляндии во время Первой мировой войны. 1914–1917 - Дмитрий Леонидович Казанцев - Биографии и Мемуары
- Люди не ангелы - Иван Стаднюк - Биографии и Мемуары
- Человек не сдается - Иван Стаднюк - Биографии и Мемуары
- Книга воспоминаний - Игорь Дьяконов - Биографии и Мемуары
- Победа на Халхин-Голе - Мариан Новиков - Биографии и Мемуары
- Александр III - Иван Тургенев - Биографии и Мемуары
- День рождения (сборник) - Ольга Гедальевна Марголина - Биографии и Мемуары / Путешествия и география
- Первое российское плавание вокруг света - Иван Крузенштерн - Биографии и Мемуары