Королевские милости - Кен Лю

– Гегемон все съел и даже попросил, чтобы в следующий раз порции были больше.

Этот случай лишь убедил всех в лагере, что Мире известен тайный путь к сердцу гегемона. Мата не прикасался к женам и любовницам Ириши, но Миру поселил рядом со своим шатром. Хоть не была она красавицей и не могла похвастать благородством происхождения, каким-то образом все же сумела завоевать расположение самого могущественного человека в мире, и все ей завидовали.

Но Мира очень хорошо запомнила ту искру, что промелькнула во взгляде Мата, в день их первой встречи, и когда он спросил, не в Таноа ли она родилась, и поняла, что желает он вовсе не ее, а оказаться дома, на родной земле.

Мира направилась на площадь Киджи, прихватив с собой все, что на всякий случай – если ее стряпня не понравилась бы гегемону – приготовил повар. Он хотел было все выбросить, но Мира не позволила, попросив разрешения раздать еду нищим Пэна. Слуги тут же поспешили выполнить ее пожелание.

Наблюдая, как изысканные, щедро приправленные специями яства заполняют миски нищих, выстроившихся в очередь, она почувствовала укол стыда – так мало еды и так много ртов, которые требуется накормить. Если бы ей не встретился Мата, то и она находилась бы среди них.

Ее невеселые мысли прервал один из нищих, отличавшийся от других неожиданно чистой одеждой и белой шапкой – вероятно, совсем недавно оказался на улице.

– Спасибо, что накормили, госпожа. Вы очень добры.

По акценту Мира определила, что он из Ксаны, потому лишь холодно кивнула. Хоть она и знала, что большинство солдат Ксаны были бедны, им многое пришлось перенести, как и им с братом, но долгие годы вражды забыть трудно.

– Вы близки к гегемону, – заметил нищий, и Мира покраснела.

– Я лишь женщина, которую он пожалел. – «Неужели всем в Пэне известно о моем странном положении?» – Не верьте сплетням.

– Я не слушаю сплетни.

Какой-то странный нищий: держится на удивление дерзко, словно считает себя чуть ли не лордом. Было в нем что-то такое, что заставило Миру внимательнее отнестись к его словам.

– Возможно, мне следовало сказать, что вы будете с ним близки.

– Это предсказание или приказание? – спросила Мира.

Ее рассердила дерзость нищего. Она уже собралась позвать кого-нибудь из людей Мата, которые бросались выполнять любую ее просьбу.

– Ни то ни другое. Пророчества – странная вещь: исполняются совсем не так, как мне бы хотелось, – поэтому я буду придерживаться фактов: Мата Цзинду в ответе за смерть твоего брата.

Мира отпрянула.

– Кто ты такой? Мне надоело слушать твои оскорбления!

– Слушай сердцем. Ты знаешь, что мои слова правдивы. Твой храбрый и сильный брат был бы жив, если бы не поддался на обещание Мата Цзинду. И что он получил в награду за то, что прошел тысячи миль и жил, не выпуская из рук меча, чтобы Мата Цзинду стал тем, кто он сейчас? Гегемон даже не помнит его имени!

Мира отвернулась.

– Такие люди, как твой брат, уничтожили империю и обеспечили победу, вся слава за которую досталась Мата Цзинду. Он ничуть не лучше Куни Гару, которого презирает.

– С меня хватит, – заявила Мира. – Я… больше не хочу с тобой говорить.

Повернувшись, она быстро пошла прочь.

– Я лишь хотел, чтобы ты помнила о своем брате, – сказал ей вслед нищий. – Не забывай о нем, когда находишься рядом с гегемоном.

На следующий день Мира решила навести порядок в шатре Мата.

С каждым днем Мата окружало все больше легенд. Служанки шептались между собой о его взрывном темпераменте – одна подушка, оказавшаяся не на своем месте, может стоить головы тому, кто допустил ошибку, так что никто не соглашался взять на себя обязанности по уборке, хотя всякий, кто находится так близко к великому человеку, мог рассчитывать на определенные подарки. Но Мира не испытывала страха: ее брат оставил дом, чтобы следовать за этим человеком. Брат верил, что Мата Цзинду сможет снова сделать мир справедливым. Она решила, что не опозорит память Мадо и не станет бояться Мата Цзинду.

Она сразу увидела, что в шатре царит ужасный хаос. Бумаги грудами лежали на письменных столах, расставленных без всякого порядка. Казалось, новые столы приносили в шатер, как только заканчивалось место на старых. Повсюду были разбросаны подушки для сидения, оставшиеся после встреч Мата Цзинду с советниками. Кровать, на которой он спал, выглядела так, словно простыни давно не меняли.

Мата сидел за одним из письменных столов спиной к ней в позе «геюпа», но даже не обернулся, когда появилась Мира: возможно, решил, что это кто-то из телохранителей пришел помочь приготовить постель или одна из служанок набралась храбрости и вошла.

Мира тихо начала уборку: собрала подушки и сложила в одном углу шатра; поставила столы так, чтобы к разложенным на них бумагам было легко подобраться; поменяла простыни на постели; вымела накопившийся мусор.

«В его присутствии страх и трусость исчезают, как темнота перед светом, – писал ей после сражения на Волчьей Лапе Мадо. – Он перевернет мир и расставит все по своим местам».

«Мадо умер из-за своей веры, – подумала Мира. – Он не жалел о том, что рисковал жизнью, и мне нельзя осквернять сомнениями его память».

Очевидно, гегемон не умел сам следить за порядком в своем шатре, а его личные телохранители не имели представления, как вести домашнее хозяйство. По губам Миры пробежала улыбка.

Время от времени она отвлекалась от работы и видела, что Мата так и сидит не шевелясь. Даже во время отдыха он казался могучим пришельцем из другого мира. Теперь Мира понимала брата, потому что и сама ощущала завораживающую притягательность Мата Цзинду.

Мата продолжал с восхищением смотреть на какой-то предмет, который держал в руке и непрерывно поглаживал, и Мира наконец не выдержала:

– Если будешь продолжать тереть пальцами эту вещь, она превратится в круглый гладкий камешек.

Повернув голову, Мата удивленно на нее посмотрел, не ожидая увидеть кого-либо в своем шатре, и отложил печать, которой восхищался. Такое замечание, если бы исходило из уст одного из советников, в особенности Перинга, постоянно не одобрявшего все, чтобы ни делал Мата, вызвало бы приступ ярости, но сердиться на Миру он не собирался: она ведь ничего не знала о делах мира.

– Я смотрю на награду, которую намерен вручить тому, кто ее недостоин. Среди аристократов очень немного действительно благородных людей.

Мира вспомнила, что для Мадо происхождение имело значение. Он писал ей о непревзойденном благородстве Мата Цзинду, которое вдохновляло всех, кто его окружал.

«Я не могу найти слов, чтобы рассказать, какое это чувство, но у меня возникало ощущение, будто я соприкоснулся с богами, перенесся на более высокий уровень бытия, когда мы шли за ним в атаку. Он стал океаном, влекущим нас за собой».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});