Николай I без ретуши - Яков Гордин

Мысль о предстоящем вторжении австрийцев в наши пределы неотступно тревожила, можно даже сказать, терзала государя до самой его кончины. По собственному его выражению, «он ожидал всего дурного от австрийского правительства» по той причине, «что император совершенно покорился Буолю, а сей последний дышит ненавистью к России и совершенно передался на сторону союзников». Государь хотя и знал, что большинство австрийских генералов несочувственно относятся к войне с нами, но не обманывал себя относительно степени их влияния на направление политики венского двора. В одном из писем его читаем по этому поводу: «Воротились Гесс и Кельнер[49] и при явке к императору [австрийскому] не запинаясь ему высказали всю правду насчет его политики, положения и духа армии и всей империи, доказывая, что политика эта ведет государство к гибели, и умоляли его переменить намерения и помириться с нами. Сначала он каждого выслушал, но потом рассердился и запретил им вперед сметь вмешиваться в политику, которую вести он одному себе предоставляет».

Как наместник Царства Польского, так и посланник наш при австрийском дворе были убеждены в близости разрыва с Австриею, и один только военный агент наш в Вене, граф Стакельберг, выражал мнение, что нам нечего опасаться нападения австрийцев ранее весны. «Но быть может, что и он ошибается, – заметил государь, – и что вопреки чести и здравого рассудка Австрия на нас ринется даже без объявления войны. Надо на все быть готовым».

Принимая деятельные меры для отражения ожидаемого нападения австрийцев, император Николай сдался, однако, на убеждения графа Нессельроде, решился на уступки требованиям венского двора и принял предложенные им «четыре условия» за основание переговоров о мире. Последствия этой уступки не отвечали нашим надеждам. «Вот что было в Вене, – писал государь главнокомандующему Южною армиею, – 1 (13) числа [ноября 1854] Горчаков был еще в надежде, что дело пошло на лад, что согласие наше на принятие четырех пунктов, удовлетворив желаниям Австрии, расположило ее не связываться теснее с Франциею и Англиею, но воспользоваться нашим согласием, чтобы приступить прямо к переговорам о примирении; вышло противное. Лишь только в Вене получено согласие короля прусского на гарантию неприкосновенности войск австрийских в княжествах, как император, по совету Буоля, без ведома короля прусского, поспешил заключить новый договор с Францией и Англией, затем будто, чтоб связать их не выходить из условий 4 пунктов, и дал о том знать Горчакову. Этот потребовал аудиенции у императора, которую третьего дня и получил. Два часа с ним откровенно о всем толковал и доносит, что император его слушал благосклонно и просил не посылать курьера до нового свидания, утверждая, что никогда в его намерение не входило нас атаковать, но что новый договор будто заключил только в намерении связать этим западные державы и более ничего от нас не требовать. Я же сему поверю, когда последствия докажут». Предчувствие не обмануло государя. То же письмо кончается припиской: «Сейчас по телеграфу пришли еще две депеши, с которых копию посылаю. Видишь, что вряд ли что хорошее предвидеть можно; на австрийцев же никак положиться нельзя: одно бесстыдное коварство».

Объяснение этого нового поворота к худшему находим в другом письме государя к тому же лицу: «Спешу тебя известить, по обещанию моему, любезный Горчаков, о содержании донесений из Вены, сюда вчера вечером дошедших. Разговор Горчакова с императором не имел никаких хороших последствий, и его вновь не призывали. Между тем содержание заключенного трактата постановляет срок, по истечении которого будто он обращается в оборонительный и наступательный. Неизвестно точно, месяц ли или два на то положены. Но есть подозрение, что существует другой, уже тайный договор, по которому Австрия еще более поработилась Франции и Англии, и будто уже в нем просто условлено отнять у нас Польшу. Одним словом, надо нам готовиться на худшее, ибо я ничуть не сомневаюсь, что весьма скоро и король прусский, волей или неволей, пристанет к нашим врагам. При подобном положении дел вопрос уже в том, где большая опасность и куда усилия обороны нашей должны преимущественно обращены быть? Думаю – Петербург, Москва или тут, в центре России, и Крым с Николаевом. Прочее второстепенной важности в сравнении… Вот наше положение, самое тяжкое, во всей наготе своей; нечего его скрывать от себя».

Между тем занимавшие княжества австрийцы не препятствовали турецкой армии направляться к нашей Бессарабской границе, так что с минуты на минуту можно было ожидать столкновения на Пруте между нами и турками. Случайность эта крайне озабочивала государя, как явствует из следующих слов письма его к Паскевичу: «Будет ли Горчаков атакован Омер-пашой, не угадаешь, но, кажется, австрийцам это не нравится. Я велел им объявить, что ежели мы атакованы будем, то против воли будем преследовать; ежели с австрийцами встретимся, велел остановиться, отдать им честь и продолжать преследовать, докуда нам надо. Будут они стрелять по нас, тогда и мы отвечать будем, а прочее в руках Божиих. Они уверяют, что всячески сего избегать желают. Посмотрим».

Недоверчиво относился император Николай и к имевшим открыться в Вене, под руководством графа Буоля, мирным совещаниям. «Жду, что будет на совещаниях в Вене, – признавался он „отцу-командиру“, – но ничего хорошего не ожидаю, а еще менее от Австрии, которой коварство превзошло все, что адская иезуитская школа когда-либо изобретала. Но Господь их горько за это накажет. Будем ждать нашей поры».

Однако в первые дни 1855 года из Вены пришла неожиданная весть. Император Франц Иосиф поручил князю А. М. Горчакову передать государю, «что теперь и повода не осталось к столкновению Австрии с нами и что он счастлив, ежели прежние дружеские сношения его с императором Николаем восстановятся». Но окончательное разочарование не замедлило высказаться в следующих строках письма государя к князю М. Д. Горчакову: «Вероятие хорошего оборота дел с Австрией, всегда мне сомнительное, с каждым днем делается слабее, коварство яснее, личина исчезает, и потому все, что в моих намерениях основывалось на надежде безопасности, с сей стороны не состоялось и возвращает нас к прежнему тяжелому положению. Доверие мое к лучшему исходу дел должно было в особенности утратиться с той поры, когда теперь же Австрия усиленно требует всеобщего вооружения Германии. Против кого же, ежели не против нас? Пруссия от сего решительно отказывается, и ее пример увлек уже часть Германии последовать ей; но это не остановит, вероятно, прочих пристать к Австрии, и император [Франц Иосиф] требует, чтоб его признали главнокомандующим всеми силами».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});