Живописец смерти (СИ) - Лукарелли Карло

Работая, он неотступно думает об убитом в Манхэттене. И вдруг ему приходит в голову гениальная мысль одурачить тех, кто охотится за ним.

Он пытается размышлять, хотя это не так легко. Сосредоточиться мешают проносящиеся в голове обрывки радиопередач, песен, рекламных объявлений, разнообразных перезвонов. «Сегодня преимущественно солнечная погода, температура воздуха около двадцати двух градусов по Цельсию… Девушкам просто хочется развле-е-е-чься… Выпей колы, не дай себе засохнуть…»

«В любом случае никак нельзя допустить, чтобы меня поймали. Ведь тогда я так и не научусь различать цвета».

Он накладывает краску и думает, думает.

«Вот что: я, пожалуй, больше не буду приносить свои картины. То есть картины будут, но не мои. Ну как, умно?»

— Блестяще, — произносит он высоким фальцетом и отвечает собственным голосом: — Спасибо, Донна.

«Как мне повезло, что я завел таких друзей, как Донна и Тони. Они всегда поддержат».

Он продолжает обрабатывать небо, там, где написано «лазурь», резко водя кистью туда-сюда, пока оно все не становится ярко-зеленым. Затем отходит в сторону, хватает со стола лазоревый мелок и прикладывает к небу. Вглядывается так напряженно, что начинают болеть глаза.

На этот раз цвет выбран совершенно правильно, он уверен. Хотя в глубине души остается мучительное ощущение, что опять ошибся.

«Это клас-с-с-сно, Эдди…»

Голос ведущего звучит в его голове, но он научился думать на фоне песен, реклам, голосов, позвякиваний и продолжает размышлять. Нужно решить, где купить картину.

И еще необходимо купить телевизор. Чтобы видеть ее.

Глава 12

Кейт прикрепила фотографии трех картин к пробковой доске над столом в своем кабинете. Ту, что обнаружили рядом с убитым Ричардом, писал другой. В этом сомнений не было.

Убитый Ричард.

Какое абсурдное словосочетание. Кейт до сих пор не могла к нему привыкнуть. Почувствовав, как наворачиваются слезы, она быстро потянулась к пачке «Мальборо». Пришлось купить, потому что курение давало силы держаться. То ли сам процесс, то ли действие никотина — не важно.

Посмотрела на картины сквозь тонкую пелену дыма.

Натюрморт с вазой в голубую полоску по-прежнему не давал ей покоя. Эта манера оставлять вместо белой краски незакрашенные участки холста была ей определенно знакома.

Кейт прошла в библиотеку. Обвела взглядом полки, набитые сотнями книг по изобразительному искусству, надеясь расшевелить память. На двух нижних стояли книги, подобранные для подготовки к серии программ, посвященных цвету. Нет ли там чего-нибудь полезного?

Она взяла книгу по творчеству Альберса. Ничего. Кандинский. То же самое. Эллсуорт Келли, Герхард Рихтер, Бойд Уэртер. Ничего. Ничего. Ничего. Книги по теории цвета. Снова ничего. Сплошное разочарование. Кейт достала пачку каталогов выставок за последние сорок лет, разложила на полу. Начала медленно просматривать. Через час с лишним добралась до выставки «Колорит» 1973 года, где обнаружила две вклейки репродукций картин Леонардо Альберто Мартини. Лирические абстракции в виде волнистых цветных лент с перемежающимися полосками белого.

И тут же вспомнила. Да, это полоски незакрашенного холста, своеобразный фирменный знак художника, которым когда-то восхищались. Она изучала его, хотя и бегло, в аспирантуре. Один из тех, кто после пятнадцати минут славы стремительно провалился в небытие, где и остался.

Кейт открыла каталог. Просмотрела вступительную статью, нашла нужное место.

Вместо белой краски Мартини использует голый холст, благодаря чему свет почти волшебным образом проникает в его картины. Художник отказывается от мазков, а накладывает краску кистями с пенными наконечниками или аккуратно обрезанными губками. При этом краска впитывается в холст и дает возможность цвету жить, дышать и говорить самому за себя.

Кейт перевела дух. Именно эту технику использовал художник, работая над натюрмортом с вазой в голубую полоску.

Но как оказалась картина Леонардо Альберто Мартини на месте убийства Ричарда?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Дрожащими руками Кейт листала каталог. Вот, в конце данные о Мартини. Выходит, ему сейчас за шестьдесят. Он продолжает писать? Выставляется? Живет в Нью-Йорке? И вообще жив ли? Кейт ничего не слышала о нем много лет. Конечно, многие художники исчезли с авансцены мира искусства, но продолжают писать, зарабатывая на жизнь плотницким делом или преподаванием. Чем угодно, лишь бы иметь возможность заниматься творчеством. Настоящий художник работает независимо от того, покупают его картины или нет. А Кейт считала Мартини настоящим художником.

Вернувшись в кабинет, она села за компьютер, отыскала сайт «Арт Индекс». Никаких данных о смерти Мартини она не нашла, как и о выставках за последние двадцать лет. Ни адреса, ни номера телефона, ни галереи, которая его представляет.

Как же случилось, что художник убил Ричарда?

Просто невероятно!

Кейт поспешила на кухню. Она открывала по очереди все ящики, пока не обнаружила телефонный справочник Манхэттена. Начала листать. Вот фамилия Мартини. Их больше двадцати. Четыре с инициалом Л. Трое в Верхнем Ист-Сайде (маловероятно, чтобы он жил в таком районе) и один на Десятой авеню. Кейт позвонила вначале в Ист-Сайд, оставив Десятую напоследок.

Здесь сработал автоответчик, и она немедленно разъединилась. Если Леонардо действительно замешан в убийстве, то этот звонок спугнет его.

Кроме того, теперь легко получить ордер на обыск. Она знала, у кого найти подтверждение, что картину из центра действительно написал Мартини.

— Леонардо Мартини. — Мертон Шарфштайн поднес к носу, похожему на клюв, фотографию и вгляделся сквозь очки с разными диоптриями. — Давно не слышал эту фамилию.

— Но вы продавали его работы?

— Да, несколько, в семидесятые годы. — Он продолжал внимательно рассматривать фотографию.

Мерт Шарфштайн был наставником Кейт. Они познакомились больше девяти лет назад, когда она, аспирантка, начала периодически посещать его изысканную галерею на Мэдисон-авеню. Кейт уважала этого человека больше, чем кого-либо в мире искусства. Шарфштайн был не только знаком со многими великими художниками современности, но и учился вместе с ними. В своей галерее он выставлял эклектический подбор произведений конца девятнадцатого века и мастеров послевоенной поры, уникальные образцы прикладного искусства. Причем не только вазы династии Мин и гобелены шестнадцатого века, но и высококлассные современные работы. Как эксперт качества и подлинности произведений изобразительного искусства Шарфштайн был известен во всем мире. К его услугам неоднократно прибегал Интерпол при расследовании дел, связанных с подделками и хищениями произведений искусства в международном масштабе.

— Ну, и что вы по этому поводу думаете? — спросила Кейт.

— Только по фотографии трудно сказать, но полагаю, краска нанесена с помощью губки, а в качестве белого цвета использованы участки чистого холста. — Мерт изучил фотографию в лупу. — По всем признакам стиля, это работа Мартини, хотя натура удивляет. — Он посмотрел через лупу на Кейт. — А в чем дело?

— Не могу рассказать, потому что после этого вас пришлось бы убить.

— Очень забавно. — Мерт вскинул брови. — Кейт, неужели вы снова занялись полицейской работой? Я имею в виду, после недавних событий…

— Мерт, дорогой, пожалуйста, не берите в голову. — Чмокнув его в щеку, она выложила на стол фотографии картин из Бронкса. — А что скажете об этих работах?

— Живопись аутсайдеров. Извините, дорогая, но у меня нет времени обсуждать такое барахло, особенно теперь, когда его воспринимают вполне серьезно и оно соперничает с настоящим искусством на аукционах Кристи и Сотби. — Мерт вздохнул. — Вообразите, за скульптуру, которую какой-то неотесанный бездарный охламон сделал из крышечек пивных бутылок, выкладывают сотни тысяч долларов, когда за те же деньги можно купить любое количество превосходных рисунков современного мастера. Это возмущает меня до глубины души. — Он передернулся. — Не говорите только, что это ваши.