Охота на Лань. История одной одержимости (СИ) - Линдт Нина

При взгляде на французского монарха Савонарола с горечью отметил черты тщеславного и жестокого человека. Карлу Восьмому было двадцать четыре года, но выглядел он старше: глаза большие, чуть навыкате, под приподнятыми бровями, нос огромный, с горбинкой, нависающий над полными губами. За французами и королем тянулась слава жестоких убийц и диких насильников. Савонарола решил сделать все, чтобы спасти Флоренцию от насилия. Республика, которую он считал частично творением своих рук, недавно избавилась от тиранства Медичи. Он хотел дать ей шанс возродиться.

– Мы приветствуем тебя, – громогласно начал он, пока Карл Восьмой спрашивал себя, что это за человек в рясе и темном плаще стоит перед ним, сверля его горящим взглядом. – Приветствуем с открытым сердцем и улыбкой на лице! Ты пришел, как посланник Всевышнего!

Камердинер короля услужливо наклонился к уху монарха и шепнул: «Тот самый Савонарола».

Карл Восьмой любезно улыбнулся в ответ. Савонарола должен был развлечь его. Хотя от всей фигуры монаха становилось не по себе, он словно читал всю душу короля, видел его насквозь.

– Но помни! – вдруг загрохотал Савонарола, подняв палец к небу. – Помни, что Небеса могут так же легко и покарать тебя, если ты нанесешь ущерб Флоренции!

Воцарилось молчание. Послы в компании Савонаролы готовы были упасть в обморок от столь безрассудных слов.

Карл Восьмой знал о том, что предсказания Савонаролы сбываются. И несмотря на все свое распутство и жестокость, король был суеверен. И если этот человек в стоптанных башмаках и с горящим взглядом так смело и дерзко говорит с ним, то, возможно, Бог действительно говорит с Карлом через Савонаролу. Планы Карла Восьмого на свою жизнь и правление были амбициозны, и он побоялся связываться с Небесной канцелярией.

Он хотел разграбить Флоренцию, дать своим солдатам возможность насиловать и мародерствовать. Но не решился. В конце концов, впереди у него долгая военная кампания, а Флоренция останется в тылу. Лучше попридержать коней сейчас, чтобы мчать во весь опор после.

Поглаживая редкую рыжеватую бороду, слушая страстные речи монаха, Карл Восьмой все больше кивал, чем злился. Так было достигнуто удивительное мирное соглашение. Власть и влияние Савонаролы резко выросли.

В городе, пока Савонарола был в Пизе, царили смута и паника. Джованна благоразумно отсиживалась в эти дни в каморке и точила меч: похоже, без оружия на улице лучше не показываться. Она собрала самое необходимое на случай, если придется бежать. За эти дни затворничества Джованна пыталась нащупать в своей душе хоть какие-то признаки возрождения, но не находила. Ей по-прежнему было временами беспричинно страшно, она задыхалась, иногда просыпалась ночью с криком, потому что ей казалось, что Пико делла Мирандола сидит рядом с кроватью и смотрит на нее.

В таком состоянии путешествовать на дальние расстояния не представлялось возможным. Она размышляла, прислушивалась к себе, своему телу и душе. И наконец с горечью поняла, что для того, чтобы искоренить ужас перед графом делла Мирандола, ей придется встретиться с ним лицом к лицу.

Среди ее вещей еще было кольцо со второй дозой яда. Она оставила его вместе с оружием, когда спешила на встречу с братьями. Сейчас, покрутив его задумчиво в руках, она надела его на палец.

Пятнадцатого ноября Джованна впервые вышла на улицу после изгнания Медичи из города. Флоренция готовилась к приходу французов, как к празднику: повсюду вешали флаги, украшали улицы цветами.

Джованна удивленно смотрела вокруг, пытаясь понять, почему с такой радостью встречают захватчиков. Возможно, все-таки заключен договор? Она порадовалась за свой город.

Узнав, что через два дня во Флоренцию въедут французские войска, Джованна попыталась купить лошадь, но так и не нашла ничего: рынки были закрыты, все были заняты подготовкой к встрече французов. Тогда она решила, что пойдет до виллы делла Мирандола пешком.

Джованна вышла из Флоренции рано утром семнадцатого ноября. В этот день французы должны были торжественно войти во Флоренцию.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Девушка была одета в мужскую одежду: так она чувствовала себя увереннее. На поясе висел легкий меч. Пройдя пару часов по дороге, еще сырой от ночной прохлады, она свернула на луг.

Странное ощущение: Джованна все шла по траве, полная мыслей, терзаний, страданий, сомнений, страхов, но мерное стрекотание цикад, пение птиц, шум травы, ритмичное покачивание под ветром головок редких осенних цветов постепенно умиротворило ее. Все отступило перед дыханием ветра и шорохом травы. Не сразу, но постепенно в душе разошлись, словно тучи, мрачные мысли и тяжелые воспоминания, боль начала стихать. И навалилось странное чувство, скорее, отсутствие чувств: и стало тихо на душе, спокойно. Шаг за шагом уходила Джованна от суеты и волнения, шаг за шагом выравнивалось дыхание, ритм сердца и мыслей. И оказалось, что все ее тревоги пусты и незначительны, что и сама она в этом мире не более, чем бабочка, порхающая вокруг цветка. С каким-то успокоением подумала она, что не вечно все, что Джованна и ее тревоги тоже не вечны, что все скоро станет прахом, как и она сама.

И будут новые люди, цветы, пчелы, и новые тревоги будут мучить людей, но когда они окажутся одни на лугу, то поймут то же, что понимала она сейчас: все проходит. Вечен только мир вокруг, но и в нем все в движении и обращается в прах и восстает из праха тысяча жизней в одно мгновение. И ощущение этого постоянного движения давало надежду, что не вечно ей страдать, что есть, есть покой на этом свете и на том.

С этими мыслями к вечеру она подошла к вилле делла Мирандола. Дождавшись темноты, перелезла через ограду. В одном из окон на втором этаже горел свет. Проскользнув вслед за служанкой в дверь для прислуги, Джованна спряталась в углу, а когда слуги разошлись, поднялась наверх и вошла в хозяйские покои.

Ее сердце так часто билось, что она боялась, что упадет замертво от страха при виде делла Мирандола.

Но, проскользнув к нему в кабинет и увидев его за работой, просто замерла, прижавшись к стене. Джованна смотрела на своего мучителя, на того, в чьей власти пребывала так долго, и не решалась войти.

Пико просматривал исписанные листы, но в какой-то момент отбросил их прочь. В его красных от усталости глазах стояли слезы, он провел рукой по лицу.

Еще раз она поразилась тому, что природа наградила его красотой, умом и неспособностью любить. И сделала шаг вперед.

Он увидел ее и замер, не веря своим глазам.

Джованна Альба стояла перед ним с мечом в руке. Из-под плаща выбивались рыжие кудри. Она отбросила капюшон с лица. Она была еще прекраснее, чем раньше, но бледна от страха. Ей изумительно шла мужская одежда. Пико почувствовал желание и дикую радость от того, что она пришла.

– Джованна…

Он хотел встать, но она резко приказала:

– Не двигайтесь!

Он покорно опустился на место. Все эти долгие дни и ночи были мучением без нее. А сейчас он наслаждался ею, выпивал глазами, пытался отпечатать в памяти каждый оттенок цвета, света, тени, все формы и очертания. Если бы он мог рисовать картины, которые двигались! Тогда Джованна действительно могла бы оставаться в памяти так долго, как только можно.

Она сделала шаг ему навстречу, и все в нем сжалось от любви и жажды.

– Я хочу выпить тебя, Джованна. Хочу насытиться тобой… но знаю, что не смогу… – хрипло сказал он.

– Вы сломали меня. Можете быть довольны. Я пытаюсь и не могу вернуться к себе. Вы растоптали мою душу, мое тело. Мою судьбу. Я даже не сразу смогла побежать, так сильно вы держали меня. Можете радоваться. Вы навсегда останетесь со мной.

– Да… я буду жить в тебе… если позволишь… с тобой… я принял постриг…

Он бормотал, словно бредил, не отводя от нее глаз.

– Мне жаль, что ваши грехи вам простятся, граф делла Мирандола. Мне было бы приятно знать, что вы заплатите за свои преступления. Но раз я не могу рассчитывать на суд Божий, я устрою вам суд земной.