За тебя, Родина! - Илья83

смерть подчинённых перестанет вызывать у него эмоции и только мозг бесстрастно отметит что на одного из них у Гюнтера стало меньше.

— Очень больно… командир… — прохрипел Эберхардт, двигая обгоревшими губами. — Я… я ослеп, да? — культя снова дёрнулась. — Только не врите!

Гюнтер, колеблясь, замялся но потом решил ответить правду:

— Да, Вилли… Извини, но… — горло перехватило и он не смог закончить фразу.

А ведь, насколько он знал, Эберхардт женился перед Рождеством. К тому же его жена была беременна… И совсем скоро в Рейхе станет одной вдовой больше, мрачно подумал он. В ярости на самого себя он ударил кулаком по асфальту! Это его вина! Если бы он приказал дать ещё одну очередь, контрольную, по этому трижды проклятому французскому броневику то и Вилли и его водитель, так и оставшийся в полыхающих недрах «Ландскнехта», остались бы живы! Его ошибка, недосмотр, из-за которого заплатили своими жизнями два человека! Командир, мать твою!..

Шольке стиснул зубы чтобы подавить злость. Сейчас не время, надо ехать дальше! Они и так уже выбиваются из графика!

Он встал и отошёл к санитару который уже почти пришёл в себя.

— Ульрих, он выживет? — спросил Гюнтер со слабой надеждой о чуде.

Солдат поднял на него взгляд и медленно покачал головой:

— Мне жаль, оберштурмфюрер, но с такими ранениями даже в госпитале вряд ли бы спасли беднягу… — с явным состраданием тихо ответил он. — Самое больше через пятнадцать минут он умрёт. Но всё это время Вилли будет страдать от боли. Я бы и рад облегчить его страдания но не могу. Просто нечем…

— Больно! Мне очень больно! Пожалуйста, помогите кто-нибудь! Умоляю!! — страшно захрипел Эберхардт и мелко задрожал. Это выглядело настолько ужасно что Гюнтер не смог совладать с собой и отвернулся. Проклятая война!

Ждать пятнадцать минут, каждая из которых будет казаться Вилли часами? Он на мгновение представил себя на месте бедняги и содрогнулся. Нет! Напрашивалось только одно решение… Комок в горле душил его но Шольке на одеревеневших ногах снова подошёл к обгоревшему.

— Вилли… я могу облегчить боль… но мне придётся… — несмотря на всю решимость язык отказывался произнести то что требовалось.

— Командир… Помоги мне! Я не могу терпеть!! Боже, как больно!! Мммм!!! — и снова буквально завыл. Это и стало последней каплей…

Гюнтер медленно вытащил из кобуры «Люгер» и, не чувствуя своей руки, выстрелил прямо в голову Эберхардту! Тело командира «Ландскнехта» дёрнулось и тут же расслабилось на асфальте. Шольке даже показалось что он услышал облегчённый вздох, но не поручился бы за это.

Ощущая предательскую дрожь он с трудом засунул оружие обратно, но застегнуть кобуру не получалось. Обернувшись к своим солдатам, смотревшим на него чуть поодаль, Гюнтер сделал над собой усилие и громко крикнул:

— Если это случится со мной… то приказываю вам сделать то же самое!

Люди молчали, переводя взгляд с него на погибшего Вилли который, наконец, обрёл вечный покой и избавление от адской боли. Шольке не знал одобрят ли они такое «милосердие» по отношению к их товарищу но он просто не видел другого выхода. Спасти Эберхардта, по его мнению, было невозможно а ждать и наблюдать как тот мучается… Нет, это было неправильно. И Гюнтер снова сделал свой выбор… Так как делал раньше и будет делать в будущем. За себя и за своих людей, с каждым днём ощущая всё большую ответственность за них.

С трудом оторвав взгляд от распростёртого на обочине тела Шольке направился к «Здоровяку», махнув над головой круговым движением. Сигнал — по машинам! Уже устроившись в башне он мрачно подумал что полку призраков убитым им лично людей сегодня прибыло… И что хуже всего, это был свой! Немец! Тот кто был в его подчинении, выполнял его приказы! Верил в него, жил и надеялся когда-нибудь вернуться с войны домой, в свой Висмар! Но Вилли больше не увидит свой родной город… Не поцелует жену и своего ребёнка, не услышит первый смех сына или дочери… Он останется лежать в этом бельгийском городишке, весь обгорелый и одинокий. Только потому что его командир, оберштурмфюрер войск СС Гюнтер Шольке, сплоховал… Не доглядел, не принял правильное решение. И вот результат.

Внезапно мелькнула мысль что он ошибся, приказав своим солдатам добить его в случае таких тяжёлых ранений. Ведь Гюнтера теперь труднее убить, вполне возможно что он бы выжил даже в этом случае. А теперь, получается, сам себя лишил преимущества? Да-а… Как-то не подумал в запале. Ну что ж, не объяснять же солдатам что их командир несколько погорячился. Будем надеяться что до такого вообще не дойдёт.

Броневик взревел мотором и снова рванулся вперёд, в тёмную ночь. За ним снова устремились другие машины, только на одну стало меньше. А позади отбрасывали яркие блики на стены домов постепенно угасающие языки огня в изуродованных останках двух броневиков, которых объединила смерть…

Положив локти на края люка Шольке мысленно подумал:

«Прости, Вилли… Я сделал так как хотел чтобы поступили и со мной. И если мы встретимся с тобой когда наступит моё время уйти… Что ж, я приму всё что мне предназначено! До встречи на небесах, парень!»

А потом достал из кармана «особый» блокнот, открыл его и записал, стараясь чтобы карандаш не прыгал по бумаге от тряски:

"…12 — Эберхардт Вилли, 22 года, шарфюрер, Висмар!

13 — Каленберг Отто, 21 год, роттенфюрер, Базель!"

Уже тринадцать человек, его подчинённых, расстались с жизнью начиная с 10 мая. И его, как их командира, обязанность лично написать их родным, объяснить почему его солдаты не смогли вернуться домой, обнять жён, детей, матерей. А когда эта кампания закончится, возможно, поехать к их родным и рассказать как жили и умирали их близкие. Тяжелейший крест, что и говорить, но это было правильно, он это чувствовал. Иначе их призраки никогда не оставят его в покое…

Между Динаном и Бореном отряд понёс ещё одну потерю, пусть и не смертельную. «Малыш», всё время едущий прямо за «Здоровяком», внезапно выкатился из колонны и остановился на обочине. Оглянувшись, Гюнтер заметил как Майснер шустро выпрыгнул наружу и распахнул люки возле двигателя на корме. И уже через минуту едва сдержался от ругательства… Поломка! Не выдержал лёгкий броневик такого напряжённого рейда. Майснер клялся что уже через час машина снова будет на ходу но Шольке не мог ждать. И, смирившись, дал команду двигаться дальше. А водитель,