Вся мировая философия за 90 минут (в одной книге) - Шопперт

принципа триадичности (тройственности), для нее характерен принцип цикличности, поскольку неотъемлемой ее частью является дифференция.

Развитие происходит согласно диалектическому принципу: тезис порождает антитезис и так далее.

Истина может быть познана только после того, как она дифференцировала себя, т. е. породила свой антитезис — заблуждение — и преодолела его. Подобным же образом Бог является бесконечным только потому, что он установил для себя ограничение — конечность — и преодолел его. (Нечто подобное есть и в Библии: грехопадение — необходимый этап на пути к истинной благодати.) Таким образом, развитие наряду с интеграцией (синтез) подразумевает дифференцию (порождение тезисом антитезиса).

Проработав два года в Гейдельберге, Гегель решил, что пора переходить к антитезису, и переехал в Берлин. В 1816 году он стал профессором философии в Берлинском университете, заняв место покойного Фихте. К этому времени Наполеон был разгромлен, и Пруссия вновь заняла доминирующее положение среди немецких государств.

Когда Гегель приехал в Берлин, Пруссия вступала в полосу жесточайшей реакции. Гегель прожил в прусской столице 13 лет, став чем-то вроде местной достопримечательности. Его лекции неизменно собирали полные залы, а миазмы его философского влияния проникли в другие немецкие университеты в форме гегельянства.

Поскольку любое проявление политического инакомыслия теперь подавлялось, берлинские студенты и интеллигенция были вынуждены искать другое применение своим творческим силам. Интеллектуальная публика проводила время в занятиях живописью, музыкой, философией. Гегель фактически стал официальным философом Прусского государства. В 1821 году он опубликовал «Философию права», посвященную вопросам политики и гражданских прав. Теперь он выступал за сохранение status quo и был ярым противником любых радикальных перемен в обществе. В своей новой книге он представил развитие общества в виде следующей триады: тезис: абстрактные универсальные законы; антитезис: сознание индивида; синтез: нравственность общества.

Гегель считал, что это общество должно основываться на уважении к ценностям семьи и профессиональных объединений. Как ни странно, то идеальное государство, о котором он говорил, напоминало скорее не прусскую, а британскую модель государственного устройства. Его основополагающие принципы — парламентское правление, ограниченная власть монарха, суд присяжных и терпимое отношение к инакомыслящим — в первую очередь, к церковным ересям и евреям (насколько я могу судить, антисемитизм был совершенно чужд Гегелю, хотя в то время волна антиеврейских настроений буквально захлестнула прусское общество).

Тем временем Гегель продолжал заниматься своим обычным делом — морочил голову десяткам жадных до знаний студентов. За кафедрой он сидел, низко опустив голову, не отрывая глаз от лежавшей перед ним толстой кипы конспектов, говорил чрезвычайно медленно, неуклюже продираясь сквозь бесконечные нагромождения придаточных предложений, все время искал что-то в своих записях — а нужное место никак не находилось, — и поскольку слова его то и дело прерывались приступами кашля, казалось, что каждое предложение он выдавливает из себя с огромным трудом.

Но вот, завидев впереди спасительный свет чистой абстракции, Гегель преображался: речь его, только что казавшаяся такой запутанной и противоречивой, теперь звучала ярко и убедительно, мысль, избавившись от балласта значения, взмывала на недосягаемую высоту и здесь, росла, словно независимо от воли автора, до тех пор, пока у последнего не случался очередной приступ кашля.

Случалось, что после лекции какой-нибудь окончательно сбитый с толку студент отправлялся вслед за Гегелем к нему на квартиру. Здесь ему открывалось довольно занятное зрелище: за огромным столом, заваленным книгами и бумагами, сидел человек с мучнисто-белым лицом, закутанный в серо-желтый халат до пола. Начинался нескладный разговор, который, однако, вскоре прерывался: Гегель задумывался о чем-то своем, начинал перебирать бумаги, что-то бормоча себе под нос, и проходило немало времени, прежде чем он вспоминал о своем собеседнике.

В это время Гегель почти ничего не печатал, но благодаря нескольким верным криптографам из числа студентов до нас дошли записи его лекций.

Эти конспекты, опубликованные в собрании сочинений Гегеля, представляют собой наиболее полное изложение его взглядов на эстетику и религию, а также его концепции всемирной истории.

Гегель сводит историю человечества к пресловутому «диалектическому процессу» (впоследствии этот ложный тезис взяли на вооружение марксисты).

Утверждается, что история имеет цель (для Гегеля это божественная воля, для Маркса — коммунистическая утопия). Великие империи прошлого — Китай, Древняя Греция, Рим — всего лишь этапы на пути Абсолютного Духа к этой высшей цели. Пробравшись между песчаными замками на берегу океана времени, Дух наконец-то находит свое полное воплощение в величии Прусского государства.

Прусская монархия объявляется идеалом государственного устройства (стоит ли удивляться, что в сравнении с ее могуществом права отдельно взятого индивида оказываются чем-то очень второстепенным?). «Мы увидим при рассмотрении истории философии, что в других европейских странах, в которых ревностно занимаются науками и совершенствованием ума и где эти занятия пользуются уважением, философия, за исключением названия, исчезла до такой степени, что о ней не осталось даже воспоминания, не осталось даже смутного представления о ее сущности; мы увидим, что она сохранилась лишь у немецкого народа в качестве его своеобразной черты. Мы получили от природы высокое призвание быть хранителями этого священного огня, подобно тому, как некогда роду Евмолпидов в Афинах выпало на долю сохранение элевзинских мистерий или жителям острова Самофракии — сохранение и поддержание возвышенного религиозного культа; подобно тому, как еще раньше мировой дух сохранил для еврейского народа высшее сознание, что он, этот дух, произойдет из этого народа как новый дух».

Конечно, Гегель не призывал поступать с предыдущими хранителями «священного огня» — высшего разума — так, как с ними поступали нацисты в XX веке. Он ужаснулся бы жестокости Гитлера и зверствам Третьего Рейха. Но в том, что он писал такие глупости, хорошего тоже мало.

Гегель стремится смотреть на историю предельно широко, называя свой подход «всемирно-историческим». История рассматривается им как процесс самореализации: человечество идет по пути саморефлексии и самопознания, постепенно приближаясь к пониманию своего единства и предназначения. Гегель заявлял, что, осмысливая процесс своей самореализации как значимое целое, мы делаем своим достоянием историю всего человечества. Поэтому цель истории состоит всего-навсего в том, чтобы постичь смысл жизни.

Прогресс, «понимание прошлого», смысл жизни… Назвать такой подход всемирно-историческим можно разве что с большой натяжкой. Эти идеи, родившиеся в Германии начала XIX века, вполне соответствовали духу своей страны и своей эпохи. Разрозненные германские земли объединялись в единое государство, ставшее впоследствии одним из сильнейших в Европе; набирала обороты промышленная революция; начинался золотой век научных открытий; европейские колониальные державы распространяли свое влияние на самые отдаленные уголки планеты.

С точки зрения человека конца XX столетия все выглядит иначе. «Прогресс» уже не рассматривается как нечто неизбежное, и человечество даже примирилось с