Россия, умытая кровью. Самая страшная русская трагедия - Андрей Буровский

Несомненно, крестьяне превысили меру допустимой самозащиты. Как и в случае с Красной Соней, которую вполне можно было и повесить, а не сажать на кол. Но не будем уравнивать преступника и разъяренного человека, спасающего ребенка или мстящего за убийство детей.

Во время войны 1939–1945 годов евреи, воевавшие с нацистами в своих партизанских отрядах, жестоко расправлялись с пленными. «Партизанская казнь», или «немецкая казнь», — это утопление в уборной или посажение на кол.

При этом для еврейских партизан не имело никакого значения, что именно делал и в чем был виновен именно данный конкретный немец. Немало немецких интендантов или агентов торговых фирм окончили свою жизнь на колу, хотя именно они никак не участвовали в Холокосте.

После войны многие евреи в самой Германии искали эсэсовцев и солдат зондеркоманд. Под прикрытием оккупационной армии они расправлялись с ними, мстя за себя и гибель своих близких.

Но ведь только «в порядке бреда» можно приравнять поведение этих людей, озверевших от отчаяния и гибели близких, и участников зондеркоманд.

Недобровольные помощники закона и порядка

Призванные в белые и казацкие армии крестьяне, вынужденные идти в бой вместе с односельчанами, — кто они? Участники отрядов самообороны, разумеется. Но участники недобровольные, частичные. Тоже особая категория участников Гражданской войны.

Свидетели

Получается, что общее число участников Гражданской войны не превышает 7–8 миллионов человек. Из которых полтора миллиона — члены самообороны, добровольные и недобровольные помощники закона и порядка. Люди, которых следует скорее награждать, чем осуждать.

5,5 миллиона — насильно призванные красными, анархиствующими и «зелеными» бандитами, почти ни в чем не повинные недобровольные участники преступления.

Исполнителей же Гражданской войны — от силы 100 тысяч человек.

Организаторов и пособников — несколько тысяч.

Вот эти люди и должны, по законам Божеским и человеческим, сесть на скамью подсудимых. За убийства, грабежи, разбои и другие малопочтенные деяния.

А остальные?! Остальные 110–120 миллионов взрослых россиян?! Ведь даже среди взрослых мужчин 60–70 % в Гражданской войне не участвовало ни на чьей стороне. Женщины тоже совершали свой выбор. Ведь шли же женщины в чекистки, участвовали в налетах «зеленых» на поезда и города, были в Красной Армии и уж тем более в госпиталях всех абсолютно армий.

Все эти 110–120 миллионов россиян обоего пола — вообще не участники Гражданской войны. С точки зрения истории они — ее современники. С точки зрения юриспруденции они — или жертвы преступления, или свидетели. И только.

История Гражданской войны — это не история общей народной вины. Не история общего преступления. Это история преступлений, которые организовывала кучка негодяев, а исполняла другая кучка, исчезающее меньшинство народа. Абсолютное большинство народа не принимало никакого участия в преступлении. Число тех, кто сопротивлялся преступлению, кто становился в ряды добровольной самообороны, в несколько раз превышает число активных преступников.

История Гражданской войны — это не история наших общих преступлений. И не только наших общих бедствий. Это история ваших преступлений, господа коммунисты. Только вы и можете говорить о всеобщей и равной вине, — чтобы запутать следствие и спрятать концы в мутную воду.

Так, как это сделал мой «соавтор», господин Веллер. Он, как только смог, изгадил первое издание книги, вымарывая из нее все, что касалось преступлений коммунистов. Зачем? Почему? Очень просто. Своим краснознаменным дедушкой Михаил Иосифович очень гордился и хвастался на заре своей молодости:

«Человек этот, боец 6-го эскадрона 72-го красного кавполка, был мой прадед.

Фотографию его, дореволюционную овальную сепию, я спер из теткиного семейного альбома и держу у себя на столе. Те, кто видит ее впервые, не удерживаются, чтобы не отметить сходство и поинтересоваться, кем этот человек мне приходится. Что составляет тайный (и не совсем тайный, если откровенно) предмет некоторой моей гордости. На фотографии ему двадцать один — на три больше, чем мне сейчас. Намного старше он не стал — погиб в двадцатом»[274].

24 года… Михаилу Иосифовичу было 24 года в 1971 году. Опубликовали рассказ первый раз в 1983-м. Последний раз — в 1996-м.

Тогда это было еще модно, иметь «краснознаменных» предков. Теперь о прямом участии своего прадедушки в Красной Армии господин (или все же товарищ?) Веллер старается не писать. В новых его книгах этого рассказика нет. Наверное, и рад бы Веллер уже избавиться от своего рассказика многолетней давности, да «написанного пером не вырубишь топором». Но хоть и перестал господин Веллер хвастаться, что происходит от «красного сокола», а все же невыносимо для него объективное изложение событий. Слишком страшным приговором предку и его знамени служит нелицеприятная история страшной Гражданской войны.

Глава 6

Цена красной победы

Поколения задавались вопросом: какова же цена победы красных? Как правило, под «ценой» понимались в первую очередь человеческие потери. Начнем с оценки потерь человеческих.

Человеческие потери

Не очень понятно, как надо оценивать потери в гражданских войнах в Финляндии, Латвии и в Польше. С одной стороны, это ведь теперь отдельные, независимые государства. С другой — эти страны входили в Российскую империю. «Их» гражданские войны стали частью общей Гражданской войны, полыхавшей на территории бывшей Российской империи.

Многое зависит от устоявшейся традиции. Скажем, советско-польскую войну принято считать частью Гражданской войны. А гражданскую войну в Финляндии — не принято.

Еще менее понятно, следует ли считать частью Гражданской войны события 1918–1919 годов в Венгрии, Германии и Австрии. Это тем более независимые государства, но события в них протекали далеко не без участия русских коммунистов (впрочем, сами себя они русскими не считали).

Назову цифры, а читатель пусть сам решает, справедливо ли «приплюсовывать» эти потери к числу жертв Гражданской войны 1917–1922 годов.

В Финляндии погибло порядка 100 тысяч человек, в Австрии — около 4 тысяч, в Венгрии — 70 тысяч, в Германии — 20–25 тысяч.

В Польше около 30 тысяч поляков погибло не от рук советских оккупантов, а от рук других поляков. В Латвии погибло около 40 тысяч человек, и очень трудно разделить жертв своей внутренней войны и жертв общероссийской Гражданской войны. В Грузии эти потери порядка 10 тысяч человек, в Армении — не менее 30–40 тысяч (учитывая мусульманский террор и войну с Турцией).

Боевые потери Гражданской войны

Боевые потери красных оцениваются разными авторами от 663 до 702 тысяч. Белых — от 127 до 229 тысяч. При этом под белыми понимаются, как правило, все некоммунистические силы. Далеко не все из этих 229 тысяч погибших называли бы себя белыми.

Убитые крестьянские повстанцы с трудом могут быть отделены от мирного населения. Поэтому их учитываем как жертвы террора. Но в число военных потерь Гражданской войны вполне можно включить убитых солдат национальных армий. Многие из них, как грузины, туркмены и таджики, воевали и с белыми, и с красными. Эти потери можно оценить только примерно: поляков 70 тысяч человек, эстонцев — 2 тысячи, финнов — 3 тысячи, латышей — 7 тысяч, прибалтийских немцев — 2 тысячи, грузин — 10 тысяч, мусульман Средней Азии — 30 тысяч.

Жертвы террора

Число жертв красного террора настолько превосходит число жертв любых других правительств, что часто политических врагов, убитых Комучем или казачьими атаманами, просто не учитывают. Но ведь в Сибири при Колчаке расстреляли порядка 25 тысяч человек. Столько же уничтожено Комучем.

Число жертв красного террора трудно оценить с такой же точностью: слишком их много.

За 1919–1922 годы в порядке «расказачивания» на Дону и Кубани, войны с крестьянами на Тамбовщине и в Сибири были уничтожены сотни тысяч человек, но достоверные оценки отсутствуют.

Общее число жертв красного террора 1918–1922 годов в исторической литературе сегодня оценивается как «не менее 2 миллионов»[275].

Трудно вообразимую цифру «не менее 2 миллионов» можно себе образно представить так. Интенсивный террор длился с июля 1918 года по февраль 1922-го. Порядка 1300 дней. На середину этого периода действовало 610 Чрезвычайных комиссий разного уровня. Если предположить, что каждая из них расстреливала в среднем по 2 человека в день, это уже почти 1,6 миллиона. Мы не знаем, сколько она расстреливала на самом деле, но знаем, что в то же время действовало и более 1000 ревтрибуналов разного рода, каждый из которых тоже постоянно выносил смертные приговоры. Кроме того, по меньшей мере полмиллиона было уничтожено при разного рода массовых акциях.