Роковые иллюзии - Олег Царев

«Как вы думаете, что это может быть за совещание?», — спросил Орлов своего встревоженного заместителя. По его словам, ответа не было, он просто отвел взгляд. «Он боялся говорить», — писал Орлов о реакции этого человека, который в конце концов ответил с запинкой: «Почему бы этому человеку самому не приехать в Испанию, чтобы поговорить с вами?»[647].

«Каждый чувствовал опасность, каждый буквально дрожал», — вот как описывал Орлов реакцию своего персонала. Эйтингон, отмечал он, сразу же понял значение телеграммы, заметив, что Москва даже не обозначила псевдонимом предположительно известного человека, с которым Орлов должен был встретиться в Антверпене на борту судна «Свирь».

«Ежов и люди, которых он притащил с собой в НКВД из аппарата Центрального Комитета, не обладали таким опытом, какой имели старые руководители НКВД, которых они ликвидировали», — писал Орлов. Даже его персонал сразу же «раскусил» значение телеграммы, которая должна была развеять подозрения, но делала это «так неуклюже», что выдавала подлинные намерения Ежова[648]. Это особенно ясно проявляется в инструкциях, которые были даны Орлову: если по какой-либо причине он сочтет неудобным прибыть на борт судна, то должен ждать перед зданием «Америкен экспресс компани» в Антверпене в течение пяти минут каждые два часа с двух часов дня до восьми часов вечера. «Меня застрелят так же, как застрелили нескольких моих коллег, — предполагал Орлов. — Котов [Эйтингон], которому я показал телеграмму, понял, что это была ловушка»[649].

Орлов предвидел, что если он встретится с сотрудником советского консульства, то тот превратится в вооруженного охранника и проследит, чтобы Орлов взошел на борт русского судна в Антверпене. Поэтому он решил, что важно ничем не показать Москве или Эйтингону и членам своего персонала, что он намеревается избежать ловушки, если она действительно была. Орлов телеграфировал в Центр: «Подтверждаю получение вашей телеграммы за № 1743. Чтобы быть в Антверпене 14 июля, я должен отсюда выехать 11 июля или не позднее 12 июля. Поэтому прошу к этому времени сообщить: 1) Условия моей встречи с нашим товарищем в Антверпене. 2) Должны ли люди 5, 10, 26, 27, 29 к 14-му находиться уже в Европе или они могут пока в состоянии готовности находиться в Испании»[650]. Москва ответила утвердительно относительно необходимости продолжать выполнение агентами заданий, но не сообщила никакой дополнительной информации о его встрече.

Орлов послал обычный ответ, ничем не выдав, что у него возникли подозрения. Чтобы скрыть свое намерение не ехать в Париж, он запросил у Центра указания относительно отправки в столицу Бельгии четырех людей НКВД и одного агента — женщину, действующую в качестве журналиста под руководством Орлова:

«Получение телеграммы за № 1750 подтверждаю. 12 июля оформляю выезд и вышлю «Журналистку» в Брюссель, а брата — в город «Фина». 12 или 13 июля перебрасывается туда один из пяти человек, указанных в телеграмме № 1743. Со всеми будет обусловлена связь. Телеграфируйте, должен ли брат захватить с собой радиоаппарат. Нужно ли его запаковывать, уничтожить данные, взять дип-листы. Буду в Антверпене 14 июля»[651].

Это должно было стать последним сообщением Орлова в Центр в его качестве резидента НКВД в Испании. На следующий день Орлов зашел, как это знали и он, и его сотрудники, в последний раз в свою штаб-квартиру. «Когда я покинул свой кабинет в Барселоне, мои офицеры вышли из особняка, который мы занимали: все были мрачны, потому что чувствовали, что я отправляюсь в ловушку», — вспоминал Орлов о своем отъезде 12 июля. Однако его поездка приняла не то направление, которого они опасались и на которое рассчитывала Москва: «Вместо этого я позвонил жене, договорился встретиться с ними в определенном отеле в Перпиньяне и бежал»[652].

Расставшись с верными немецкими телохранителями на границе, он со своим испанским шофером пересек в машине французскую границу и направился в «Гранд-отель» в Перпиньяне. Там он забрал жену и дочь и сел в ночной поезд на Париж. Они прибыли туда 13 июля, накануне празднования Дня Бастилии, однако настроение Орлова отнюдь не соответствовало предпраздничному настроению парижан.

«Я чувствовал себя человеком, который покинул корабль и сел в спасательную шлюпку, не имея ни планов, ни надежды, — вспоминал Орлов. — Мне было известно, что НКВД имеет мощные связи во Франции и что не пройдет и двух суток, как террористы Ежова сядут мне на хвост. Мне нужно было как можно скорее уехать из Франции, где меня могли без труда загнать в угол и убить»[653].

Наличие у Орлова многочисленных родственников в Америке, многих из которых он позаботился навестить во время своей поездки в 1932 году, делало для него Соединенные Штаты очевидным надежным убежищем. Но его план сразу поехать туда рухнул, когда он, позвонив в посольство США, обнаружил, что посла Уильяма С. Буллита нет в городе. Он чувствовал, что не сможет довериться младшему по чину сотруднику, и ему для быстрого бегства была необходима какая-нибудь другая страна. «Поэтому я по совету жены пошел в канадское посольство, которое, к счастью, не было закрыто», — так описывал Орлов свой удачный выбор. Посольство, по счастью, находилось неподалеку от их гостиницы, и вскоре Орлову удалось добиться личной встречи с генеральным консулом. Он знал, что в то время Канада не поддерживала дипломатических отношений с Советским Союзом, а поэтому не могла предоставить ему официальную въездную визу. Но канадский консул, по словам Орлова, был «человеком дружелюбным», а по счастливой случайности, оказался также бывшим канадским комиссаром по вопросам иммиграции. Поэтому он смог написать рекомендательное письмо иммиграционным властям своей страны. В нем указывалось, что советский генерал, направляясь в Соединенные Штаты по дипломатическому паспорту, попросил разрешения свозить свою жену и больную дочь в Квебек для отдыха перед удушающей летней жарой Вашингтона, куда он получил назначение на новый пост[654].

Теперь Орловым необходимо было, не задерживаясь, добраться до Канады, поскольку на следующий день, когда он не появится в советском посольстве, чтобы ехать оттуда на машине в Антверпен, поднимется тревога. Пройдет немного времени, и НКВД СССР аннулирует паспорт, обеспечивавший Орлову дипломатический статус, необходимый, чтобы попасть в Америку. Судьба продолжала улыбаться семье беглецов. Пока они ожидали в посольстве, Орлов узнал от священника, который разговорился с его женой, что в тот самый день вечером канадский пароход «Монклэр» отплывает из Шербура в Монреаль.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});