Оскал Фортуны, или Урок выживания - Анастасия Анфимова

— Скажи мне это в профиль, если ты мужчина, — кривляясь проговорила Алекс, вспомнив французский фильм.

— Ну, держись! — переплетчик отшвырнул Фусана и трактором попер на Александру. Подскочив, он схватил ее одной рукой за куртку, а вторую занес для удара.

Сложенные клювом пальцы ткнули точно в печень. Матай икнул и, побелев от боли, стал заваливаться на сторону, открывая рот. Алекс несильно ударила его в подбородок. Лязгнули зубы, прикусив поганый язык. Переплетчик рухнул, обливаясь кровью.

Не обращая внимания на жуткую боль в ране, Александра оглядела притихших слуг. Только Фусан смог выдержать его взгляд.

— Кто-нибудь еще сомневается в том, что я мужчина? — тихо спросила она и, не получив ответа, направилась в свое купе. Переписчики бросились поднимать Матая.

Рухнув на кровать, Александра беззвучно заплакала. Болела потревоженная рана, но еще сильнее страдала душа. Она же считала усадьбу почти домом, а слуг если не друзьями, то приятелями точно. Дура! Алекс уткнулась носом в матрац, чтобы не дай Бог, кто-нибудь не услышал ее рыданий. Постепенно слезы смывали горечь обиды, оставляя на дне души тяжелый ком разочарования.

Утром Александра старалась ни на кого не глядеть. На распухшей роже Матая застыло испуганно — озлобленное выражение. Фусан пару раз порывался что-то сказать, но натыкался на холодный взгляд голубых глаз. Она в одиночестве доедала свою лепешку, когда к ней подошел Тотига.

— Вчера вечером нехорошо получилось, — проговорил он, пряча глаза.

— Очень, — согласилась Алекс.

— Слуги одного господина не должны драться, — назидательно сказал художник. — Ты еще молодой…

— В меня, значит, будут какашками кидать, а я их в попу целовать? — вскричала Александра. — Не дождетесь!

— Зачем же так?! — смутился Тотига. — Ну, пошутили, посмеялись…

— Хороши шуточки! — стала закипать Алекс.

— Просто ребята выпили, — стал объяснять художник. — У нас традиция…

— В баню на новый год ходите? — прервала его Александра.

— Нет, — покачал головой удивленный Тотига, не видевший бессмертной новогодней комедии. — После переписки новой книги устраиваем маленький праздник. Вот Матай и выпил чуть-чуть.

— И пил бы дальше. Я при чем? Зачем меня то задевать?

— Пьяный, — развел руками художник. — Ты уж не держи на него зла. Ему и так досталось. Чуть пол языка не откусил.

— Что ты от меня хочешь? — устало спросила Алекс.

— Не держи зла, — попросил Тотига. — В жизни всякое случается.

— Не буду, — согласилась Александра. — Только пусть он в начале думает, а потом говорит.

— Ну, говорить ему теперь долго не придется, — улыбнулся художник.

Пятачконосец встретил ее приход радостным визгом. Который, впрочем, сразу стих, как только свежие помои оказались в новенькой кормушке.

— Всем бы вам только жрать! — буркнула она, завязывая калитку. Услышав чьи-то шаги, Александра оглянулась. К сараю спешила озабоченная Ция.

— Я за ведром, — проговорила она.

— Да я бы сам принес, — удивленно пробормотала Алекс.

Взяв из ее рук деревянное ведро, девушка спросила:

— Правда, что у вас была драка?

— Какая там драка, — махнула Александра рукой. — Поговорили как мужчина с мужчиной.

— А что же у того слуги все лицо распухло? — хитро улыбнулась девушка.

— С похмелья, наверное, — хмыкнула Алекс. — Выпили вчера чуть-чуть, а гонору вылезло как у пьяного ратника.

Ция прыснула. Потом стала переминаться и кусать губы, перекладывая ведро из одной руки в другую.

— Ты чего? — удивилась Александра.

— Скажи, Алекс, — очень медленно проговорила Ция. — Это правда?

— Что? — не поняла та.

— Ну, — девушка опустила глаза и покраснела. — На счет твоей мужской силы.

— Правда, — разочарованно ответила Александра.

На лице девушки расплылась довольная улыбка. И прежде чем Алекс успела среагировать, Ция звонко чмокнула ее в щеку.

Александра смотрела, как она вприпрыжку бежит к кухне, и абсолютно ничего не понимала.

— И кто их баб разберет? — бормотала она, пожимая плечами. — Чего им надо?

Чубсо страдал. Разбитая голова почти поджила, напоминая о себе лишь шумом в ушах. Но провалявшись всю ночь в вонючей канаве, он сильно простудился. «Гостя сегуна» душил булькающий, разрывавший внутренности кашель. Лекарь пользовал больного травяными настойками, делал припарки и компрессы. Лечение помогало, но уж очень медленно. Однако сильнее простуды Чубсо мучило сознание упущенной возможности. Если бы не болезнь, он бы уже мчался на самом быстром скакуне в столицу. Да плевать на лошадей! С его полномочиями он бы менял их в каждом замке, спеша донести до Канцелярии Сына Неба весть о родственнице одного из помощников Самозванца!

Едва придя в себя, Чубсо решил написать рапорт о случившемся. Но вовремя передумал. Такие вести лучше сообщать самому. Бумагу нельзя наградить, а письму не поручишь розыск настоящих родителей Юмико Сайо и степени ее родства с семейством Сакуро, или с самим Самозванцем! Скрепя сердце, Чубсо был вынужден ждать выздоровления.

Он лежал в своей комнате большого замка и жалел себя. Немой слуга, выбранный именно за это качество, разогревал на маленькой жаровне укрепляющее питье. Вдруг в дверь постучали.

— Открой, болван! — приказал Чубсо.

Слуга равнодушно взглянул на страдающего хозяина и пошел открывать.

К Чубсо пришел Гафуро Наго помощник главного распорядителя постельной кладовой сегуна. Один из немногих придворных, рисковавших открыто встречаться с представителем Тайного Ока Сына Неба. Столь безрассудная смелость была вызвана не только особенностями характера Наго, но и его незначительным статусом. Лишь на одну ступень опережавшим «гостя сегуна».

Толстый с большим ртом, пухлыми губами и глазами на выкате, он сильно походил на земноводное и имел при дворе кличку: «постельная жаба». И не только из-за места службы.

Пыхтя от тяжести собственного брюха, он взгромоздился на пискнувший табурет.

— Как твое драгоценное здоровье, Чубсо-сей? — проговорил он квакающим голосом и вытер обширную лысину.

— Паршиво, — пробурчал тот, кутаясь в шерстяной плащ. — Голова почти не болит, а вот кашель замучил.

— Что сказал лекарь? — задал следующий вопрос Наго.

Чубсо только рукой махнул.

— Тебе надо пить чай с медом! — поднял вверх толстый, как сосиска, палец гость. — День, два и все как рукой снимет.

Вместо ответа хозяин указал на стол, где кучковались плошки и кувшины.

— Значит, надо натереть медом грудь, — не сдавался Гафуро.

— Ты пришел лечить или рассказать новости? — раздраженно проговорил Чубсо. Он болел уже несколько дней и не знал, что происходит за стенами комнаты.

Помощник главного распорядителя постельной кладовой сегуна преобразился. Он ужасно любил поговорить. Жаль только, ему редко выпадала такая возможность. И все из-за проклятого голоса! Так похожего на кваканье лягушки. Вполне может быть, что именно возможность исполнять бесконечные монологи собственного сочинения и привели этого далеко не глупого толстяка в информаторы Тайного Ока.

Прочистив горло, Наго заговорил. Чубсо мгновенно почувствовал себя на болоте.

— Все прославляют мудрость указа Сына Неба о карательном походе в Дикие степи. Теперь в Хайдаро собираются ратники со всей страны. Выступление намечено на середину месяца Сома.

— В разгар осени? — от удивления Чубсо перестал кашлять.

— Очевидно, Сын Неба, да продлиться его жизнь десять тысяч раз по десять тысяч лет, считает, что войско под командованием мудрого и храброго сегуна Хайдаро разгонит варваров еще до наступления зимней распутицы.

— Но в степи в это время уже может выпасть снег! — вскричал больной.

— Ты сомневаешься в мудрости Сына Неба? — возмущенно проквакал Гафуро.

— Конечно нет! — Чубсо даже кашлять перестал. — Я лишь сомневаюсь в мудрости советников Сына Неба.

Собеседник сокрушенно покачал лысиной.

— Оставим Сына Неба и его мудрых советников, — вздохнул «гость сегуна». — Какие новости во дворце?

— Его высочество выбрал, наконец, награду для господина Айоро, — торжественно проквакал Наго. — После излечения его ожидает пост первого всадника.

— А как же Ано Сахо?

— Отправлен на отдых, — ответил гость.

Чубсо хмыкнул. Первый всадник сегуна является командиром кавалерии и первым заместителем Старшего соратника сегуна. Но так как пехоту после гражданской войны безжалостно разогнали, и теперь все воины землевладельцев в основном пересели на лошадей, должность первого всадника стала чисто номинальной. В Канаго-сегу ее долгие годы занимал престарелый Ано Сахо, являвшийся учителем верховой езды сегуна.