Юбер аллес (бета-версия) - Юрий Нестеренко

- МОССАД был создан во время Фолшпиля, - пояснила израильтянка. - Для самых... как это сказать по-русски? Деликатных заданий, - вспомнила она.

- Вы очень хорошо говорите по-русски, - заметил Власов.

- Нет, всё ещё плохо, - безапелляционно заявила женщина. - Я иногда забываю слова. Я полиглот, но некоторые слова я иногда забываю. Но тот клуц из АМАН, что допрашивал Борисова, знал русский ещё хуже меня. Тогда бы он понял... - она замолчала.

- Что именно? - Фридрих опять почувствовал, что ноги затекают.

- Давайте так. Вы мне расскажете, что успели накопать. А потом я вам отвечу на вопросы. И расскажу то, чего вы не знаете... Да, - добавила она, уловив колебания Власова, - ваше руководство не удосужилось проинформировать нас, что Зайн в России. Хотя могло бы, учитывая опыт прошлого сотрудничества... Но теперь какие-то полномочия у вас есть? Иначе вы бы не пришли сюда. Я, в свою очередь, получила от своего руководства все полномочия. Можете считать, что инициатива контакта исходит от нас, если вам так проще. В конце концов, это в общих интересах. Ну что, перейдем, наконец, к делу, как вы сказали?

- Хорошо, - кивнул Власов. Напутствие Мюллера оказалось кстати.

Далее последовало то, что Фридрих не мог назвать иначе как допросом - быстрым и профессиональным. Вопросы сыпались один за другим - иногда логичные, иногда совсем непонятные. Фридрих старался отвечать честно и точно, выполняя свою часть соглашения - даже когда вопросы не касались непосредственно Зайна. В частности, Эстер заинтересовалась последней добычей Власова - розовым целленхёрером с записью разговора со Спаде.

- Зайн легко снюхивается с наркоторговцами, - объяснила она. - Этот Спаде вполне может быть связан с некоторыми его делами. Хотя, насколько мне известно, Спаде юдофоб... Хоть что-то в нём осталось нормального, да? Вы ведь так подумали? - израильтянка сделала вид, что шутит, но в глазах блеснула злость.

- У него не было никаких причин быть ещё и юдофилом, - возразил Власов. - Хотя и ярко выраженным юдофобом - тоже.

- Нет, он тяжёлый юдофоб. Однако, если дела идут скверно, можно связаться хоь с чёртом, не говоря уже о юде-террористе...

- Не думаю, что между ними есть связь, - заметил Власов. - Всё, что могло бы связывать эти две фигуры - тема наркотиков. Точнее, штрик. Но Спаде, насколько я знаю, не занимается штриком.

- Не всё так просто. Берта потом вам расскажет кое-что, - туманно заметила Эстер. - Но сначала я вам хочу кое-что рассказать. Кажется, я поняла, почему Зайн убил Борисова.

- Вы уверены?.. - начал было Фридрих, но женщина махнула рукой.

- Не притворяйтесь. И вы, и я - мы оба знаем, кто его убил. И как.

- Я примерно представляю себе "как"... - начал было Власов.

- А я знаю точно. Я работала со штриком. Скорее всего, - офицер Шляйм опять показала зубы, - Зайн просто отдал ему приказ. Допустим, вывел на крышу, а потом... ну, скажем... велел прочесть длинное стихотворение и после этого спрыгнуть вниз. Даже не так: просто закрыть глаза и пойти вперёд. Подштрикованный человек исполняет такие команды безропотно. А за то время, пока тот читал стихи, Зайн успел скрыться.

- Но почему он в таком случае не приказал ему, скажем, вскрыть себе вены в ванной? - заинтересовался Фридрих. - Тогда бы тело нашли гораздо позже.

- Нет, это могло бы не сработать. Во-первых, человек, даже под препаратами, всё-таки не может убить себя. Такие приказы обычно не срабатывают. Конечно, он мог уложить его в ванну и вскрыть ему вены. Но для того, чтобы жертва вела себя смирно, нужно слишком много наркотика. Он захлебнулся бы в воде. Так или иначе, это было бы обычным убийством. А Зайн не мог убить Борисова.

- Почему? - осведомился Власов.

- Борисов когда-то принадлежал к личной организации Зайна, так называемой Бригаде... Он носил кличку Каф. Это такая буква нашего алфавита. Эти люди были связаны между собой... очень тесно, - последние слова женщина выговорила с видимым усилием, как будто признавалась в чём-то неприятном. - И Зайн когда-то обещал всем своим соратникам, что он никогда сам не пожертвует жизнью любого из них, даже если это будет необходимо для дела. А Зайн всегда исполняет свои обещания. Ну, то есть по-своему исполняет.

Власов задумчиво кивнул.

- Но дело не только в этом. Зайн мстителен, но не настолько, чтобы рисковать своей миссией здесь ради какого-то Борисова. У него был другой интерес. Практический. Я уверена, что он не просто убил его. Он его допрашивал.

- И что же такого мог знать этот Борисов? - Власову захотелось попросить ещё чая, но он понимал, что сейчас не время.

- Не знал. А имел, - поправила его Эстер. - Я прочла все протоколы допросов этого человека. Борисов просидел в тюрьме шесть лет, и его допрашивали постоянно, практически каждый день. Из него вытащили очень много всего. Но кое-что они всё-таки упустили. Просто не придали значения некоторым его оговоркам и околичностям. Потому что они интересовались только его работой на Визенталя и прочими такими вещами. Потом мы стали разбираться, но было уже поздно. Мы - это МОССАД, - сочла нужным добавить она. - Так вот, Борисов был замешан в одной старой истории. Когда он был ещё в России, до эмиграции... Точнее сказать, до бегства. Так вот, он бежал не один. И этот второй человек оставил в России какую-то вещь. Очень ценную. И представляющую интерес для Зайна лично.

- Откуда вы всё это знаете? - спросил Фридрих.

- Частично - из протоколов допросов. Но мы занялись этими протоколами позже... Давайте я расскажу всё с начала. Недавно с нами связался некий Франсуа Гранель, француз, санитар из парижского госпиталя. Он хотел продать нам информацию. Точнее, не нам, а амановцам, потому что связался он с ними... Но вели это дело всё-таки мы. По итогам есть отчёт, но он на иврите. Расскажу главное. Гранель сообщил нам, что в их клинику попала женщина. Она выбросилась из окна. Кроме множественных переломов и травм внутренних органов, на её теле нашли резаные раны, ожоги... над ней кто-то хорошо поработал. Поскольку у неё не было медицинского полиса, её отправили в дешёвый муниципальный госпиталь. Она была очень плоха, вытащить её не удалось. Гранель был единственным, кто оставался с ней в палате до конца. Так вот, незадолго до смерти она пришла в сознание и успела кое-что рассказать. Нам повезло: Гранель имел при себе маленький магнитофон... как же это по-английски?.. плеер, да. Он любил слушать музыку через наушники. Так вот, женщина говорила странные вещи, и он решил это записать. Он потратил на это кассету с записью своей любимой музыки, - усмехнулась она.

- Наверное, что-нибудь негритянское, - не удержался Власов. - И что она сказала?

- Вот расшифровка, - Эстер извлекла из рукава тоненький листок бумаги. - Умирая, она говорила на дойче... Читайте, вы всё поймёте.

Власов осторожно взял бумажку за кончики. Мелкий шрифт друкера плохо читался в полутьме.

"... дадут денег. Послушай, это очень важно. Я умираю... Тебе дадут денег... укольчик, сделай ещё укольчик. Как тебя зовут? Я умираю. Сделай ещё укольчик, мне очень больно! Я должна сказать. Я должна рассказать. Я дура. Они меня взяли в том кафе... Сделай мне укол, мне так больно! Я вру. Я сама пошла к тому мужику. Он меня снял в том кафе. Я думала, он... Визенталевцы. Они меня пытали. Калёным железом. Электроды засовывали туда... Ублюдки. Сделай ещё укольчик. Меня звали Дина. Дина. Красивое имя, правда?"

- Впоследствии мы установили личность убитой, - прервала чтение израильтянка. Это была некая Дина Рубинчик, гражданка Республики Израиль. Непрофессионалка, но сотрудничала с АМАН на коммерческой основе. В своё время работала по одному террористу из зайновской бригады...

- Любовница Борисова, которая уговорила его уехать в Израиль? - сообразил Власов.

- Да, она самая, - кивнула Эстер. - За что и поплатилась. Её сцапали визенталевцы.

- Интересно, как они на неё вышли, - пробормотал Фридрих.

- Думаю, она особенно не скрывалась. И наверняка кому-то что-то рассказывала. Непрофессионалы глупы и болтливы, - женщина чуть наклонилась вперёд, тень упала на лицо, и она снова стала похожа на молодую китаянку. - В общем, её взяли в Париже. Долго пытали. Наверное, даже не столько ради каких-то сведений, сколько для того, чтобы просто помучить. Видимо, она пыталась как-то заинтересовать своих палачей, что-то им рассказать - хотя бы для того, чтобы выиграть время. Впрочем, это уже мои догадки... Читайте дальше, не буду вас отвлекать.

"Я им рассказывала... чтобы они перестали. Рассказала про Борисова. Им это было нужно... Потом пришёл старик. Он меня не мучил. Гладил по голове и делал укольчики. Сделай мне укольчик, милый, мне очень больно. Я умираю... Спасибо. Мне хорошо. Я должна рассказать, а ты всё расскажешь нашим... они тебе заплатят. Слышишь? Заплатят. Тот старик. Я боялась. Больше, чем этих с железом. Что-то в нём было такое... Он спрашивал про Аркадия. Как я его любила. Почему его сдала. Спросил про деньги. Что я сделала это за деньги. Я сказала, что у Аркаши есть вещь, которая стоит очень большие деньги... Сделай укольчик, миленький. Как тебя зовут? Франсуа? Хорошее имя... у нас с тобой могло бы получиться... Я, кажется, всё... прощай... Я ещё жива? Деньги. Я говорила? Скажи нашим: у Аркадия есть бумаги Эренбурга. Они в России. Аркадий знает, где, но не может достать. Не знаю почему. Это стоит несколько сотен... сотен... сотен миллионов. Или миллиардов. У меня в голове всё путается. Сделай мне укольчик. Мне очень плохо, очень. Что они со мной делали, ублюдки... Аркадий бежал вместе с Эренбургом. Допросите Аркадия. Он всё расскажет. Он мне рассказывал про это, но я уже всё... Солнце в окне. Они меня буквально на секунду упустили, на секунду упустили... я успела. Головой вперёд, как в воду. Я занималась гимнастикой и плаванием, я могла... Укольчик... Свяжись с АМАН, они тебе заплатят. Слышишь, ты, свяжись с АМАН. Скажи им про бумаги! Аркадий знает, где они. Он мне говорил... много раз. Что мы когда-нибудь будем богатыми, очень богатыми. Сделай мне укольчик. Ну почему ты мне не делаешь укольчик, мне же больно, больно! Сохрани тело... в холодильник положи, я не знаю как. Ужасно. Я не смогу иметь детей? Жить. Жарко. Апельсины... Почему у вас кофе без пенки? Я плюнула в кофе. Я не буду ничего подписывать. Зачем вы меня скатертью накрыли? Я пьяная? Я жива?"