Легенды - Стивен Кинг

Все изменилось так, будто новое солнце, больше прежнего, взошло над замком, согрев каждый его уголок. Даже самые обыденные дела приобрели новый смысл благодаря моим чувствам к ясноглазому Телларину. Я стала прилежно заниматься катехизисом и чтением, чтобы моему любимому не казалось, что со мной не о чем говорить.., кроме тех дней, когда ничем не могла заниматься, мечтая о нем. Я использовала свои прогулки по замку как предлог, чтобы увидеть его, обменяться с ним взглядом через двор или с другого конца коридора. Даже сказки, которые Ульса рассказывала мне за шитьем и которые прежде лишь помогали коротать время, звучали теперь совершенно по-новому. Влюбленные принцы и принцессы были Телларином и мной. Их страдания жгли меня, как огнем, а торжество любви трогало так глубоко, что порой я боялась лишиться чувств.

В конце концов Ульса, которая примечала многое, хотя ничего не знала наверное, перестала рассказывать мне какие бы то ни было истории с поцелуями.

Но тогда у меня уже появилась своя история, и я ею жила. Наш первый поцелуй состоялся, когда мы гуляли в продуваемом ветром садике под сенью башни северян. С тех пор это безобразное сооружение стало казаться мне прекрасным, и мне становилось тепло в самый холодный день, когда я видела эту башню.

— Твой отчим мог бы отрубить мне голову, — сказал мой солдат, касаясь моей щеки своей. — Я предал его доверие и забыл о своем положении.

— Раз уж ты все равно приговорен, — прошептала я, — можешь согрешить еще раз. — И я увлекла его подальше в тень и целовала, пока у меня не заболели губы. Я никогда еще не чувствовала себя такой живой, я сходила с ума. Я голодала без него, без его поцелуев, его голоса.

Он дарил мне мелочи, которых не водилось в унылом, бережливом доме Сулиса, — цветы, сладости, безделушки, покупая их на рынке в новом городке Эркинчестере за воротами замка. Я с трудом заставляла себя есть медовые финики, которые он приносил — не потому, что они были разорительны для его кошелька, хотя так оно и было — он не мог похвалиться богатством, как его друг Аваллес, — а потому, что это были его дары, для меня драгоценные. Съедать их казалось мне чудовищным транжирством.

— Ну так ешь понемногу, — говорил он мне. — Они будут целовать твои губки, когда меня рядом нет.

Нечего и говорить, что я отдалась ему безраздельно. Намеки Ульсы на падших женщин, которые топятся в Королевском озере, на невест, которых с позором отсылают к родителям после первой ночи, даже о незаконных детях, становящихся причиной страшных войн, я пропускала мимо ушей. Я отдала Телларину и сердце свое, и тело. Кто бы не сделал этого на моем месте? И стань я опять той девушкой, вышедшей из мрака своего грустного детства на свет яркого дня, я сделала бы это снова и с той же радостью. Даже теперь, когда я вижу всю глупость содеянного мной, я не могу винить ту девочку. Когда ты молода и жизнь кажется тебе длинной-предлинной, у тебя, как ни странно, совсем нет терпения — ты не можешь понять, что будет и другой день, другое время, другой случай. Так уж создал нас Бог — кто знает почему?

Вот и для меня в те дни не существовало ничего, кроме жара в моей крови. Когда Телларин стучался ко мне ночью, я укладывала его в свою постель, а когда он уходил, я плакала, но не от стыда. Между тем осень сменилась зимой, но нам и горя было мало — мы построили себе свой собственный теплый мирок. Я ни на миг не могла представить себе жизни без Телларина.

Скажу опять — юность глупа, ведь я столько уж лет живу без него. И в жизни моей с тех пор, как я его потеряла, было немало радостей, но тогда я нипочем бы не поверила в это. И все же я никогда больше не жила так полно и ярко, как в дни своей первой любви. Словно я знала, что нам недолго быть вместе.

Как ни назвать это — судьбой, проклятием или волей небес, — но теперь, оглядываясь назад, я вижу, как нечто неотвратимо вело нас к месту нашего назначения.

В одной ночи в конце месяца фейервера я начала понимать, что отчим не просто чудит — дело гораздо хуже. Я кралась по коридору обратно в свою комнату, проводив Телларина, и ни о чем другом не думала — и вдруг наткнулась на Сулиса. Я пришла в ужас, решив, что мое преступление столь же очевидно, как кровь на белой простыне, и, вся дрожа, ожидала изобличения. Но он лишь заморгал и поднял свечу повыше:

— Бреда? Что ты здесь делаешь, девочка?

Он не называл меня «девочкой» с тех пор, как умерла мать. Его немногие волосы растрепались, словно он сам только что разгуливал где-то, но, судя по его застывшему взгляду, прогулка была не из приятных. Широкие плечи поникли, и он казался таким усталым, что едва мог держать голову прямо. Мужчина, так поразивший мою мать в доме Годрика, изменился почти до неузнаваемости.

Отчим был закутан в одеяло, из-под которого виднелись голые до колен ноги. Неужели это тот самый Сулис, который всегда одевался с тем же тщанием, с каким некогда строил свои полки на поле боя? Вид бледных ног вызвал во мне невыразимую тревогу.

— Я… Мне не спалось. Захотелось подышать воздухом. Его взгляд, скользнув по мне, снова ушел во мрак. Он казался не просто растерянным, а испуганным по-настоящему.

— Не надо выходить в такое время. Теперь поздно, а в этих коридорах полно… — Он запнулся. — Полно сквозняков. И очень холодно. Ступай к себе, девочка.

Все в нем внушало мне страх. Я попятилась, но сочла нужным произнести:

— Доброй вам ночи, и да благословит вас Бог. Он как-то судорожно качнул головой и побрел прочь. Несколько дней спустя в замок доставили закованную в цепь колдунью.

Я узнала об этом только от Телларина. После любовных ласк мы лежали, пригревшись, под моим одеялом, и внезапно он объявил:

— А господин Сулис велел схватить колдунью. Я удивилась — обычно в постели мы говорили совсем о другом.

— Какую колдунью?

— Она живет в лесу Альдегеорте, — он произнес эркинлендское название с обычной милой неуклюжестью, — и часто бывает на рынке в городе на Имстрекке, к востоку отсюда. Там ее хорошо знают — она лечит травами, сводит бородавки и все такое. Так говорит Аваллес.

Я вспомнила, что велела мне передать отчиму бывшая шлюха Ксаниппа в ночь смерти моей матери. Было тепло, но я плотнее закутала одеялом наши влажные тела.

— Но зачем она понадобилась господину Сулису?

— Ну, она ведьма — стало быть, идет против Бога. Аваллес с солдатами схватил ее и привез сюда нынче вечером.

— Но на озере, где я выросла, полным-полно знахарок, и под стенами замка они тоже есть. Зачем же ему эта женщина?

— Как видно, он полагает, что она не просто безобидная знахарка. Он велел бросить ее в темницу под тронным залом, скованную по рукам и ногам.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});